ты там спрятал, что не хочешь пускать своего?

Тириан с друзьями видели только спину Ришды-тархана и не видели его лица, когда он пожал плечами и сказал:

– Будьте свидетелями, я не виновен в крови этого юного глупца. Входи, наглец, и побыстрее.

Эмет, как и Рыжий, вышел на узкую полоску травы между костром и хлевом. Глаза его сияли, лицо было очень серьёзно, руку он положил на рукоять сабли, голову держал высоко. Джил чуть не вскрикнула, когда увидела его лицо. Алмаз прошептал на ухо королю:

– Клянусь Львиной Гривой! Я почти люблю этого юного воина, хоть он и тархистанец. Он достоин лучшего бога, чем Таш.

– Если б мы знали, что там на самом деле… – сказал Юстэс.

Эмет открыл дверь и вошёл в чёрную пасть хлева. Он закрыл за собой дверь. Прошло всего несколько мгновений – казалось, таких долгих, – прежде чем дверь снова открылась. В проёме показалась фигура в тархистанских доспехах, качнулась, выпала наружу и осталась недвижимой; дверь закрылась. Тархан подбежал и склонился, пристально разглядывая лицо. Он вздрогнул от удивления. Потом овладел собой и воскликнул, обращаясь к толпе:

– Нахальный мальчишка получил, что хотел. Он взглянул на Таш и умер. Это урок вам всем!

– Да, увы, увы! – отвечали бедные звери.

Но Тириан и его друзья посмотрели на мёртвого тархистанца, а потом друг на друга. Дело в том, что они стояли близко и видели то, чего не видели звери, стоявшие вдалеке и к тому же за костром. Это был не Эмет. Это был кто-то другой, старше и толще, не такой высокий и с большой бородой.

– Хо-хо, – усмехнулся Обезьян. – Продолжим? Кто ещё хочет войти? Какие-то вы нерешительные. Что ж, я сам выберу следующего. Скажем, ты, кабан. Выходи! Тащите его, тархистанцы! Он увидит Ташлана лицом к лицу.

– У-уф, – проворчал кабан, тяжело поднимаясь. – Что ж, давайте, испробуйте мои клыки.

Когда Тириан увидел, что храбрый зверь готов сражаться за свою жизнь, а тархистанские солдаты приближаются к нему с обнажёнными ятаганами и никто не собирается помочь, что-то в нём взорвалось. Он уже не заботился о том, подходящий ли сейчас момент.

– Мечи наголо, – тихо скомандовал он, – натяните луки. За мной.

В следующую минуту перед изумлёнными нарнийцами выступили из-за хлева семь фигур, четверо из них – в сияющих кольчугах. Меч короля блеснул в свете костра. Он взмахнул им над головой и громко воскликнул:

– Здесь стою я, Тириан Нарнийский! Во имя Аслана, жизнью своей ручаюсь, что Таш – гнусный демон, Обезьян – бесчестный предатель, а эти тархистанцы – достойны смерти. Ко мне, все истинные нарнийцы, ко мне! Неужели вы ждёте, когда ваши новые хозяева перебьют вас одного за другим?!

С быстротой молнии Ришда-тархан отскочил назад – туда, где меч короля не мог его достать. Он не был трусом, он мог при необходимости сразиться и с королем, и с гномом. Но одновременно защищаться и от орла, и от единорога он не мог. Он знал, как орлы бросаются в лицо врагу, выклёвывают глаза и ослепляют крыльями, и слышал от отца (который встречался с нарнийцами в битве), что лишь человек, вооружённый луком или длинным копьём, может противостоять единорогу, когда тот встает на дыбы и обрушивается разом и копытами, и зубами, и рогом. Поэтому тархан отскочил в сторону и закричал:

– Ко мне, ко мне, все воины Тисрока, да живёт он вечно! Ко мне, все верноподданные нарнийцы, дабы гнев Ташлана не обрушился на вас!

Тут произошли, одно за другим, два события. Обезьян, который соображал медленнее тархана, не сразу понял опасность и секунду-другую сидел на корточках перед огнём, уставившись на пришельцев. Тириан схватил гадкое создание за шкирку и бросился обратно к хлеву, крича: «Откройте дверь!» Поггин быстро распахнул дверь. «Испробуй своей собственной стряпни!» – воскликнул Тириан и швырнул Обезьяна в темноту. Как только гном с грохотом захлопнул дверь, ослепительный сине-зелёный свет вспыхнул в хлеву, земля содрогнулась и раздался странный клокочущий звук – словно бы хриплый голос какой-то чудовищной птицы. Звери завыли, застенали, закричали:

– Это Ташлан! Спрячьте нас от него!

Многие попадали на землю, другие закрыли лица крыльями или лапами. Никто, кроме орла Дальнозора, чьи глаза были самыми зоркими, не заметил в этот момент лица Ришды-тархана. Орёл обнаружил, что Ришда поражён и почти так же напуган, как и все остальные. «Вот что бывает с теми, – подумал Дальнозор, – кто призывает богов, в которых не верит. Радости мало, когда они и впрямь явятся».

В тот же самый момент случилось третье событие – единственно приятное в эту ночь. Все до одного говорящие псы (их было пятнадцать), радостно лая, бросились к королю – огромные псы с крепкими лопатками и тяжёлыми челюстями. Они хлынули, словно могучая волна на морской берег, едва не сбивая с ног, и хоть и были говорящими, однако оставались псами: все встали на задние лапы, положили передние людям на плечи и принялись лизать им лица, в один голос повторяя:

– Ура! Ур-ра! Ур-рау-ау-ау! Мы поможем вам-вам-вау-вау! Приказывай-вау-вау-вау!

Это было так чудесно, что просто хотелось плакать. В конце концов, только на это они и надеялись. А когда ещё через минуту несколько мелких зверушек (мыши, кроты, пара белок) засеменили к ним, радостно приговаривая: «Вот и мы, вот и мы!» – и следом за ними подошли медведь и кабан, Юстэс подумал было, что, может, всё и устроится. Но Тириан огляделся и увидел, сколько зверей не двинулось с места.

– Ко мне! Ко мне! – закричал он. – Неужели вы стали трусами, пока я был вашим королём?!

– Мы не смеем, – прохныкали десятки голосов. – Ташлан может рассердиться. Укрой нас от Ташлана.

– Где говорящие кони? – спросил Тириан.

– Мы видели, видели их, – пропищала мышь. – Обезьян заставлял их работать. Они привязаны там, у подножия холма.

– Скорее, – сказал Тириан, – все вы, кто поменьше, кто грызёт, копает и щёлкает орехи, как можно быстрее бегите вниз и узнайте, на чьей они стороне. Если на нашей – перегрызите зубами верёвки, освободите лошадей и ведите сюда.

– С превеликой охотой, государь, – раздались тоненькие голоса, и, взмахнув хвостиками, остроглазый и острозубый народец исчез. Тириан с нежностью улыбнулся им вслед. Однако нельзя было терять времени: Ришда-тархан отдавал приказы.

– Вперед, – говорил он. – Хватайте их живьём и бросайте в хлев или сгоняйте их туда – когда всех соберём, подожжём его и принесём жертву великой Таш.

– Гм! – сказал себе Дальнозор. – Вот как он надеется вымолить прощение у Таш за свое неверие.

Строй врагов – почти половина сил Ришды – двинулся на Тириана, и тот едва успевал отдавать свои приказы.

– Встань слева, Джил, и постарайся стрелять метко. Кабан и медведь – рядом с ней. Поггин – по левую руку от меня, Юстэс – по правую. Держись на правом фланге, Алмаз. Лопух, ты рядом с ним, дерись копытами. Ты, Дальнозор, бей их с воздуха. Вы, псы, прикроете нас сзади и броситесь, когда начнётся сражение. Да поможет нам Аслан!

Сердце у Юстэса бешено колотилось, но он всей душой надеялся быть храбрым. Никогда не испытывал он такого ужаса (хотя видел и дракона, и морского змея), а сейчас у него кровь стыла, ибо он видел ровный строй тёмных лиц с горящими глазами. Здесь были пятнадцать тархистанцев, говорящий нарнийский бык, лис Слинки и сатир Враггл.

Над левым его ухом просвистела стрела, и один тархистанец упал; просвистело справа, и упал сатир. «Молодец, дочка!» – раздался голос Тириана. И тут враги обрушились на них.

Юстэс не мог потом вспомнить, что же произошло дальше. Он был как во сне (бывают такие сны, когда температура под сорок), пока не услышал издалека голос Ришды-тархана:

– Назад. Отступить и перестроиться.

Он очнулся и увидел спины тархистанцев. Но далеко не всех. Двое лежали, пронзённые рогом Алмаза,