- Да тут, понимаете, странную рукопись мы получили, - делая шаг вперед, говорит Алеко Никитич.

- А какой, интересно, день сегодня? - спрашивает Н.Р. по-прежнему грозно и по прежнему не поднимая головы.

- С утра как будто среда была, - отвечает Алеко Никитич как можно более спокойно.

- А вы что по этому поводу думаете? - обращается Н.Р. уже к Индею Гордеевичу.

- Вообще... если по календарю... - зевает Индей Гордеевич.

- Я спрашиваю, сколько дней прошло с той ночи, - Н.Р. разворачивается на своем вертящемся кресле к окну и руководители журнала видят теперь только его спину, - с той ночи, когда над городом висело это 'неизвестно что'?

- Три? - не очень уверен Индей Гордеевич.

- Стало быть, какой сегодня день!

- Четвертый? - все еще не уверен Индей Гордеевич.

- То-то, хлябь вашу твердь!.. Вы сами видели?

- Как можно видеть то, чего не бывает! - хочет отшутиться Алеко Никитич. - В воскресенье по городу слонялось много нетрезвого населения... А в таком состоянии можно увидеть все что угодно... Мы уже заказали антиалкогольную статью академику...

- А я видел! - прерывает его Н.Р., ударив кулаком по подоконнику. Он сидит все еще спиной к посетителям. - Что же вы, хлябь вашу твердь, против меня заказали антиалкогольную статью?!

- Алеко Никитич! - осторожно встревает Иудей Гордеевич. - Вы знаете я спиритизмом не балуюсь, но я тоже видел...

'Продает! - тоскливо думает Алеко Никитич. - Сразу продает...'

Он начинает искать выход:

- Честно говоря, я тоже в окне видел какое-то свечение...

- Значит, и вы видели! - итожит Н.Р. и продолжает: - А теперь скажите мне, хлябь вашу твердь, если вы тоже видели, почему я получаю на четвертый день анонимные письма? Почему народ считает, что его обманывают, скрывая факты очевидного невероятного? Почему ваша газета до сих пор не выступила с научными доказательствами абсурдности того, что все, в том числе и мы с вами, видели? А! Почему, хлябь вашу твердь?! Кто редактор газеты? Вы или я? Если я, то уступите мне ваше кресло, а вы садитесь в мое и отвечайте на законные интересы трудящихся!..

- У нас в некотором роде журнал, а не газета, - мягко говорит Алеко Никитич, - периодическое издание... раз в месяц... Мы не можем столь оперативно...

Н.Р. разворачивается в кресле на сто восемьдесят градусов, поднимает голову и видит, что перед ним стоят Алеко Никитич и Индей Гордеевич. Сотрудники журнала 'Поле-полюшко', хлябь их твердь!.. И он с достоинством исправляет положение:

- Вижу. Не слепой... Но газета какова?.. У Чепурного-то что вместо головы?

- По правде говоря, - Алеко Никитич оживляется, - Чепурной хоть и неплохой журналист, но не для главного редактора такого оперативного органа, каким является газета...

'Продает! - думает Индей Гордеевич. - Сразу продает!'

'Закладывает, хлябь его твердь! - думает Н.Р. - Тут же закладывает!'

- Что же касается нашего журнала, - смелеет Алеко Никитич, - то тут мы с Индеем Гордеевичем уже кое-что прикинули... Обстоятельный отпор дать, конечно, уже не успеем, но врезочку вразумительную тиснем...

- Да уж, это нужно, - разрешает Н.Р. - А у вас-то что стряслось?

Алеко Никитич вынимает из портфеля рукопись и кладет ее на стол Н.Р. Индей Гордеевич некстати зевает.

- Что это вы, хлябь вашу твердь, как драный кот? - смотрит Н.Р. на Индея Гордеевича.

- Объясню, все объясню, - извиняется он.

- Произведеньице нам тут подсунули, - докладывает Алеко Никитич. Случай не совсем обычный. В другой-то раз так и черт с ним... Завернем не обеднеем. У нас редакционный портфель переполнен... Но есть подозрение, что автор не совсем рядовой, а имеет отношение к... - Алеко Никитич многозначительно указывает пальцем и глазами на потолок..

- К чему имеет отношение? К тому, что на небе висело? - усмехается Н.Р.

Но когда Алеко Никитич озабочен, ему не до шуток.

- Если бы, - говорит он со вздохом. - Но тут берите выше... Автор, по некоторым сведениям, чей-то важный сын... А в таких случаях мы должны быть особенно ответственны и внимательны... Нельзя, понимаете, потакать, но опасно и травмировать... Тем более что не каждый день к нам обращаются на таком уровне... И для престижа журнала, а может быть, и всего города...

- Откуда вам известно, что он чей-то сын? - спрашивает Н.Р., и в голосе его звучит строгость.

- Мне лично неизвестно, - зевает Индей Гордеевич. - Я его не видел...

'Страхуется! - думает Алеко Никитич. - На всякими случай страхуется!'

- С одной стороны, есть сведения, - говорит он. - А с другой стороны, я его видел.

- Он что, паспорт вам предъявил? - спрашивает Н.Р.

- Нет. Но производит впечатление... Русый такой... Со светлыми глазами... У меня нюх собачий... Еще с центральной газеты... И взгляд у него уверенный... Нахальный...

- Это в каком смысле? - строго уточняет Н.Р.

- В хорошем смысле, - тоже перестраивается Алеко Никитич. - В смысле достоинства...

- Да! - вдохновенно произносит Н.Р. - Молодежь сейчас сильная подрастает, волевая! Такую молодежь надо поддерживать! Зеленую улицу! Открытые двери!

- А если он не из той молодежи? - осторожничает Алеко Никитич.

- А скажи мне, Алеко, хлябь твою твердь! - Н.Р. встает из-за стола и в носках ходит по кабинету. - Кто хозяин журнала? Ты или я! Если я, то давай мне свое кресло, бери мое... И зарплату мою бери!.. И ответственность мою бери!.. А я к тебе буду приходить и вопросы задавать!.. А ты меня распекать будешь!.. 'Что это у тебя, Н.Р., - скажешь ты, - в журнале творится?.. А? Хлябь твою твердь!.. Что это твой художник, как его, Бабенлюбен, что ли, рисовать себе позволяет? Мне тут звонят, понимаешь, солидные люди, уважаемые товарищи, возмущаются... Романтику совсем запустил!.. А где наши сегодняшние Ромео, хлябь вашу твердь?! Джульетты где?.. Где место подвигу, хлябь вашу твердь?! А?' - спросишь ты у меня!..

- Кстати, Алеко Никитич, - вмешивается, прикрывая зевок ладонью, Индей Гордеевич, - с Дамменлибеном пора кончать!

'Опять продает!' - думает Алеко Никитич.

- А вас вообще не спрашивают! - гаркает Н.Р. - Хоть вы и правы!.. Приходите на прием черт знает в каком виде! Небритый! Зеваете, хлябь вашу твердь! Как будто всю ночь дрова грузили!..

- Индей Гордеевич ретив стал не по годам, - многозначительно вставляет Алеко Никитич.

'Топит! - думает Индей Гордеевич. - Топит, подлец!'

- Я объясню, - оправдывается он. - Я все объясню...

- Объяснять буду я! - кричит Н.Р. - Для чего вы притащили мне эту вещь? - Он трясет рукописью перед носом Алеко Никитича. - Кто решает? Вы или я!.. Если вещь отвечает - печатайте! Если не отвечает - в корзину!.. Хотите переложить на меня ответственность?

- Нет. Но если автор вещи - чей-то сын, то...

- У него что, на лбу написано, что он чей-то сын?

- Вот мы и хотели вас просить... помочь кое-что выяснить... У вас связи, прямой выход...

- Выход? На кого?.. Как фамилия автора вещи?

- В том-то и дело, что фамилии нет...

Н.Р. садится в кресло, придвигает к себе телефон, отодвигает стакан с чаем, кладет папку в ящик стола, вынимает из футляра очки, перелистывает календарь, поправляет стакан с карандашами, достает папку из ящика, прячет очки в футляр, отодвигает телефон, придвигает стакан с чаем.

- С вами не соскучишься, хлябь вашу твердь! Автора нет! Фамилии нет, а Н.Р. должен выяснить?..

- Хотя бы приблизительно, - настаивает Алеко Никитич. - Узнать бы, у кого дети лет двадцати пяти... Девушки отпадают... Брюнеты и рыжие отпадают... Нацменьшинства отпадают... Посольские дети нас не интересуют не велики шишки... Да и министерские - выборочно...