душе.

- Истинная вера зензанцев, - прошептал Хэл.

- Истинная вера? - шепотом же отозвался Джем. - Но я слыхал о храмах, об иконах, об алтарях, украшенных золотыми лозами.

- Ты говоришь об идолопоклонничестве мужчин-жрецов. В древности существовали только женщины- жрицы. Их называли Дочерями Вианы. И только женщинам дозволялось присутствовать на ритуалах. Потом в Зензане появились малые и большие города, и мужчины стали завидовать Дочерям. Они перетянули народ на свою сторону, выстроив храмы в честь Вианы. В эти храмы стали ходить и мужчины, и женщины. А Дочери Вианы стали жрицами культа, стали скитаться по рэкским лесам и холмам.

- Их что же, изгнали?

- Их осмеяли. Опорочили. Но люди чистые, простодушные до сих пор готовы прийти к ним. Такие по сей день верят, что только вера Дочерей Вианы истинная. А в городах всем заправляли жрецы-мужчины. Золото, серебро, драгоценные камни рекой текли в их сокровищницы, и тем, кто приносил им все это, жрецы дарили благословение. Какое-то время Рэкс процветал, королевство укрепилось. Но точно так же, как жрецы-мужчины завидовали Дочерям Вианы, так и западные соседи позавидовали богатству Зензана.

Джем бросил любопытный взгляд на полянку, где все еще стояла жрица и произносила свою одинокую молитву.

- А что стало с Дочерями Вианы?

Хэл печально посмотрел на него.

- Джем, подумай о словах этих молитв. Вспомним о том, что Виана сестра и супруга Короса. Она - это плодородная почва и пышная листва, укрывающая и охраняющая его бессмертный мрак. Он - смерть, а она - жизнь. Потому Дочери Вианы - это тоже жизнь.

Но в этом заключена опасность. Эджландцы почти целиком истребили детей Короса, ваганов. Тем, кто поклоняется Виане, также нечего ждать милости от синемундирников. Некогда Аджль была окружена множеством жриц. Теперь, если бы она осталась без нас, ей было бы суждено одиночество.

- У нее нет преемниц?

Хэл улыбнулся.

- О нет. Одна есть.

Джем нахмурился. Он думал, что ритуал близок к концу, а оказалось, что он только начался.

- Но, Морви, зачем?

- Зачем?

- Да. Зачем?

Пауза.

- Крам, ты еще спрашиваешь, зачем?

За те луны, что Плез Морвен провел в обществе Крама, он мог бы и привыкнуть к тем глупостям, которые столь часто говорил варланин. Морвену сразу стало ясно, что у Крама нет никаких, ровным счетом никаких склонностей к абстрактному мышлению. Точно так же сразу стало Морвену понятно и то, почему его, человека интеллектуального и утонченного, назначили напарником к такому непроходимому кретину. Это было сделано для смирения. Поступив на службу в войско его императорского величества, любой должен был смириться с унижением, побороть гордыню, стать существом без собственных мыслей, существом, не задающим вопросов. Следовало признать, что сержант Банч был весьма коварен. Ведь он мог заставить Морвена драить сортиры. А он придумал нечто такое, что унижало Морвена куда сильнее. Это 'нечто' и был Крам.

Бедолага Морвен! Неужели до прошлого сезона Короса он жил совсем другой жизнью? Неужели это его эссе под названием 'О просодии в 'Джеландросе' с уделением особого внимания Великой Цезуре' получило приз имени короля Джегенема? Неужели еще совсем недавно он сиживал в кофейне 'У Вебстера', забыв о чашке кофе, что стыла на столике перед ним, и взахлеб спорил с тем или иным ученым мужем о недостатках сатирических стихов Коппергейта, о ценности трудов Витония? Неужели так мало времени прошло с тех пор, как он слушал и мысленно подвергал жесточайшей критике речи какого-нибудь студента Школы Храмовников на тему о Коросовом Творении, о конечности или бесконечности Эпохи Искупления? Теперь даже скучнейшие лекции профессора Мерколя казались Морвену потерянным раем. Порой ему казалось, что его мозг начал загнивать. Порой ему казалось, что о жизни крестьян в Варле он уже знает чуть ли не больше, чем о Великой Цезуре. Ничто не могло заставить Крама помалкивать, а хуже всего было то, что сам Крам о своей глупости даже не догадывался. Неужели ему никогда в голову не приходило, что на свете есть нечто более высокое и утонченное, чем жизнь на варльской ферме? Нет, не приходило ему в голову ничего подобного! Крама приводило в восторг любое воспоминание о его вульгарном детстве. А Морвен от этого приходил в отчаяние. И как только любое разумное существо, поднявшееся выше уровня животного (даже варланин), могло страдать таким чудовищным недостатком творческого воображения - это лежало за пределами понимания Морвена.

Но, но, но... В конце концов, Морвен ко всему этому привык. И когда речь шла о Краме, Морвен ничему не удивлялся.

А теперь удивился. Нет, это слабо сказано. Изумился до глубины души.

- Крам, я не в силах тебе поверить! Знаешь, как сказано у Витония? 'Нет выше преступления, чем попытка лишить человека свободы, и нет порыва благороднее, чем желание вернуть свободу'. Мышления ты лишен, это понятно, но разве ты также лишен и инстинктов? Ты задумайся: нас взяли в плен злобные и жестокие разбойники. Нас оскорбили, нас путали, нас связали. Кто их знает, что еще они задумали. И вот теперь, когда мы освободились от пут и когда часовой крепко спит, а я победно кричу тебе: 'Крам, мы свободны! Крам, пойдем!' - ты что делаешь? Ты плюхаешься на ближайший пень, вгрызаешься в обглоданную куриную кость и спрашиваешь у меня: 'Зачем?'

- Морви, тс-с-с! Монах!

Монах храпел еще громче. Свинячье хрюканье приобрело басовые обертоны. Крам сплюнул и с завистью обозрел могучие формы монаха. Похоже, эти разбойники совсем неплохо питались. Крам огляделся по сторонам. Мешки, седельные сумки, корзинки - все это было разбросано по поляне. Крам принялся ходить и заглядывать во все мешки и корзины.

- Крам, что ты делаешь?

Это был совсем простой вопрос. План у Морвена был грандиозным и неопределенным. Уйти в лес навстречу чему-то высокому и чистому под названием 'свобода'. До какой свободы можно было дойти в синих мундирах, об этом Морвен даже не задумывался.

У Крама рассуждения были попроще: быстренько обежать лагерь, пока никого не было, а часовой спал, налопаться объедками, а потом вернуться на место, сунуть руки в путы и сидеть, как ни в чем не бывало.

Варланину вовсе не хотелось никуда убегать.

ГЛАВА 63

МАЛЬЧИК-МУЖЧИНА

Тир-лир-лир-ли!

Снова прозвучала птичья трель, и из травы поднялась и встала рядом со жрицей доселе невидимая... Ланда. На ней было такое же зеленое платье, как на жрице, но движения и грация совсем иные. Было видно, что она совсем новичок. Жрица отступила и воздела руки. Ланда, пытаясь подражать ей, подняла и опустила руки несколько раз. Можно было не сомневаться, что вскоре Ланда упадет на колени возле дуба и произнесет собственную молитву Виане.

- А я видел, - прошептал Джем, - как она поклонялась другому божеству...

- Принцу в зеленом мундире? Но, Джем, разве одно противоречит другому? Я вполне понимаю, почему Ланда решила посвятить себя богине. Она боится, что Орвика больше никогда не увидит.

Джем озадаченно возразил:

- Но Орвик существует только на портрете. Хэл улыбнулся.

- Джем, бывают вещи, о которых лучше соврать, когда разговариваешь с синемундирником. На портрете действительно изображен его предок, но Орвик его точная копия. Ты - наследник престола Эджландии, а он - наследник престола Зензана. Родители Орвика были убиты давным-давно. Дольм вывез его из Рэкса и приютил в разрушенном замке, выдавая за собственного сына. Орвик и Ланда выросли вместе и обручились еще в детстве. Теперь они бы уже могли пожениться, но Орвик ушел с мятежниками и будет участвовать в грядущем большом сражении. С новой, особенной нежностью Джем смотрел на девушку. С новым стыдом