малышку.

– И это моя дочь? – с легким отвращением рассматривая ребенка в лорнет, заявил Кирилл Павлович. – Шарлотта, я запрещаю ей называть меня отцом! И к чему эта мелодрама? В конце концов, что напишут в газетах?

Весть о том, что великокняжеское семейство взяло на воспитание чужого ребенка, наделало много шуму: еще бы, это было так необычно! Кирилл Павлович и Мишель-Оноре приложили все усилия, чтобы бульварные листки не досаждали молодой матери. Новость вызвала сначала удивление, а потом одобрение.

Ее жизнь обрела смысл, и Шарлотта-Агнес забыла о том, что совсем недавно думала о смерти. Она оказалась великолепной матерью: несмотря на то что у нее под рукой находилась целая армия сиделок, нянек и гувернанток, она вскакивала с постели и мчалась к малышке, стоило той заплакать во сне.

Кирилл Павлович, который не скрывал, что никогда не сможет назвать Мари дочерью, настоял, чтобы жена и падчерица уехали из Парижа. Большую часть года Шарлотта-Агнес и Мари проводили в России, в Царском Селе.

Кирилл Павлович обладал колоссальными богатствами. Шарлотту-Агнес и Мари ждал старинный особняк, больше походящий на дворец, с мраморными колоннами и запущенным садом. Эта дача, как именовался особняк, была когда-то выстроена Екатериной: она подарила его одному из своих любовников.

Шарлотта-Агнес тосковала по Бертрану, который не навещала уже много лет, и Мари росла настоящей русской девочкой: она болтала на варварском языке столь же свободно, как изъяснялась по-французски и по-английски, ходила по грибы и резвилась со сверстниками.

Быть может, это и есть счастье, наблюдая за Мари, думала Шарлотта-Агнес. Она привыкла к тому, что с мужем они видятся всего несколько дней в году, когда он приезжает на родину или они отправляются на Рождество в Париж.

Когда разразилась война, Кирилл Павлович настоял на том, чтобы жена и «эта девчонка» не подвергали себя опасности и не пересекали границу. Шарлотта-Агнес знала, что Кирилл, себялюбец и эгоист, заботится не о них, намеренно отдаляет их от себя, чтобы без проблем предаваться порочной жизни.

Бертран в течение всего нескольких часов был оккупирован немецкими войсками, и Шарлотта-Агнес порывалась поехать на родину, но затем поняла, что не имеет права оставить Мари одну. Ее брат, Мишель-Оноре, его супруга Елена Павловна и их сын и принц Виктор находились под домашним арестом во дворце, однако германский кайзер заявил, что династия Гримбургов не будет ущемлена в правах и никто не посягает на их власть.

Мари выросла и превратилась в тонкую изящную девушку, которая внешне все более напоминала свою мать, маркизу де Вальтруа. Шарлотта-Агнес решила, что никогда не откроет приемной дочери правду.

Изредка в Александрийском дворце, загородной резиденции российского императора, устраивали приемы и балы. Шарлотта-Агнес вместе с Мари посещала их и поразилась – ее дочь как две капли воды походила на великую княжну Анастасию!

Американская газета «The New York Times», 17 марта 1917 года:

«15 марта, после того, как к нему прибыла делегация депутатов Государственной думы, русский император Николай Второй подписал отречение от престола за себя и своего сына, кронпринца Алексея. В течение последующих суток номинальным главой государства являлся князь Михаил, младший брат отрекшегося царя. Но и он отказался от русского трона, тем самым положив конец тысячелетней русской монархии и трехсотлетнему владычеству династии Романовых, могущество которой еще совсем недавно, во время помпезных торжеств в 1913 году, казалось абсолютно незыблемым. Таким образом, стихийные волнения в столице империи Петрограде (бывшем Петербурге) стали прологом к очередной русской революции. Вся исполнительная власть в государстве перешла к Временному правительству, главой которого стал князь Львов. Союзников волнует вопрос – будет ли новая, демократическая Россия продолжать военные действия против Германии и ее сателлитов?»

Весть о том, что царь отрекся и Россия стала республикой, застала Шарлотту- Агнес врасплох. Она уделяла мало внимания политическим событиям, сетовала на бессмысленную и тянувшуюся третий год войну и мечтала о том, что когда-нибудь навестит любимый Бертран.

Она послала мужу в Париж телеграмму, спрашивая, что же им делать. Кирилл Павлович, который находился в весьма натянутых отношениях со своим троюродным братом императором Николаем, ответил через неделю: «Азиатская Россия получила то, что заслуживает. Оставайтесь во дворце. Еду».

Кирилл Павлович через неделю появился в Царском Селе – во френче защитного цвета, без погон и аксельбантов, и с красным бантом в петлице. Он поддерживал крушение монархии и не скрывал собственных амбиций.

– Никки погубила мягкотелость и потакание Аликс и Гришке, – прохаживаясь по пустынным залам дворца, рассуждал он. – Не думаю, что республика долго продержится! Реставрация монархии неминуема! Но Никки и его отпрыски утеряли моральное право на русскую корону!

Кирилл Павлович лелеял мечту, которую он похоронил уже давно, – самому сделаться самодержцем всероссийским! Он участвовал в работе Временного правительства, но, не получив желаемый пост министра, быстро разочаровался в политической деятельности.

– Эти балаболы похуже прежних, – заявил он в начале лета. – Я отправляюсь в Париж, вы пока оставайтесь в России. Я сообщу, когда вы можете присоединиться ко мне!

Мари чувствовала, что Кирилл Павлович старается всеми способами отделаться от нее и Шарлотты- Агнес. Девушка успокаивала себя мыслью о том, что еще немного, и все будет как прежде.

Вместо этого в начале августа разнесся слух о том, что императора и его семейство отправили в Тобольск, мотивируя это соображениями безопасности – немцы продвигались к Петербургу, и многие верили, что Россия проиграла войну.

Подпольная коста-бьянкская газета «La Revolucion», 10 ноября 1917 года:

«Свершилось! Два дня назад диктат тиранов и богачей, кровопийц трудового народа и попов, аристократии и капиталистов рухнул – прогнившая система продемонстрировала свою совершенную нежизнеспособность. Ее сменила власть Советов – Россия стала первым в мире государством, где вся полнота полномочий принадлежит рабочим и крестьянам! Мировая революция не за горами! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Вскоре кануло в Лету и Временное правительство, ему на смену пришли большевики. Шарлотта-Агнес никак не могла взять в толк, что это такое.

– Если власть Советов – это когда преданные слуги, к которым мы относились, как к членам семьи и платили им больше, чем следует, в одночасье заявляют, что не намерены гнуть спину на эксплуататоров рабочего класса, и сбегают, прихватив столовое серебро и наличные деньги, то я против такой власти! – Шарлотта-Агнес никак не могла успокоиться, обнаружив морозным утром, что в громадном особняке остались только она и Мари.

Шарлотта-Агнес послала телеграмму в Париж, однако ей сказали, что нет никакой гарантии, что Кирилл Павлович получит ее. Непонятные субъекты – бородатые солдаты в грязных шинелях, мужики и бабы с неподъемными мешками, бывшие лакеи – грабили соседние виллы. Шарлотта-Агнес вооружилась секатором и заявила, что никому не позволит ворваться к ним в дом.

Они заперлись в спальне, занавесили окна и начали зашивать в одежду драгоценности. Шарлотта