– Я схожу с ума!

– И я тоже, – поддакнул Хальворссон. Осима посмотрел на свои часы и встал.

– У меня уже голова не соображает. Предлагаю перенести наше заседание на завтра. Может быть, за это время произойдет еще что-нибудь. Вы повремените немного с вашим решением, Петер?

Я знал, что кто-нибудь задаст этот вопрос, и уже сформулировал про себя ответ.

– Естественно, – сказал я громко. – До тех пор, пока мы не прольем свет на случившееся… я не буду писать свой доклад.

Каждый из них, покидая мой кабинет, тепло пожал мне руку.

Никогда еще у меня не было такой уверенности, что они – мои друзья.

Я выключил верхний свет и подошел к письменному столу, чтобы перед уходом погасить и настольную лампу, когда за моей спиной раздался голос:

– Меня здесь оставляете?

Я повернулся так стремительно, словно меня ужалила в пятку змея.

В кресле сидела мисс Хубер и улыбалась мне.

Я был так поражен, что только и мог сказать, заикаясь:

– Вы… вы…

– Что я здесь делаю? Я осталась здесь. Похоже, остальные забыли обо мне. Я начал приходить в себя.

– Уфф, ну и напугали же вы меня!

– Вы думали, что это Иму?

– Не буду отрицать, мелькнула такая мысль. Она встала, потянулась и покосилась на меня.

– Вы уже закончили?

– Конечно. Как раз хотел идти домой…

– Только хотели?

Замешательство мое все усиливалось, и я злился на себя: что за муха меня укусила?

– Я полагаю, вы что-то хотите от меня. Она чуть заметно улыбнулась, лукаво и притягательно, отчего у меня в висках застучала кровь.

– Ну это уж слишком двусмысленно. Кажется, нам почти по пути. Дождь давно прошел. Если я вам не помешаю, мы бы могли пойти вместе…

Держась поближе друг к другу, мы пересекли парк, прошли по платановой аллее и свернули на просторную лужайку. Вдали засияли цепочки огней в окнах типовых домов, там, где жил и я.

Мы долго шли молча, хотя я понимал, что неудобно не произнести ни слова. Но так уж вышло, что после смерти Изабеллы я немел, оставаясь наедине с женщиной.

– Вы всегда такой неловкий? – прямо спросила моя спутница, когда мы уже приближались к домам.

– Я не считаю себя неловким, – проговорил я неохотно.

– Вы как будто боитесь меня, – сказала она, и в ее голосе было что-то вызывающее. – Только наука, а женщины – никогда?

И тут внутри у меня что-то взорвалось. Причиной тому были, возможно, события последних часов, воз– можно, ее близость, а может быть, и то, и другое вместе. Словно лопнула сеть, которой оплела мое сердце еще Изабелла.

Неожиданно для самого себя я рассмеялся. И было в моем смехе и немного иронии, и, несомненно, облегчение.

– Почему же, – сказал я. – А вы знаете, кто я такой?

– Конечно, – удивилась она. – Только не вздумайте говорить, что вы головорез и хорошо, что мы, наконец, сейчас вдвоем на темной лужайке.

– Ну, почти. В свое время я был в Сан-Антонио университетским Донжуаном. Никто не умел лучше меня кружить головы девушкам. Из-за этого меня дважды вышибали из пансиона.

Она посмотрела на меня с уважением.

– Ого! Глядя на вас, этого не скажешь.

– Внешность обманчива.

– Вы это серьезно? Раньше я как-то не замечала.

Сам не понимаю, почему я начал рассказывать ей об Изабелле. Когда я поймал себя на этом, было уже поздно идти на попятный.

– А потом я взял и женился. Неожиданно для самого себя. Sic transit gloria mundi1.

Она молчала, и я понял, что она не хочет копаться в моей личной жизни. Как только я назвал имя Изабеллы, она как бы немного отдалилась от меня, даже лицо отвернула.

– Пять лет прошло, как умерла моя жена… Изабелла.