- Берете или не берете? - спросил Гайский, поднимаясь с пола.

- Беру! - ответила Гавроси.

- Двести! - сухо произнес писатель.

- Беру! - повторила Красная Шапочка.

- Чеками! - уточнил сатирик. - Это память от мамы.

Выложив четыреста рублей нашими деньгами из расчета один к двум за чек, обладательница купальника предложила коробейнику посетить мухославский вечерний ресторан обмыть покупку, воскресив тем самым угасшую было в Гайском надежду на продолжение. Но в ресторане выяснилось, что Дюймовочка пьет, как лошадь, да вдобавок к ним за столик подсела ватерпольная команда спичечной фабрики, семеро из которой оказались друзьями девочки. Гайскому это суаре обошлось в четыреста семьдесят шесть рублей, не считая битой посуды и оскорблений в его адрес. Так закончился для него период ловли на купальник, который плавно перешел в период ловли на сов местную жизнь. Но этот период остался для беспощадного сатирика незавершенным, чему тоже были соответствующие причины.

4

Вечером того дня, когда незнакомый автор всучил Алеко Никитичу тетрадь в черном кожаном переплете, Аркан Гайский ужинал с машинисткой Олей, ловя ее на совместную жизнь. Ужин происходил в недорогом, а потому любимом Гайским кафе неподалеку от редакции. Неожиданно за столом возник художник Дамменлибен.

- Зд-д д-д-о... - начал здороваться Дамменлибен.

- Здравствуй, Теодор, - скучно сказал Гайский, прекрасно понимая, чем все кончится.

- Бардак, - преодолел робость Дамменлибен, - ты Нелли знаешь она умная женщина тещу перевез на дачу бардак здорово Олюха дома все нормально? Аркул а как тебе нравится с работой зашиваюсь дай мне еще пятерку и я тебе буду должен шестьдесят девять для ровного счета щенок всюду гадит бардак здорово Олюха...

- Теодор, ты мой рассказ проиллюстрировал?

Дамменлибен сунул пятерку в карман:

- Мебель подорожала бардак ты мою Нелли знаешь тебе надо жениться здорово Олюха от тебя тот альфонс отстал? Пе-пе-пе-пе-редвигается твой рассказ Алеко звонил юбилейный номер готовится бардак щенок всюду гадит у него рукопись лежит из самотека пацан какой-то принес с голубыми глазами Глории нравится здорово Олюха к тебе этот автор не заходил?

- Нет, - ответила Оля, - я весь день печатала очерк Сверхщенского об истории Мухославска. В юбилейный номер.

- Молодой с голубыми глазами, - продолжал Дамменлибен, - ни фамилии ни адреса турки совсем обнаглели в папу стреляют бардак я у тебя пятерку взял? Петеньке в портфель наложили здорово Олюха мистика про какого-то мад-д-д-дранта...

- Про мадранта? - оживился Гайский. - Если это тот парень, с которым меня хотели познакомить в Москве, то он сын очень крупного человека... Мне давали читать... Я сказал тогда, что гениально, но на самом деле муть. Скучища и никакой сатиры... Бред под Маркеса... Но чей-то сынок... Скажи Алеко Никитичу.

- Если пойдет буду иллюстрировать а чей сын помнишь уж ты мою Нелли знаешь...

- Чей не сказали, но кого-то оттуда... Чушь собачья. Прозу любой может писать, а ты попробуй вскрой, когда душат!..

- Расскажите лучше анекдот, Аркан Гарьевич, - попросила Оля и погладила Гайского по плечу.

Гайский расценил этот жест как аванс, количество адреналина в его крови резко возросло, и он заверещал голосом кукольного Петрушки, входя в образ героев анекдота:

- Однажды один англичанин решил показать другому англичанину свой замок. 'Вот здесь, - говорит, - живет моя прислуга. Здесь я принимаю гостей. Это моя столовая, это мой кабинет, это моя спальня...' Открывает он дверь в спальню и видит, что рядом с его женой спит незнакомый мужчина. 'А это, - говорит, - моя жена'. 'А рядом кто?' - спрашивает другой англичанин. 'А рядом я'.

Оля дробно захохотала, и Гайский, воспользовавшись этим, поцеловал ей руку.

Теодор Дамменлибен мутно посмотрел на Гайского, пытаясь осмыслить услышанное. Затем, бросив это бесполезное занятие, обратился к сатирику:

- Я у тебя пятерку взял? Бардак здорово Олюха смешно слушай Аркуля возьми мне сто грамм ка-ка-ка- кап.

- Имей совесть, Теодор, - почти вышел из себя Гайский. - Я тебе дал пятерку.

- А т-т-т-т-ы-ы мне ее дал? - искренне удивился Дамменлибен. - Бардак щенок всюду гадит пойду Никитичу позвоню здорово Оля ах да я с тобой здоровался...

И Дамменлибен оставил их в покое.

- Не хотите прогуляться по воздуху, Ольга Владимировна? - сказал Гайский. - Могу пригласить к себе. Я написал новый рассказ 'Архимед и ванна'. О недостатках водоснабжения. Если напечатают, кому-то не поздоровится.

- Мне завтра к девяти в редакцию, Аркан Гарьевич, - мягко отказала Оля. - В другой раз хорошо?

Аркан Гарьевич потупился:

- У меня к вам серьезные намерения, Ольга Владимировна. Мы с вами две половинки одного сосуда, именуемого счастьем. Нас бросает в океане пошлости и некоммуникабельности и прибивает совсем не к тем берегам, к которым бы нам хотелось. Пойдемте ко мне, Ольга Владимировна, я вам почитаю. У меня дома есть портвейн и кое-что сладенькое. Вы не представляете, как трудно заниматься сатирой. Все завидуют. Все...

Ольга Владимировна вздохнула.

- Вы знаете, кто такой зануда? Это человек, которому легче уступить, чем отказать...

5

Алеко Никитич входит в лифт в восьмом часу вечера и нажимает кнопку шестого этажа. В портфеле у него материал Сверхщенского об истории города Мухославска, который сегодня вечером он должен прочитать и внести необходимую правку, а в голове - мысли о юбилейном номере. Уж так некстати накладывается одно на другое: и семь лет со дня основания журнала, и тысяча двести лет Мухославска, и годовщина с того знаменательного дня, когда Мухославск стал побратимом австралийского города Фанберры. Да еще в порядке того же панибратства и культурного обмена приезжает редактор фанберрского журнала 'Диалог' господин Бедейкер, которого надо будет принять и носиться с ним на высоком уровне. В общем, дел невпроворот.

Он входит в квартиру и застает Глорию за своим рабочим столом. Включена настольная лампа. На Глории очки, и это свидетельствует о том, что она читает. На ее коленях дремлет палевый коккер-спаниель Дантон. Алеко Никитич снимает макинтош, влезает в домашние тапочки и подходит к Глории. Она предостерегающе поднимает правую руку: мол, не мешай, подожди минутку, я занята. Алеко Никитич наносит ей поцелуй в затылок и видит, что Глория читает ту самую тетрадку в черном кожаном переплете, которую еще днем он вынул из портфеля и оставил дома.

- Это поразительно интересно, - говорит она, продолжая чтение, - так неожиданно, так свежо, так необычно...

Глория уже несколько лет не работает, но зато занимается активной общественной деятельностью в городском Клубе любителей друзей человека, являясь вице-президентом.

- Где Машенька? - спрашивает Алеко Никитич.

- Машеньку Полина купает, - отвечает Глория, - а у Леонида спектакль.

Чувство неприязни к Леониду возникает под ложечкой Алеко Никитича, но он давит это чувство.

- Мне нужен стол, - говорит он.

- Алик, кто этот человек? - спрашивает Глория.

- А черт его знает. Ворвался в кабинет, минуя Зверцева. Положил передо мной тетрадку и заявил, что Зверцев правит Сартра... Вообще производит впечатление не совсем нормального. Глаза странные какие-то. Но самое интересное, что, когда я позвонил Зверцеву, оказалось, никто к нему не обращался, но он действительно в этот момент правил Сартра.

- У вас идет Сартр? - удивляется Глория.

- Да ни слухом, ни духом! Вам что, говорю, Зверцев, делать нечего, как только Сартра править? И знаешь, что он ответил? Что ему сегодня принесли перевод неизвестной работы Сартра, и он решил его немного поправить и предложить в журнал. Глупость какая-то.