— Знаешь, Демокрит. Корень как в демократии.

И я считаю — раз, я считаю — два, я считаю — три...

А чтобы заткнуть человека, говорит Мона, ну, чтобы он прекратил болтать, надо взять рыбу и зашить ей рот.

Чтобы вылечить боль в ухе, говорит Мона, нужно взять семя вепря, когда оно истекает из вагины самки.

В иудейской магической книге “Сефер 'а разим” есть такой ритуал: нужно убить черного, еще слепого щенка — до того, как у него откроются глаза. Потом написать на табличке проклятие и вложить табличку в голову щенку. Потом запечатать его пасть воском и спрятать голову под порогом дома того человека, которому предназначается проклятие, и он никогда не заснет.

— Теофаст утверждает, — читает Мона, — что пионы надо рвать по ночам, потому что если, пока ты рвешь пионы, тебя увидит дятел, ты ослепнешь. А если дятел увидит, как ты подрезаешь пиона, у корни, у тебя приключится выпадение ануса.

И Элен говорит:

— Жалко, что у меня нет рыбы...

По словам Моны, нельзя убивать людей, потому что убийство отдаляет тебя от человечества. Убийство оправдано только тогда, когда ты убиваешь врага. Поэтому надо сделать так, чтобы жертва стала твоим врагом. Любое преступление оправданно, если ты делаешь жертву своим врагом.

Со временем все люди в мире станут твоими врагами.

С каждым новым убийством, говорит Мона, ты все больше и больше отчуждаешься от мира. Ты убеждаешь себя, что весь мир — против тебя.

— Когда доктор Сара Ловенштейн только начинала свое радиошоу, она не набрасывалась на каждого, кто звонил, с руганью и обличениями, — говорит Мона. — У нее было меньше эфирного времени, и аудитория у нее была меньше, и ей действительно, как мне кажется, хотелось помочь людям.

И может быть, это все из-за того, что на протяжение многих лет ей звонили по поводу тех же самых проблем — нежелательная беременность, разводы, семейные неурядицы. Может быть, это все из-за того, что ее аудитория выросла и передачу перенесли на прайм-тайм. Может быть, это все из-за того, что она стала зарабатывать больше денег. Может быть, власть развращает, но она не всегда была такой сукой.

Единственный выход, говорит Мона, это признать свое поражение и позволить миру убить меня и Элен за наши преступные деяния. Или мы можем покончить самоубийством.

Я спрашиваю: это что, очередная викканская чепуха?

И Мона говорит:

— Нет. На самом деле это Карл Маркс.

Она говорит:

— Когда ты убил человека, есть единственный способ вернуть себе связь с человечеством. — Она говорит, справляясь по книге: — Есть единственный способ вернуться в ту точку, где мир не будет тебе возмездием. Где ты не один.

— Дайте мне рыбу, — говорит Элен. — И иголку с ниткой.

Но я не один.

У меня есть Элен.

Может быть, именно поэтому столько серийных убийц работают в паре. Потому что это приятно — знать, что ты не один в мире, где только враги и жертвы. Неудивительно, что Вальтруда Вагнер, австрийская Ангел Смерти, убедила своих подруг убивать вместе с ней.

Это кажется очень естественным.

Мы с тобой против целого мира...

У Гари Левингдона был его брат, Таддеуш. У Кеннета Бьянчи был Анджело Буоно. У Ларри Биттейкера — Рой Норрис. У Дуга Кларка — Кэрол Банди. УДэвида Гора — Фред Уотерфилд. У Гвен Грэхем — Кати Вуд. У Дуга Грецлера — Вилл Стилмен.УДжо Каллингера — его сын Майк. У Пата Керни — Дэйв Хилл. У Энди Кокоралейса — брат Том. У Лео Лейка — Чарльз Нджи. У Генри Лукаса — Отгнс Тул. У Альберта Ансельми — Джон Скализе. У Алена Майкла — Климон Джонсон. У Дуга Бемора — Кейт Косби. У Иэна Брейди — Майра Хиндли. У Тома Брана — Лео Мейн. У Бена Брукса — Фред Триш. У Джона Брауна — Сэм Кетзи. У Билла Барка — Билл Хеер. У Эрксина Барроуза — Ларри Таклин. У Джо Бакса — Марионо Маку. У Брюса Чайлдза — Генри Маккенни. У Элтона Колмена — Дебби Браун. У Энн Френч — ее сын Билл. У Френка Газенберга — его брат Питер. У Дельфины Гонзалес — ее сестра Мария. У доктора Тита Херма — доктор Том Оллген. У Амелии Сакс — Энни Уолтерс.

Тринадцать процентов всех известных серийных убийц работали в паре или в группе.

В камере смертников в калифорнийской тюрьме Сан-Квентин Рэяди Крафт, “Убийца по талонам”, играл в бридж с Дугам Кларком, “Закатным убийцей”, Ларри Биттейкером по прозвищу “Клещи” и “Убийцей с большой дороги” Биллом Бенином. В общем на эту четверку приходилось сто двадцать шесть жертв.

У Элен Гувер Бойль есть я.

“Когда начнешь убивать, уже невозможно остановиться, — сказал Бонин одному журналисту. — Убивать с каждым разом все проще и проще...”

Вынужден согласиться. Это превращается в дурную привычку.

По радио говорят, что доктор Сара Ловенштеий была ангелом добра, не имеющим себе равных по силе и влиянию, десницей Божьей, честью и совестью этого мира, погрязшего в непотребствах, мира греха и жестокости, мира скрытых...

Не важно, сколько людей умирает, все разно все остается по-прежнему.

— Ну давай, докажи, что ты крут, — говорит Устрица, кивая на радио. — Убей и этого мудака тоже.

Я считаю — 37, считаю — 38, считаю — 39...

С тех пор как мы выехали из дома, мы уничтожили семь экземпляров смертоносного стихотворения. Изначальный тираж был 500 экземпляров. Стало быть, 306 экземпляров уже охвачено, остается — 194.

В газетах было написано, что парень в черной кожаной куртке — который просвистел мимо меня на переходе — был донором и сдавал кровь каждый месяц. Он три года провел за границей, в слаборазвитых странах, в составе Корпуса мира — рыл колодцы для прокаженных. В Бостване он отдал часть своей печени девочке, которая отравилась ядовитыми грибами. Он работал оператором на телефоне, когда проводили благотворительную кампанию против какой-то неизлечимой болезни, я, правда, забыл какой.

И все-таки он заслуживал смерти. Он обозвал меня придурком.

Он меня толкнул!

В газетах была фотография: мать и отец плачут над гробом моего соседа сверху.

И все-таки он слишком громко врубал свою музыку.

В газетах написано, что фотомодель и манекенщица по имени Денни Д'Тестро была найдена мертвой у себя в квартире сегодня утром.

Не знаю уж почему, но я очень надеюсь, что на вызов поехал не Нэш.

Устрица кивает на радио и говорит:

— Ну давай же, папаша, убей его. Докажи, что ты крут.

На самом деле весь мир состоит из придурков.

Элен берет свой мобильный и обзванивает библиотеки в Оклахоме и Флориде. В Орландо находится еще один экземпляр.

Мона читает нам, что древние греки делали таблички-проклятия — дефиксионы.

И еще они делали колоссов, кукол из бронзы, воска или глины, и тыкали в них гвоздями, или ломали их, или калечили, отрезали им руки и головы. Внутрь колосса вкладывали либо волосы намеченной жертвы, либо проклятие, написанное на папирусе.

В Лувре хранится египетская фигурка второго века нашей эры. Это изображение обнаженной женщины, связанной по рукам и ногам, с гвоздями, воткнутыми в глаза, уши, рот, груди, руки, стопы, вагину и анус. Черкая в книге оранжевым фломастером, Мона говорит:

— Вы с Элен наверняка бы понравились тому человеку, который сделал эту фигурку.

Таблички-проклятия представляли собой тонкие свинцовые или медные — иногда глиняные —