— Резонно, — соглашаюсь. — Будем угонять. Лучше две.

— Где-то здесь должно быть, — оповестил Рафик притормаживая. Номеров на домах не видно.

— Вы не подскажете, — высовываясь в окно и скалясь самой лучшей из моих улыбок, спрашиваю пожилого деда, — где здесь дом 21?

— Вон туда, — показывает он, — и направо.

— Спасибо, — вежливо отвечаю, и пожаловался соратникам, — умом я все понимаю, но страшно раздражают вот такие люди. Наша физиология гораздо лучше. Раз — и покойник. Как признаки заметны, так надо завещание писать и с родственниками прощаться.

— Ты бы думал, что и кому говоришь, — посоветовала Черепаха.

— Да брось, уж кого-кого, а вот эту семью Каримовых по старому знакомству я обеспечу молодым видом. Амулеты носите? — спрашиваю Рафика.

— Носим, — согласился он.

— Вот и не снимайте. Не будете похожи на этих. А вопросы начнут задавать, смело отвечай, вот он сделал, но очень дорого. Цену не говори, типа коммерческая тайна. Я лучше знаю, у кого и сколько взять можно. Есть стандартные амулеты, а есть мои очень специфические.

Я мысленно прикинул. Ага, даже не каждому человеку, попросившемуся в Клан, делаю. Такое надо заслужить. Вот Псица, незаменимый кадр, ей можно и за обычную цену лечебного амулета. Доценту тоже. А кроме них и Рафика с женой всего у троих имеется. Вот вне Клана, совсем другое дело. Пятеро в Федерации, еще шесть у славян, и из всех только один мужик. Если бы не общественные интересы, под хвост мне ваша Земля, всех в кабалу загоню, за подобные изделия стоимостью во много нолей еще и благодарить будут. Женщины особенно, до пенсии выглядеть максимум на тридцать — любая что угодно отдаст. Все инерция мышления, до простейшей вещи сразу не додумался. Одна маленькая проблема, надо окончательно доводить несколько дней, имея контакт. Заочно такое не получится, характеристики у всех индивидуальные.

— А ты можешь сказать срок? — посмотрев на меня в зеркальце заднего вида, спросил Рафик.

— Никто тебе не скажет, — серьезно отвечаю. — От возраста, когда амулет сделан, зависит, от первоначального здоровья, от ранений и болезней. Кушать тоже надо нормально. Всего по немногу и регулярно. На одном вегетарианстве или мясоедстве жить нельзя. Очень много всякого. Поэтому и нельзя зафиксироваться на одном точном возрасте. Все равно внешне стареешь, только гораздо медленнее. Физиология у людей другая.

— Вон, 21 дом, — обрадовала нас Черепаха. — Сами идите, я здесь подожду.

Дом был стандартной шестиэтажкой, еще советских времен. Много лет не ремонтированный и не покрашенный. Возле мусорного ящика на колесиках валялась куча пластиковых мешков с мусором. Донести донесли, но внутрь кинуть, уже здоровье не позволило. Несколько деревьев, посаженные в незапамятные времена, радовали сердце молодежи своим поломанным видом. В подъезде прямо на стенах были написаны мудрые изречения, в основном из трех букв, но изредка попадались и рисунки. В книжках это называлось примитивизм и, безусловно, им и являлось.

— До чего коммунисты народ довели, — с грустью сказал я Рафику, показывая на окурки на лестнице.

— Интересно, при чем тут коммунисты? — возмутился он. — У нас на дворе, что советская власть?

— У вас в домах проживают люди, воспитанные именно при ней. И дети, которых воспитали члены партии, пусть и бывшие. Ну ладно, злобные демократы не дают краску, ремонт сделать, но гадить в собственном подъезде зачем? Это я что ли прихожу сюда мусор бросать? Ты, наверное, не чувствуешь, а мой нос исправно доложил про постоянную лужу мочи в углу.

— Еще как чувствую, — хохотнул Рафик.

— Тем более.

Живешь в доме — для начала не портить его. Демократически выбранная мэрия все равно исправлять за тобой не будет. Что лифт стабильно не работает, — проходя мимо закрытой двери, порадовался я, — это даже хорошо для здоровья, очень полезно пешком на шестой этаж с тяжелыми сумками. Приходят домой эти малолетние гаденыши и начинают в Интернете на форумах жалеть стариков и про их тяжелую жизнь рассказывать. «Ах, пенсия маленькая!», «Ах, плохо относятся к больным!», «Ах, народ вымирает и рождаемость падает из-за козней демократов!». В жизни пробежит мимо и не подумает помочь. По клавиатуре стучать легче, чем хоть немного потратить время на человека, от которого кроме благодарности и получить нечего. У такого борца в лучшем случае один ребенок и тот стены пачкает. Тут тоже, наверняка, как в нашем доме, начинали с поджигания спичками кнопок и тушения сигарет об стены. Поймаю кого- нибудь за этим занятием, наплюю на конспирацию и руки переломаю.

Самое противное в этом, что должен найтись человек, который добровольно и чаще всего совершенно бесплатно начнет следить за порядком. Обычно вполне достаточно одного, если люди все-таки способны подумать, как им улучшить собственную жизнь. Он должен бегать, собирать деньги на разные починки и улучшения, уборку и прочие необходимые вещи. Тот же домофон собственные жильцы непременно сломают не реже двух раз в год, и никто не признается, чтоб не платить.

А через какое-то время этот доброволец начинает остальными восприниматься как само собой разумеющееся и к нему начинаются претензии. Почему это не сделал и почему вон то не организовал. Почему вообще так много денег требуешь? Как будто он обязан, получает за это зарплату и своих дел не имеет. Приходят к нему с пятого этажа и спрашивают противным голосом: «Почему у нас лампочка не работает?». А бедняга живет на третьем, понятия не имеет о лампочке, которую кокнули дети хозяина, чтобы тот не видел, как они портвейн на лестнице пьют.

— Ты так говоришь, — с подозрением сказал Рафик, — как будто сам этим занимаешься.

— А что я по твоему делаю на своем замечательном посту главы семейства? Успешно совмещаю должность мэра с добровольными обязанностями всех выслушивать, и попробуй не отреагируй на жалобу! Причем зарплату мне никто не предлагает, еще чего не хватает, дополнительно скидываться на свой собственный дом. Должность не выборная, а практически пожизненная. Так что плачу за все ровно столько же, сколько остальные, и должен думать, как достать очередные трубы для канализации подешевле для общественных зданий и домов соседей или откуда взять цемент в наших лесах и степях при полном отсутствии производства.

У меня подобные экспедиции со стрельбой и членовредительством почти как отпуск проходят. Соседа, который тебе родственник и с которым вместе крыс гонял, не пошлешь просто так, даже если он чушь несет и делает вид, что чисто случайно забыл про срок очередной платежки.

Эта? — спросил я его, показывая на дверь.

— Рафик посмотрел на номер соседней квартиры, — она.

Я нажал звонок, потом еще раз. Затем нажал и уже не отпускал, слушая дребезжание за дверью.

— Может, нет никого?

— Есть, — уверенно отвечаю.

— Ты еще и сквозь дверь слышишь? — насмешливо спросил он. Потом недоверчиво переспросил: — Нет, правда, слышишь?

— Я вижу, — поясняю, не понижая голоса, — как глазок потемнел. Кто-то смотрит на нас изнутри. И если он дверь не откроет, я с удовольствием ее вышибу.

Гражданин Охлопков Петр Денисович, открывайте, если не хотите больших проблем на давно не мытую шею, — еще громче сказал в сторону двери. — Милиция явилась по вашу грязную душу.

Замок заскрежетал и дверь приоткрылась, явив нашим взорам невысокого лысого человечка в тренировочных штанах и грязной майке.

— Вы кто? — проблеял он опасливо. — Документы покажите.

— Вот это, — отодвигая его в сторону и проходя мимо, не делая попытки достать что-нибудь из кармана, за полным отсутствием там краснокожего удостоверения, сказал я Рафику, — яркий представитель племени не желающих поддерживать чистоту и порядок не только в доме, но и в собственной квартире. Ты посмотри, что тут делается! Месяца два минимум никто не убирал и даже посуду не мыл.

Из-за таких придурков остальные жильцы в подъезде должны платить больше. Мне проще, я просто могу заставить особо несговорчивых, хватает возможностей. А в доме нет ни своей полиции, ни даже