Приехавший раньше Мартынов уже ждал их неподалеку от парадной дома, где жил подозреваемый.

— Долго добираетесь, — укорил он их, — я уже успел с местными бабульками пообщаться. Мужик со странностями, но добрый, безотказный, всегда готов и починить что-то, и сумку донести… Живет здесь с детства, жена бросила несколько лет назад, где пропадал последние годы — не знают… Как будем брать? Соседи друг друга знают, вариант с «протекающей снизу квартирой» не пройдет. Может, вызовем ОМОН?.. Все же подозреваем не в краже тапочек из общего коридора — могут возникнуть эксцессы… Я слышал, что у психов силы увеличиваются раз в десять…

Договорить он не успел: лицо его застыло, глаза сузились, и напряженным взглядом он уставился куда-то поверх плеча Беликовой.

— Он? — догадалась Беликова, едва сдерживаясь, чтобы не обернуться.

— Ага, — стараясь не шевелить губами, ответил Мартынов, — в эту сторону идет. Сейчас мимо проходить будет…

Он незаметно запустил руку под пиджак и, когда человек сравнялся с ними, выхватил пистолет:

— Стоять! Милиция!

С другой стороны его подстраховывал Григорьев. Беликова с любопытством посмотрела на замершего рядом с ней человека. Мужчина как мужчина. Чуть повыше среднего, светловолосый, широкий в плечах, с грубоватыми, но располагающими чертами лица. Разве что лицо малоэмоциональное — даже после окрика Мартынова не дрогнула ни одна черточка, но разве мало на свете выдержанных людей?..

«У страха глаза велики, — подумала Беликова, — а девочки его чуть ли не монстром расписали. Обычный убийца. В нем-то как раз ничего страшного нет. Душегуб как душегуб».

— Вы — Суханов Петр Александрович? — спросил Григорьев.

— Так точно, — спокойно ответил человек.

— Протяните вперед руки, — потребовал Максим и защелкнул на задержанном наручники. — Пройдемте в машину.

Все так же, без тени эмоций, человек повиновался.

«Странно, — подумала Беликова, — нормальный человек начал бы возмущаться, удивляться, наконец… Попытался бы сыграть недоумение… Странно…»

Видимо, та же мысль пришла и остальным участникам задержания.

— Не удивляет наш визит? — полюбопытствовал Григорьев, усаживаясь на заднем сиденье машины Мартынова, рядом с задержанным.

— Нет, — равнодушно ответил Суханов.

Беликова пристроилась на переднем сиденье, сбоку

от ведущего машину Мартынова. С нескрываемым любопытством обернулась к задержанному:

— Может быть, вы не станете скрывать и свою причастность к убийству писательниц и проституток?

— Я убил, — без тени эмоций сообщил Суханов.

Инспектора переглянулись между собой, удивленные и встревоженные одновременно.

— Но… зачем? — спросил Григорьев.

— Безопасность страны. Идеологические основы. Непопулярные, но необходимые меры, — отчеканил Суханов. Беликова заметила, что он все же начал беспокоиться. Только беспокойство это проходило как-то странно: он словно стал «приседать сидя», покачиваясь всем корпусом и втягивая голову в плечи. Дыхание участилось, на лице появилось какое-то болезненное выражение…

— Вы знакомы со Смоляковым? Писателем Смоляковым? — спросила она, желая переменить нервирующий задержанного разговор.

— Писатель? — негромко переспросил тот. — Писатели сейчас враги. Политики — враги… До политиков не добраться. Проститутки — враги. Соблазняют, разрушают… Идеология… Основа основ… Кто чем может… Мы последний оплот России…

— Кто «мы»? — быстро спросил Григорьев.

— Не надо, Максим, — предостерегающе сказала Беликова, но закончить фразу не успела…

То, что произошло, впоследствии вспоминалось как замедленная киносъемка, хоть все события уложились в считаные секунды…

Коротким ударом под дых Суханов обездвижил сидящего с ним рядом Григорьева и плавным взмахом, словно продолжая выполнять спортивный «кант», ударил сидящего впереди Мартынова скованными руками в затылок. Машина резко вильнула, с громким скрежетом царапнула боком кромку тротуара… Последовал сильный удар, и, уткнувшись в фонарный столб, машина замерла… А потом, в наступившей тишине, один за другим, ударили два выстрела…

От удара о лобовое стекло Беликову спасла только укоренившаяся привычка пристегиваться ремнем безопасности — она не любила машины и, невзирая на насмешки коллег, старалась соблюдать правила до скрупулезности… С трудом восстановив перехваченное дыхание, она повернулась назад… Мертвые глаза Суханова смотрели на нее все так же равнодушно и безэмоционально. Изо рта бывшего офицера медленно ползла густая струйка крови. Кровь была не красной и не алой, а темно-багровой, почти черной… И совсем не похожей на кровь…

— На хрена?! — еле слышно спросил согнутый в три погибели Григорьев. За совместную десятилетнюю работу Беликова впервые услышала слова брани от всегда выдержанного прибалта. — На хрена было стрелять на убой? В ногу нельзя?!

— Тебе надо было не то что в ногу, а в задницу стрелять, — прохрипел Мартынов, проводя пятерней по окровавленному лицу, — чтоб за оружием следил…

Григорьев автоматически схватился за поясную кобуру, еще раз чертыхнулся:

— Иоп! Даже не заметил… Кто ж думал?!

— Вот и я… Не думал… Наверное, еще армейский инстинкт сработал, — признался Мартынов, — пальнул прямо сквозь сиденье… Кто ж думал, что так удачно попаду? Как пистолет успел выхватить, как затвор передернул и стрелять начал — хочешь верь, хочешь не верь — самому сейчас сказкой кажется… Екатерина Григорьевна, с вами все в порядке?

— Чтоб ты на детские грабли наступил! — с чувством пожелала Беликова. — А сам как думаешь? Он совсем мертвый или сейчас, как в фильмах ужаса, воскреснет и опять драться начнет?

— Совсем, — со знанием дела заверил Григорьев, — но насчет фильмов ужасов вы недалеко от истины ушли. Не скажу, что обделался со страху, но чайная ложечка в штанах все же есть… На этот раз мы явно того парня взяли. Без всяких сомнений…

— Да, — подтвердил Мартынов, — теперь вся порноиндустрия нас на руках носить должна… Кто мне ремонт машины компенсирует?

— Достоевский, — цинично заметил Григорьев.

— Ясно… Стало быть, я пострадал за идею, — понимающе кивнул Мартынов, — знаете, господа, а меня почему-то тошнит… Может быть, я беременный?

— Сейчас милиция приедет — все беременными станем, — желчно ответил Григорьев, — только почему-то, в отличие от фильмов и книг, я не слышу ни милицейских сирен, ни спешащих на помощь «Скорых»?.. Посреди города стрельба, авария, а они… Эй, Вадик?.. Вадик!..

— Сознание потерял, — сказала Беликова, глядя на ткнувшегося лбом в рулевое колесо Мартынова, — здорово при ударе приложился… Первый раз со мной такое… Даже не знаю, что говорить и делать… А все же мы его взяли, а? Взяли, Максим!..

— Только не знаю, радоваться ли этому, или плакать, — устало отозвался Григорьев, прислушиваясь к долгожданным сиренам приближающихся машин…