советских войск в ЧССР в 1968.

К Болгарии могла быть присоединена Македония, к Румынии – сербская часть Олтении, к Венгрии – Воеводина.

От анализа внешнеполитической виртуальности, и связанных с нею процессов, вновь вернемся к чисто внутренним проблемам.

Коснемся теперь национального вопроса, который, хотя и был действительно решен в Советском Союзе «в основном», но относится к вопросам такого рода, которые принципиально невозможно решить окончательно.

Думается, что наилучшим из имевших на тот момент хождение в кругах, близких к власти, хотя, разумеется, и далеко не идеальным рецептом, стал бы повсеместный переход к национально- пропорциональной системе. То есть соотношение представителей различных национальностей в органах власти, учебных заведениях, и т.д., в общем и целом соответствовало бы проценту каждой из них в населении страны.

Правда, высшей власти, прими она подобное решение, пришлось бы преодолеть сопротивление представителей части высшей московской бюрократии, видевшей в притоке свежих сил из республик угрозу своему положению. Были бы также противники у данной политики и так сказать, по идейным соображениям – скрытые националисты из числа представителей партийных организаций центральных областей России, те, кого небезызвестный Г. Попов назвал «великорусской партией».

Но вряд ли подобное недовольство было бы сколь-нибудь сильным а главное – организованным – вышеупомянутая «партия» представляла собой десятка два– три второстепенных членов ЦК.

Тем более, что, с другой стороны, например, мощнейшая украинская партийная организация целиком бы поддержала высшее руководство в этом начинании.

Но, следует подчеркнуть – проблемы национализма в нашей стране не существует.

Это, разумеется, не значит, что национализма не было как явления. Но он не являлся именно проблемой, угрожающей основам государства, каким он стал с конца восьмидесятых -начала девяностых, (и до сих пор является – уже и для РФ, да и не её одной) под влиянием резко изменившейся социально- политической обстановки.

Вообще же, все разговоры об «объективном» характере роста национализма в СССР во второй половине восьмидесятых, противоречат фактическим данным. В частности, согласно исследованиям академика Яременко, проведенным как раз в середине восьмидесятых годов, например, наблюдалась явственная тенденция переселения в южные регионы России жителей кавказских республик. Причем, как свидетельствовали беспристрастные данные статистики, росло и число смешанных браков. Более того, «во многих русских семьях предпочитали зятя-кавказца: крепкий хозяин, не пьет, всегда обеспеченна помощь и поддержка его родственников». На 1987 год около одной седьмой части всех браков были межнациональными, а кое-где (например, в Казахстане) это число достигало одной трети.

Утверждающим обратное можно задать простые вопросы – сколько сторонников «самостийности» было в Одессе, Донбассе и Харькове; насколько популярна была в Белоруссии идея отделения от Союза; и напоследок – как широко было распространено такое явление, как молдавский национализм.

Не говоря уже к примеру, об армянском национализме, росту которого способствовала память о геноциде армян 1915 – 20 годов, принимая во внимание, что осуществившая его Турция была еще членом НАТО и стратегическим союзником США.

Возвращаясь к тому, о чем говорилось в начале главы – ровным счетом никаких объективно значимых факторов, которые могли бы столкнуть СССР на рельсы «плюралистической демократии», и привести к власти «нетоталитарный» режим, не существовало.

Думается, даже самый убежденный либерал не станет отрицать, что идея об установлении на территории Советского Союза западного образа жизни была достоянием ничтожного меньшинства, которым, при обычном развитии событий можно было бы пренебречь – настолько малое влияние на обстановку в стране эти люди оказывали. Активных борцов с существовавшим строем в абсолютном исчислении было такое ничтожное количество – несколько более двух тысяч на двести семьдесят с лишним миллионов, что ими можно было пренебречь.

Что и не удивительно – если еще, к примеру, в Прибалтике было немало людей, помнящих иной уклад жизни, то на остальной территории СССР социализм давно воспринимался как некая данность, нечто существующее изначально и вечное (см. выше). Например, в РСФСР абсолютное большинство населения даже не могло бы даже внятно ответить на вопрос: каких цветов был дореволюционный флаг. (82,39)

Кстати, это еще один пример того, как, по большому счету иллюзорна надежность в сущности любых социальных структур и самих основ всякого общества.

Как вспоминает по этому поводу писатель– диссидент Анатолий Гладилин, незадолго перед своим отъездом за рубеж он беседовал с Сахаровым, и на вопрос -почему тот уезжает, ответил, что не уехал бы, будь у него надежда на какие-либо изменения, а так «государство это необычайно крепкое: простоит еще двести лет».

Таково господствующее настроение в обществе, ощущаемое, правда, по разному в разных слоях и группах общества – кем-то с удовлетворением, кем – то с усталым сожалением, кем-то – с равнодушием, а кем-то -со злым отчаянием. Настроения эти привели, кроме всего прочего еще и к тому что, как отмечают все наблюдатели, к началу восьмидесятых наблюдался явный спад диссидентского движения. Этот процесс, не будь достопамятного апрельского пленума и всего, что последовало за ним, продолжал бы углубляться. Ряды правозащитников практически бы не пополнялись, часть эмигрировала бы, другие надолго оказались бы в тюрьмах и лагерях. Тем более, что после того, как в конце семидесятых – начале восьмидесятых, были арестованы практически все руководители (порядка пятисот человек) диссидентского движения, оно уже явно пошло на спад.

Скептик, в качестве опровержения вышеприведенных слов, мог бы указать на роль, которую ныне играют во властных и коммерческих структурах выходцы из партийного и государственного аппарата советского времени, как и на то, что в бывших республиках у власти ныне – тамошние партократы. Но, во первых, процент бывших представителей советской элиты в нынешней власти и бизнесе далеко не так велик, как может показаться.

Второе – действительно, абсолютное большинство тех, кто встал во главе отделившихся республик, это бывшие члены Политбюро и ЦК. Но отметим необыкновенно важное обстоятельство – все это люди, выдвинутые на свой пост ни кем иным, как «Михал Сергееичем».

Конечно, есть два исключения – Шеварднадзе и Алиев, происходящие из брежневского поколения политиков. Но, на взгляд автора, эти исключения скорее подтверждают правило, чем опровергают его. Надо также учитывать неизбежные приспособленчество и конформизм, характерный для всякой бюрократической системы, каковой несомненно была КПСС. Да и в самом деле, в каком нормальном учреждении любой страны потерпели бы сотрудника, который критикует решения верхов и даже пытается их не выполнять? И те, кто в изменившихся условиях принялся ниспровергать коммунистические идеи, в других обстоятельствах старательно и, во многом, искренне, продолжали бы двигать вперед социализм. Данное явление можно сопоставить, например, с тем, как после Октября многие, даже достаточно высокопоставленные деятели прежней власти, активно сотрудничали с большевиками, зачастую достигая высокого положения.

В этой связи весьма любопытно попытаться проследить возможный путь отдельных фигур истэблишмента. Эдуард Шеварднадзе, скорее всего, давно уже пребывал на пенсии, при этом, – очень возможно, успев побывать и министром иностранных дел. Гейдар Алиев мог оказаться вполне подходящей кандидатурой на пост Председателя Президиума Верховного Совета. Аскар Акаев продолжал бы занимать высокую должность профессора математики Ленинградского университета, наверняка даже и не задумываясь о возможности стать во главе своего родного Кыргызстана. Республиканскими руководителями вполне могли оказаться и недавний президент Молдавии Петр Лучинский, и нынешний -Владимир Воронов.

Ельцин, скорее всего, уже пребывал бы (и довольно давно) на пенсии, ничем не прославив себя, так и оставшись неизвестным широкой публике. Разве что учудил бы за границей, будучи в составе высокой делегации, что-нибудь веселое, вроде дирижирования оркестром, или похмельного сна на официальном приеме (вполне возможно, именно после этого вылетев на заслуженный отдых). И тогда все радиоголоса наперебой склоняли бы данный случай, проводя параллели с Хрущевским хулиганством на трибуне ООН или