маскулинисты!), – это еще так-сяк. Но вот всё остальное…

Сейчас ей предстояло решить три человеческие судьбы, причем судьбы людей, ей не чужих.

Во-первых, требовалось примерно наказать охранницу гарема, уличенную в том, что, подделав ключ для пояса целомудрия, полагающегося персоналу всякого уважающего себя сераля, она нагло пользовалась мужьями Ипполиты.

Каждую из охранниц императрица знала в лицо, у многих даже бывала на днях рождения и свадьбах, некоторые служили во дворце семьями уже не одно поколение (именно из их числа была провинившаяся девица), и подобный поступок довольно сильно задел Ипполиту.

Что, интересно, делать с охранницей – дать ей сто плетей или ограничиться разжалованием с запретом содержать гарем сроком на три года? «При моей бабке эту распутницу, пожалуй, могли и на кол посадить, а теперь даже в тюрьму не посадишь!» – с неудовольствием подумала владычица Амазонии.

Задумчиво она пробежала глазами бланк распоряжения с проставленным именем и фамилией девицы. Что туда вписать – плети или просто увольнение и разжалование?

Во-вторых, ей нужно было разобраться с уличенной в крупной контрабанде генералом тыловой службы Иолантой де Сент-Люсия. Всё бы ничего, но Иоланта была ее старой подругой – еще по Особой эскадре. Причем де Сент-Люсия были семейством богатым, и генерал вовсе не умирала с голоду. (Список предметов роскоши, которые она купила на вырученные от незаконной торговли деньги, занимал три страницы распечатки.)

Скверно: если она спустит дело на тормозах, скажут, императрица покрывает старую подругу, а прижмет как следует, пойдут шептаться, что даже старую подругу не пожалела. И так и так плохо. Да, вредная у монархов работа: удивительно, почему на ней не полагается спецпитание? Куда только смотрит Амазонийская Лига охраны труда?

Но всё это, в общем, пусть и неприятно, но вполне можно пережить…

А вот в-третьих… Да, в-третьих…

Поверх груды бумаг лежало послание со Старой Земли (одной из пяти наиболее вероятных претенденток на этот статус), из дирекции лучшего в Ойкумене женского лицея, где обучалась (до недавнего времени) ее старшая дочь – принцесса Милисента.

Впрочем, подробности этого скандала были ей хорошо известны и без письма – о нем уже почти месяц трещали все информационные каналы двух десятков как минимум миров. (Каналов, к счастью, в Амазонии не принимавшихся, но содержание их передач было изложено в отчетах спецслужб.)

Теперь она имела возможность познакомиться со сведениями из первоисточника.

Как следует из послания и из публикаций, ее дочурка ни много ни мало попыталась изнасиловать директора лицея – почтенного Карло Колоддо.

Но мало того, при этом всплыло нечто такое, что затмило собой факт этих самых грубых сексуальных домогательств.

Дело в том, что почтенный Карло Колоддо, один из корифеев педагогики, в действительности оказался переодетой женщиной, долгое время скрывавшей свою сущность.

Разразившийся скандал усугубило то, что сразу после первых сообщений несколько бывших лицеисток тут же заявили о том, что состояли с ним (то есть с ней) в неподобающих отношениях, но тогда не стали поднимать шума.

Хотя директорат и уверял, что подробного служебного расследования не производилось (репутацию берегут, сволочи!), но указывалось, что имеющиеся факты скорее свидетельствуют против принцессы, чем за нее. А посему, несмотря на высокую честь, они не считают возможным дальнейшее пребывание ее высочества в их стенах.

Тем же рейсом, что прибыло это послание, заявилась и сама Милисента, теперь сидящая под замком в одном из дальних крыльев дворца. (Вначале Ипполита даже хотела сгоряча запереть ее на гауптвахте придворной кордегардии.)

Да уж, сюрприз так сюрприз.

«А в ее-то годы я была скромнее, – подумала Ипполита. – Только-только начала по чужим гаремам лазить. Правда, свой завела рано…»

Она хмыкнула. Причина, по которой ей пришлось срочно обзаводиться гаремом, и причина, вызвавшая скандал на Старой Земле, была одна и та же и звалась Милисентой.

И где теперь тот красавчик из новорусского посольства? Должно быть, стал обрюзгшим, расплывшимся чиновником, изнуренным государственными делами до полной импотенции.

Может, это в дочурке проявились гены уроженца патриархального мира?

Или правы были те, кто не одобрял того, как императрица воспитывала Милисенту?

Что есть, то есть – сама она была воспитана совсем по-другому: ее воспитывала мать точно так же, как ту воспитывала бабка, теми же «добрыми старыми методами».

Подъем в пять часов, обливание ледяной водой, завтрак из ломтя хлеба и кружки кофе, бег с препятствиями, бег с завязанными глазами, стрельба, а позже – пилотирование с загрубленным противоперегрузочным устройством. Потом зубрежка до вечера – геральдика, история самых знатных родов, история империи. Но главное – стратегия, тактика и уставы, уставы, уставы…(«Мы должны быть сильными и воинственными, дочка, ибо живем в мире извращенного патриархата».)

И не дай Богиня отступить от старых добрых обычаев хотя бы в малости!

(«Это что у тебя за тряпка? Бюст… гальтер? А, ну так бы и говорила, что лифчик. Запомни, дочка, – настоящей амазонке всякие такие лифчики за исключением противоперегрузочных без надобности – у настоящей амазонки грудь поддерживают ее мышцы!» И шелковый бюстгальтер, любовно сшитый ею украдкой, ночами, по выкройкам из тайком полученного от одной из фрейлин инопланетного журнала мод, летит в камин.)

А уж не приведи Богиня что-то сказать против («Тебе стрельба из арбалета не нравится? Что значит – зачем?? И мать моя, и бабка, и все предки ею занимались, и ты будешь! Ах, не хочешь? А ремня?»)

Даже первого любовника ей подобрала матушка, когда сочла, что «девочке уже пора», – танцовщика из императорского театра, без капли мозгов и способности понять чьи-то чувства, но зато прославившегося своей мужской силой в среде придворных дам.

…Только вспомнить, сколько труда ей стоило добиться у этих клуш из Государственного совета согласия на отправку Милисенты на учебу за границу!

И то наверняка многие согласились лишь потому, что надеялись: там, вдали от матери, принцесса спутается с каким-нибудь великосветским хлыщом, пустится во все тяжкие или устроит громкий скандал, который напрочь скомпрометирует ее… А там уж недалеко и до того, чтобы наследницей провозгласили кого-то из племянниц Ипполиты…

И вот, кажется, они своего почти дождались…

Она-то считала, что ее дочь умнее, что еще больше наберется ума, поучившись за границей! Что Милисенте не придется, как ей самой, украдкой, ночами, – не дай Богиня императрице показать свою слабость – изучать книги по политике и экономике. Что она не будет, мучительно напрягая мозги, отчаянно пытаться отыскать решение какого-нибудь вопроса, чтобы потом узнать, что он давно уже решен в других мирах.

И, быть может, благодаря всему этому даже откроет новую эру в истории империи.

А она?! Опозорила на всю Вселенную!

Главное – кто бы мог подумать? Мелисента всё время была тихой и примерной лицеисткой, показывала едва ли не лучшие результаты среди своих соучениц. Свободное время проводила чаще всего не в компаниях и увеселительных заведениях, а в библиотеке. Даже, по докладам приглядывавших за ней сотрудников, особо не интересовалась противоположным полом. Подумать только – за полтора года ни одного парня, кроме как на каникулах – уже в Амазонии. Она даже начала несколько беспокоиться за девочку… И вот на тебе!

Да, хоть ты и императрица, а проблемы с детьми такие же, как у какой-нибудь хуторянки из захолустья…

И не в радость тебе тогда ни императорская корона, ни лучший в стране гарем на четыреста мест.

Поднявшись, Ипполита подошла к окну, выходившему на Большой императорский парк. Ее взору предстал суровый, хотя и не лишенный красоты зимний пейзаж.