ФСБ. Он теперь занялся политикой, а его сын Максим продолжает дело отца. Они оба стоят во главе преступного синдиката, того самого, что принято именовать мафией.

– Неужели нельзя ничего сделать? – расстроилась Настя. – Получается, смерть моих родителей сойдет им с рук?

– Им сойдут с рук и другие преступления, – ответил жестко Басалыго. – Я не собираюсь затевать войну с Остоженским только ради того, чтобы восторжествовала справедливость. На скамью подсудимых его все равно посадить не удастся. И не забывай: я сдержал свое обещание и выяснил, что произошло с твоими родителями.

Настя выбежала из кабинета Игоря, поднялась к себе в комнату, бросилась на кровать и заплакала – впервые за многие годы. Теперь она точно знает, кто виновен в гибели отца и мамы, но поделать ничего не может! Хотя на что она рассчитывала? Басалыго прав, привлечь к ответственности генерал-лейтенанта ФСБ в отставке Остоженского не получится. Но каким же лицемерным и бессердечным должен быть человек, что притворялся лучшим другом ее отца и навещал ее в тюрьме, обещая помощь! Да, Остоженский пытался убить ее один раз, но вторую попытку по какой-то причине не предпринял. Так почему же он оставил ее в живых? Что это – жалость, презрение или осознание того, что никакой реальной угрозы от нее не исходит?

Втайне от Игоря Настя решила собрать информацию об Остоженских – как о Глебе Романовиче, так и о Максиме. Имя Максима тоже часто появлялось в разделах светской хроники, он считался одним из самых красивых молодых бизнесменов России. Практически на всех фотографиях Максим был под руку со своей обворожительной и прелестной супругой Вероникой, а иногда и с детьми, сыном Глебом (назван в честь отца) и дочерью Ниной (названа в честь свекрови).

У Насти имелась теперь солидная сумма в долларах, и она обратилась в известное петербургское детективное агентство. Узнав, что объектом слежки должны стать Глеб и Максим Остоженские, глава агентства заломил астрономическую цену, а потом сказал:

– И вообще, я рискую своим здоровьем и своей жизнью, а берусь за дело только потому, что безмерно уважаю Игоря Леонидовича.

«Бурные девяностые» принесли Остоженским колоссальную прибыль. Свекор Максима, заместитель главы Внешторгбанка, обладал важной служебной информацией, используя которую молодой Остоженский в нужный момент основал коммерческий банк и начал скупать по дешевке разорившиеся государственные предприятия.

Глеб Романович ушел в отставку – некоторым коллегам в бывшем Комитете мозолило глаза то, что его имя уж слишком часто связывается с преступным миром и мафией. Остоженский-старший знал, что вполне может положиться на своего сына – Максим был гениальным бизнесменом. Генерал-лейтенант возглавил информационный департамент при банке, принадлежащем Максиму. В действительности это был отлично замаскированный филиал все того же объединенного преступного сообщества. Глеб Романович прекрасно понимал, что в мире нет ничего важнее информации – именно она ценнее золота, долларов, нефти и алмазов. Информация позволяет держать в руках других людей, информация – это осязаемая власть, от информации часто зависит вопрос жизни и смерти.

Максим многим был обязан отцу, однако считал, что пришло время задействовать иные методы работы. Ему претило то, что их семью подозревают в связях с криминальной средой. Молодой Остоженский был весьма честолюбив и мечтал о большой политической карьере. Впрочем, как убедил его отец, связь с мафией этому никак не помешает, а, наоборот, только поможет.

Максим до безумия гордился своими детьми – старшим Глебом и появившейся всего десять месяцев спустя Ниночкой. Жену, Веронику, он боготворил, однако не любил. Женился он на ней потому, что она была подходящей партией, а тесть мог оказать протекцию и снабдить важными советами. Вероника же, как было известно Максиму, без ума от него, что льстило его мужскому самолюбию. И все же иногда Максим чувствовал: несмотря на отличный секс, несмотря на общие интересы, несмотря на двух совместных детей, ему чего-то не хватает.

Чтобы наверстать упущенное, он иногда позволял себе развлечения на стороне, но быстро убедился: нет, это не решение его проблем. Дамы были чрезвычайно изобретательными и старательными, но общение с элитными шлюхами быстро наскучило Максиму. Он попробовал завести любовницу, но затем дал молодой телеведущей отставку – она ни в постели, ни в остроумии, ни в шарме не могла сравниться с Вероникой. Однако чего же ему не хватает? Ответ на вопрос пришел неожиданно – любви. Да, ему хотелось любить Веронику, но не получалось: она была идеальной женой, идеальной матерью, идеальным другом и идеальной светской львицей. Но ему требовалось нечто иное. Что именно, Максим не знал.

С отцом он об этом не говорил – тот все равно бы не понял, а только бы стал внушать ему, что Вероника – лучшая из лучших, а если его что-то не устраивает, то надо завести интрижку на стороне. Сам генерал- лейтенант был мужчиной в соку: у него имелись две верные любовницы, а кроме того, он часто обращался к услугам девочек по вызову.

Отец, решил для себя Максим, все еще верен покойной маме. Во всяком случае, в том, что касается чувств. А как он сам может быть верен Веронике, если никогда не любил ее? Разводиться с женой он не собирался – все равно ведь не найдет никого лучше! – да и настраивать семейство Софроницких против себя не стоило: используя связи родственников супруги, Максим намеревался в ближайшие годы начать политическую карьеру.

В их семействе отец отвечал за «связи с общественностью», что на жаргоне Остоженских означало – за преступный синдикат. Максим же, не желавший иметь с этим ничего общего, был лучезарным представителем молодого поколения и носителем надежд.

Как-то отец позвонил сыну и сказал, что желает с ним переговорить. Максим сразу сообразил: Глеб Романович хочет сообщить своему отпрыску нечто важное. Для подобного рода бесед в стеклянном здании банка, расположенном на северо-западе столицы, имелось отдельное помещение, полностью изолированное от окружающего мира. В этот «бункер фюрера», как шутливо называл помещение Максим, имели доступ только несколько доверенных персон. «Бункер» три раза в день проверялся на наличие подслушивающих устройств, и там можно было безбоязненно вести серьезные разговоры.

Когда Максим спустился в «бункер», отец уже ждал его. Генерал-лейтенант в отставке Остоженский завел вначале речь о погоде, затем переключился на последние политические события, но Максим прервал его:

– Папа, ты вызвал меня не для того, чтобы вести светскую беседу. В чем дело?

Глеб Романович, вздохнув, ответил:

– Хотелось бы мне, чтобы мы могли поговорить именно о пустяках, да все никак не получается. Ты знаешь, сфера нашей деятельности в основном столица, однако на днях мне поступил сигнал из Ленинграда... извини, из Петербурга. Все не отвыкну от старой привычки... Так вот: за нами установлена слежка!

Максим скупо усмехнулся:

– И кто на сей раз? Твои коллеги из ФСБ? Или кто-то еще?

– Вот именно, сынок, кто-то еще, – снова вздохнул Остоженский и положил на стол большую фотографию. – Старые грехи, так сказать!

Максим увидел перед собой изображение молодой женщины, которую тотчас узнал. Анастасия Лагодина!

– Вижу по твоей реакции, что ты ее не забыл, – заметил желчно Глеб Романович. – Ох, надо было пришить девчонку еще тогда, на зоне, когда была возможность.

– Ты говоришь так, будто сейчас возможности нет, – дернул плечом Максим, чувствуя, что сердце у него начинает бешено биться.

Остоженский-старший поцокал языком и сказал:

– Ну, ну, не все так просто, сынок. Шеф детективного агентства, получив заказ от Лагодиной, тотчас связался со мной. Девчонка по-прежнему копает!

– Да ну, сколько лет прошло... – отмахнулся Максим. – И доказать-то ничего нельзя.

– Конечно, я же и позаботился, сынок, – ответил медленно генерал-лейтенант Остоженский. – Следы, что вели ко мне, полностью уничтожены. Но девчонка никак не угомонится. Не надо было ее оставлять тогда в живых! Я так и знал, что это выйдет нам боком!