— Я приношу вам нижайшую благодарность за ваше любезное намерение. Но, желая похитить у меня зрителей, относящихся ко мне с любовью, уверены ли вы, что я понравлюсь мадридской публике? Я, может быть, проиграю при обмене. Помнится, я слышала от тетушки, будто ей случалось видеть актеров, блиставших в одном городе и вызывавших возмущение в другом. Это меня пугает. Страшитесь же подвергнуть меня презрению двора, а себя его упрекам.

— Прелестная Лукресия, — отвечал я, — ни вам, ни мне незачем этого бояться. Я скорее опасаюсь, что, зажигая все сердца, вы вызовете раздор среди наших грандов.

— Опасения моей племянницы, — промолвила Лаура, — более обоснованы, чем ваши; но я надеюсь, что и те, и другие окажутся напрасными: если Лукресия и не прогремит своими прелестями, зато она не такая уж плохая актриса, чтобы заслужить презрение.

Мы еще некоторое время продолжали этот разговор, и по той лепте, которую внесла в него Лукресия, я смог заключить, что это девушка выдающегося ума. Засим я распрощался с обеими дамами, заверив их, что они незамедлительно получат приказание отправиться в Мадрид.

По возвращении в Мадрид я застал графа-герцога в нетерпеливом ожидании известий относительно успеха моей поездки.

— Жиль Блас, — сказал он мне, — видел ли ты эту актрису? Стоит ли она того, чтобы выписать ее ко двору?

— Ваша светлость, — отвечал я ему, — молва, которая обычно больше, чем нужно, хвалит красивых женщин, еще недостаточно хорошо отзывается о юной Лукресии: это существо изумительное как по красоте своей, так и по талантам.

— Возможно ли, — воскликнул министр с чувством внутреннего удовлетворения, которое я прочел в его глазах и которое внушило мне мысль, что он послал меня в Толедо в своих собственных интересах, — возможно ли, чтобы она была так прелестна, как ты говоришь?

— Увидев Лукресию, — отвечал я, — вы согласитесь, что расхваливать ее можно, только преуменьшая ее прелести.

— Сантильяна, — сказал министр, — расскажи мне подробнее о твоем путешествии; мне будет очень приятно о нем услышать.

Желая удовлетворить своего начальника, я принялся за рассказ и изложил ему все, вплоть до истории Лауры. Я сообщил, что эта актриса родила Лукресию от маркиза де Мариальва, португальского вельможи, который, проездом остановившись в Гренаде, влюбился в Лауру. Когда я, наконец, подробно описал ему все, что произошло между актрисами и мною, он сказал мне:

— Я чрезвычайно рад тому, что Лукресия — дочь дворянина; это еще повышает мой интерес к ней. Необходимо привлечь ее сюда. Но продолжай, как начал, — добавил он, — не вмешивай меня в это дело; пусть все исходит от Жиль Бласа де Сантильяны.

Я отправился к Карнеро и сказал ему, что его светлость желает, чтобы он послал приказ, коим король принимает в придворную труппу Эстрелью и Лукресию, артисток толедского комедийного театра.

— Разумеется, сеньор де Сантильяна, — ответил Карнеро с хитрой улыбкой, — ваше желание будет немедленно исполнено, ибо, по всей видимости, вы интересуетесь этими двумя дамами.

Тут же он собственноручно написал приказ и поручил мне самому его отправить, а я немедленно переслал его Эстрелье с тем же лакеем, который сопровождал меня в Толедо. Неделю спустя мать и дочь прибыли в Мадрид. Они остановились в меблированных комнатах в двух шагах от Принцева театра, и первою их заботою было послать мне записку с извещением. Я тотчас же отправился в эту гостиницу, где (после тысячи предложений услуг с моей и стольких же выражений благодарности с их стороны) предоставил им готовиться к дебюту, пожелав, чтобы он сошел удачно и с блеском.

Они велели известить публику о себе, как о двух новых актрисах, которых придворная труппа приняла по королевскому приказу. Для первого раза они выбрали комедию, в которой обычно выступали в Толедо при общих рукоплесканиях.

В каком уголке мира не любят новостей в области театра? В тот день в комедийном доме наблюдался необыкновенный наплыв зрителей. Легко понять, что и я не пропустил этого представления. Я немного волновался, пока не началось действие. Как ни был я убежден в талантах матери и дочери, я все же дрожал за них: такое живое участие принимал я в их судьбе. Но едва они раскрыли рты, как рукоплескания, которыми их встретили, сняли с меня всякий страх. Все оценили Эстрелью как законченную комическую артистку, а Лукресию — как чудо на ролях любовниц. Эта последняя завоевала все сердца. Одни восхищались красотой глаз, другие были тронуты сладостью голоса, и все, потрясенные ее прелестью и живым блеском молодости, вышли из театра очарованные ею.

Граф-герцог, который еще больше, чем я думал, интересовался дебютом этой актрисы, был в тот вечер в театре. Я видел, как по окончании пьесы он вышел, по-видимому, чрезвычайно довольный двумя комедиантками.

Любопытствуя узнать, действительно ли они произвели на него впечатление, я последовал за ним на его половину и, проникнув в кабинет, куда он только что успел войти, спросил:

— Ну, как, ваша светлость? довольны ли вы маленькой Мариальвой?

— Моя светлость, — отвечал он с улыбкой, — была бы крайне привередлива, если бы она отказалась присоединиться к голосу публики. Да, дитя мое, твое путешествие в Толедо было удачным. Я восхищен твоей Лукресией и не сомневаюсь в том, что король посмотрит на нее с удовольствием.

Дебют двух новых актрис вскоре нашумел при дворе; на следующий же день о нем заговорили на утреннем приеме у короля. Некоторые сеньоры в особенности превозносили юную Лукресию; они так привлекательно нарисовали ее портрет, что он пленил монарха. Однако король, не показывая вида, будто слова их произвели на него впечатление, хранил молчание и, казалось, не обращал на них никакого внимания.

Но едва очутившись наедине с графом-герцогом, он спросил, что это за актриса, которую так расхваливают. Министр отвечал ему, что это молодая комедиантка из Толедо, которая в прошедший вечер дебютировала с большим успехом.

— Эта актриса, — добавил он, — зовется Лукресией (имя весьма подходящее для особ ее ремесла); она — знакомая Сантильяны, который так хорошо отзывался о ней, что я счел желательным принять ее в труппу вашего величества.

Король улыбнулся, когда услыхал мое имя, припомнив, может быть, в эту минуту, как я в свое время познакомил его с Каталиной, и предчувствуя, что при данной оказии я окажу ему ту же услугу.

— Граф, — сказал он министру, — я хочу завтра посмотреть на игру этой артистки; я поручаю вам поставить ее в известность.

Граф-герцог, пересказав мне этот разговор и передав волю короля, отправил меня к нашим актрисам, чтобы их предупредить. Это повеление было немедленно исполнено.

— Я прихожу, — сказал я Лауре, которая первой вышла ко мне, — сообщить вам великую весть: завтра среди ваших зрителей будет властелин королевства; министр приказал оповестить вас об этом. Я не сомневаюсь, что вы с вашей дочерью приложите все усилия, дабы оправдать ту честь, которую государь