снести, — говорит она, прикрывая рукой телефон. — Семь спален, шесть тысяч квадратных футов. Весь первый этаж отделан панелями из вишневого дерева.
В пустой комнате так тихо, что слышен голос в телефоне:
— Элен?
Она закрывает глаза и говорит:
— Его построили в 1935-м. — Она запрокидывает голову. — Автономное паровое отопление, участок 2,8 акра, черепичная крыша...
Голос в телефоне:
— Элен?
— ...игровая комната, — говорит она, — буфетная с баром, домашний тренажерный зал...
Проблема в том, что у меня не так много времени. Все, что мне нужно знать, говорю, это — были ли у вас дети?
— ...кладовая при кухне, — говорит она, — малая холодильная камера...
Я говорю: был у вас маленький сын, который умер по непонятной причине лет двадцать назад?
Она быстро моргает ресницами. Раз, второй. Она говорит:
— Прошу прощения?
Мне нужно знать, читала она своему сыну вслух или нет. Его звали Патрик. Мне нужно найти и собрать все существующие экземпляры определенной книги.
Прижимая телефон к уху подбитым плечом пиджака, Элен Бойль открывает свою белую с розовым сумочку и достает пару белых перчаток. Надевая перчатки, она говорит в трубку:
— Мона?
Мне нужно знать, может быть, у нее до сих пор сохранилась та книжка. Мне очень жаль, но я не могу ей сказать зачем.
Она говорит:
— Боюсь, мистер Стрейтор не сможет быть нам полезным.
Мне нужно знать, делали ее сыну вскрытие или нет. Она улыбается мне. И произносит одними губами:
Я поднимаю руки, ладонями к ней, и пячусь к двери. Просто мне нужно быть твердо уверенным, что все экземпляры той книги будут уничтожены. И она говорит:
— Мона, пожалуйста, позвони в полицию.
Глава шестая
Когда случается смерть в колыбельке, нужно как-то донести до сознания родителей, что они ни в чем не виноваты. Дети не задыхаются в одеяльце. В 1945 году в журнале “Педиатр” была статья под названием “Механическое удушение в младенчестве”, и автор доказывал, что это физически невозможно — чтобы грудной младенец задохнулся в постели. Даже новорожденные, если их положить личиком вниз на подушку или матрас, все равно рефлекторно перевернутся так, чтобы можно было свободно дышать. Даже если ребенок немного простужен или гриппует, нет никаких доказательств, что болезнь как-то связана с внезапной смертью. Нет никаких доказательств, что прививки от дифтерита, коклюша или столбняка как-то связаны с СВСМ. Даже если ребенок только что был у врача, он все равно может умереть.
Кошки не садятся детям на грудь и не высасывают их жизнь.
Все, что мы знаем, — что мы ничего не знаем.
Нэш, полицейский врач, показывает мне лиловые синяки на телах всех детей, livor mortis, где окисленный гемоглобин оседает в самых нижних частях тела. Кровавая пена, что идет изо рта и из носа — медики называют ее “очищающими водами”, — это естественный компонент разложения. Те, кто отчаянно ищет ответ, смотрят на livor mortis, на очищающие воды и даже на сыпь от пеленочного дерматита и обвиняют родителей в жестоком обращении с ребенком.
Хороший способ забыть о целом — пристально рассмотреть детали.
Хороший способ отгородиться от боли — сосредоточиться на мелочах. На фактах. Что меня больше всего привлекает в профессии репортера — возможность спрятаться за своим блокнотом. Превратить любую беду в работу.
Книгу вернули в библиотеку. Она стоит в секции детской литературы и ждет.
Когда я возвращаюсь в редакцию, Дункан спрашивает:
— Как там твои сенсационные материалы о мертвых детях? — Он говорит: — Я хочу, чтобы ты позвонил по этому телефону и попробовал выяснить, что к чему. — Он протягивает мне гранки сегодняшнего раздела “Стиль жизни”.
Объявление обведено красным карандашом.
Объявление шириной в три колонки и высотой в шесть дюймов.
ВНИМАНИЮ КЛИЕНТОВ ФИТНЕС-КЛУБА “ЗЕЛЕНЫЕ ХОЛМЫ”
В объявлении сказано: “Вы заразились грибковой инфекцией при контакте с фитнес-тренажерами или при посещении душа? Если так, то звоните по указанному телефону и объединяйтесь с другими такими же пострадавшими, чтобы подать коллективный иск в суд”.
Я набираю указанный номер, и мне отвечает мужской голос:
— “Умник, Ушлый и Умора”, юридические услуги.
Мужчина на том конце линии говорит:
— Назовите, пожалуйста, свое имя и адрес для учетной регистрации. — Он говорит: — Можете описать вашу сыпь? Размер очагов. Расположение. Цвет. Глубина повреждения тканей. Все до мельчайших подробностей.
Вы ошибаетесь, говорю я ему. У меня нету сыпи. Я звоню вовсе не для того, чтобы подать коллективный иск в суд.
Совершенно без всякой связи мне вспоминается Элен Гувер Бойль.
Когда я говорю, что я репортер из газеты, мужчина на том конце линии говорит:
— Прошу прощения, но нам нельзя обсуждать это дело, пока иск не будет оформлен и передан в суд.
Я звоню в фитнес-клуб, но там тоже не расположены разговаривать. Я звоню в ресторан “Темный бор” из предыдущего объявления, но и там не хотят разговаривать. Номер телефона и в этом, и в том объявлении — тот же самый. Начинается с длинного мобильного кода. Я опять набираю его, и мужской голос на том конце линии говорит:
— “Умник, Ушлый и Умора”, юридические услуги.
И я вешаю трубку.
На факультете журналистики нас учили, что начинать нужно с самого главного факта. Это называется опрокинутая пирамида. Кто, что, где, когда и почему должны быть в начале статьи. Дальше идут менее значимые факты, которые следует располагать в порядке убывания значимости. Таким образом, редактор сможет легко сократить статью до нужного размера, не упустив ничего важного.
Все незначительные детали, запах покрывал на кровати, остатки еды на тарелках, цвет елочной игрушки — обычно все это остается в корзине для мусора у редакторского стола.
Единственная система, которую можно проследить в смертях в колыбельке, — их количество возрастает осенью, когда наступают заморозки. Редактор хочет, чтобы это наблюдение появилось уже в первой статье. Нужно что-то такое, что пробудило бы в людях страх. Пять малышей, пять статей. Раз в неделю, в воскресном номере. Так, чтобы люди читали всю серию. Пять воскресений подряд. Мы можем
