Прежде чем подтолкнуть камешек, Батулина тщательно изучили, хорошо прицелились.

По понедельникам он утром бывал в тире, считая, что, имея оружие, следует уметь хорошо им пользоваться.

Батулин стрелял из «макарова» по ростовой мишени с кругами на спине. Рядом стрелял какой-то милицейский полковник. Кроме них, в тире никого не было. Батулин отстрелял обойму и смотрел, как полковник неуверенно выцеливает мишень, подумал, что при таком умении мент с пятидесяти метров и в дом не попадет. Наконец полковник сделал последний выстрел, облегченно вздохнул, положил пистолет на барьер.

– Ну что, господин полковник, пойдем взглянем? – весело спросил Батулин.

– Взглянуть можно, да боюсь, не на что. – Полковник добродушно улыбался. – Я пистолет двадцать лет в руках не держал.

Они подошли к мишеням. Батулин все пули уложил кучно, слегка сместившись с десятки, набрал сорок два очка. Полковник нашел одну «восьмерку», остальные, как говорится, ушли в «молоко».

– Я стреляю неважно, но такого быть не может, – категорически заявил полковник. – Это пистолет барахлит, уверен, что вы из него тоже в мишень не попадете.

Батулин взял со стойки пистолет полковника, прицелился в мишень.

– Ну что, господин полковник, согласен поменяться пистолетами и разыграть обед в скромном кабаке.

Полковник взглянул на часы и ответил:

– Согласен, завтра в это же время. Сейчас, извините, надо бежать. – Он сунул свой «макаров» в кобуру. – Значит, завтра, в девять?

– Захватите дензнаки, господин полковник, сегодня и в скромном ресторане обед дорог, – рассмеялся Батулин.

– Я знаю, что проиграю, важен принцип, не мог я только одну пулю в мишень послать, – ответил полковник. – До завтра. – Он вышел из тира, сел в роскошный «Мерседес» и поехал в министерство докладывать Гурову.

Крячко стягивал с себя форму, это именно он так неудачно стрелял в тире, докладывал:

– Он схватил крючок сразу, червяк не понадобился. Вызови эксперта, пусть проверят, «снимут пальцы», я на всякий случай назначил ему встречу на завтра, понадобится – проведем «перестрелку».

– «Пальцы» в полном порядке, – ответил Гуров, разглядывая лежавший перед ним пистолет. – А ребята утверждали, что пистолет Батулина ему не привязать и что за тяжелое ранение Генки Веткина никто не ответит.

Станислав повесил форму в шкаф, надел штатский костюм, взглянул на друга с любопытством, брезгливо усмехнулся:

– Я тебя, Лев Иванович, видимо, до своей кончины не пойму. То ты такой чистоплюй, что материться хочется, сейчас до грязного дела скатился и торжествуешь. Мы с тобой раньше подобного дела и представить себе не могли.

– Верно, деградируем. – Гуров болезненно поморщился. – Но раньше офицер спецслужбы не служил в мафии и не стрелял в своих коллег. И если мы не будем соответствовать времени, в котором живем, нас просто убьют.

– Давай тогда и взятки начнем брать, кругом берут, мы должны соответствовать.

– Теоретически ты прав, практически нас жизнь заставляет по краю идти или увольняться. Мы пробовали, не выходит, кто-то должен драться, правила не мы определяем. Сам знаешь, за все отвечает старший, так что этот грех на моей совести, не на твоей.

– С совестью, Лев Иванович, положение херовое, я ее порой и отыскать не могу. Ты уж извини меня, но я сегодня на этого подонка посмотрел и не понял, чем я его лучше.

– Цель оправдывает средства? – спросил Гуров. – Общепринято, что не оправдывает, а жизнь доказывает: нет на данный вопрос однозначного ответа. Каждый случай индивидуален, я сказал, сегодняшний грех на свою душу беру. Ты, Станислав, не мучайся.

Сергей Витальевич Батулин сидел за столом в конспиративной квартире полковника Гурова и без видимого интереса разглядывал лежавшие перед ним фотографии, на которых был снят раненый Веткин, пистолет Макарова с глушителем, гильза и расплющенная пуля, изъятая из груди раненого.

– На ваше счастье, Батулин, мой парень остался жив, идет на поправку, иначе мы бы разговаривали не здесь, а в прокуратуре, откуда вас бы доставили прямиком в следственный изолятор, – спокойно произнес Гуров, собирая фотографии и укладывая их в конверт.

– Очень интересно, господин полковник. – Батулин делано зевнул. – Я с вами опытом в сыскном деле не равняюсь, но с десяток лет на оперативной работе отпахал и знаю, что является доказательством, а что нет. Историю вы мне рассказали душещипательную, только в толк не возьму, какое все происшедшее имеет отношение ко мне, майору Батулину. Если вы меня арестуете, доложат генерал-лейтенанту Коржанову, он мужик крутой, не любит, когда его людей незаслуженно обижают.

– Обязательно. – Гуров согласно кивнул. – Обижать незаслуженно воспрещается. Вы тут обмолвились о моем сыщицком опыте. Так вы полагаете, что опытный сыщик может задержать офицера Управления охраны на основании никчемных фотографий, не имея серьезных доказательств?

Батулин вздрогнул, взглянул на Гурова испытующе.

– А какие у вас могут иметься доказательства? Свидетели, что именно я стрелял в вашего парня? Вы не пойдете на организацию лжесвидетелей, которых наверняка разоблачат, привлекут к ответственности. А больше никаких доказательств и в природе не существует.

– Уверены? – Из голоса Гурова исчезла мягкость, он заговорил другим тоном. – Случается, что преступник оставляет на оружии свои отпечатки.

– В прошлом веке, сегодня даже пацаны не оставляют отпечатков.

– Тем более странно, что на пистолете, из которого был тяжело ранен человек, обнаружены ваши пальцевые отпечатки.

– Брехня, раз вы так много знаете, не для протокола скажу, я был в перчатках.

– Сожалею, майор, но заключение экспертизы посильнее ваших слов, даже если они сказаны не для протокола. – Гуров заставил себя улыбнуться и положил перед Батулиным копию заключения эксперта.

Сыщику не нравился Батулин и то, как складывался разговор. Гуров изначально не собирался передавать документы в прокуратуру, нацелился на вербовку. Он знал: майор близок с таинственным бывшим гэбистом Фокиным, сам Батулин не мог быть центральной фигурой заговора, а Фокин очень подходил для такой роли. Не бывший партийный чиновник, жаждущий руководить и ни черта не понимающий в существе оперативной работы, а профессионал, державшийся в тени, но явно пользующийся авторитетом у сильных мира сего. А иметь влияние на таких людей можно лишь одним способом – располагать на них серьезным компрматериалом. А что вся верхушка ворует, не вызывает у сыщика сомнений, серьезный оперативник при желании без труда добудет необходимые доказательства.

Фокин крайне опасен и интересен, Батулин его правая рука, такому агенту цены нет. Гуров соткал сеть прочную, мог вынудить майора к сотрудничеству, но сыщик терпеть не мог вербовать под угрозой ареста. Он как-то сказал, что агент, работающий под прессом страха, – это хищник, которого ты крепко держишь за хвост, а он только и думает, как вырваться и вцепиться дрессировщику в горло.

И Гуров искал пути сближения с майором, хоть какой-нибудь человеческой общности.

– Этого не может быть. – Батулин несколько раз прочитал документ, бросил на стол.

– Сергей Витальевич, в жизни случаются вещи совершенно невероятные, – мягко, с легким сожалением в голосе произнес Гуров. – Стреляли вы в перчатках, а за час до этого в рассеянности взяли пистолет в руки. Вы живой человек, и ничто человеческое вам не чуждо. Любой профессионал порой совершает грубейшие ошибки, к сожалению, знаю это на собственном опыте.

– Не подслащивайте пилюлю, Лев Иванович, я не ребенок. Ради того, чтобы посадить меня в тюрьму, вы бы не устраивали такое представление, да и разговаривали бы со мной прямо в прокуратуре либо в кабинете министра. А вы сняли меня тихо с улицы, привезли на конспиративную квартиру. Значит, вы собираетесь меня вербовать. – Батулин передернул плечом.

– Я терпеть не могу этого слова, – миролюбиво сказал Гуров. – В жизни каждого оперативника порой