бухгалтера ты столкнулся с ним на складе готовой продукции.

– Чушь, не было такого разговора!

– Возможно, – легко согласился Гуров. – Значит, такой разговор у меня состоялся с кем-то другим, я ведь не веду протокол, живой человек, мог и спутать. Суть в другом. Насколько мне известно, склад готовой продукции соседствует с производственными мастерскими. Так?

– Ну.

– Ты не видел в тот день Заграняна?

– Не помню, возможно. Почему бы вам не спросить у самого Гарика, где он находился в тот день?

– Спросить можно, но не хочется. – Гуров посмотрел в глаза Крупину, выдержал паузу. – И я тебя убедительно прошу не говорить Заграняну, что я задавал тебе данный вопрос.

– Если бы вы сами не обратили мое внимание, я бы забыл о вашем вопросе через пять минут.

– Возможно. Только я сейчас беседовал с Заграняном, и он видел, что я прошел к тебе, может поинтересоваться, о чем мент спрашивал. В общем, договорились, о моем вопросе ты забыл.

– Договорились. Однако странно, Лев Иванович, прошло столько времени…

– Всего десять дней.

– Более чем достаточно, чтобы выяснить, кто и где находился в тот день.

– Выясняли, – значительно произнес Гуров. – Получаются некоторые противоречия.

– А что говорит сам Загранян?

– Следователя интересует лишь день убийства, о предыдущем дне он не интересовался. А я Заграняна не спрашивал.

– Почему?

– Не хочу. – Гуров докурил сигарету, раздавил ее в пепельнице. – Не хочу, чтобы он знал, что меня интересуют события, происшедшие накануне.

– А чего вы ждали больше недели?

– Человек задним умом крепок, – отшутился Гуров. – Значит, Заграняна не помнишь? Один человек утверждает, что Загранян примерно в восемнадцать часов что-то выносил из помещения мастерских. Вот я и решил, может, ты тоже видел?

– Нет. И что можно тащить со склада? Плетеную мебель? Даже армянин на такое не способен.

– Не мебель, какой-то тючок, рюкзак или чемодан, человек не разглядел. – Гуров поднялся и указал пальцем на Крупина, как указывают с экрана телевизора, интересуясь, приобрели ли вы акции «Олби». – Люди странно устроены, Егор. Они хотят покоя и порядка, но пальцем не пошевельнут, чтобы помочь человеку, который пытается найти виновных. Я тебя уже спрашивал. Спрошу еще раз! Скажи, у кого убили сослуживца и друга? У тебя или у Васи Пупкина? Помнится, после убийства бухгалтера ты чуть не в драку лез, а сейчас равнодушный. Странно.

– Не странно, а подло, – возразил Крупин и смутился. – Ивана Сидоровича застрелил наемник, и я испугался. Если некто принялся за «Стоик», убил главного бухгалтера, то не обойдет вниманием и коммерческого директора. Я испугался, – повторил он. – Мне стыдно, но признаюсь, что Гришу мне жалко, и не более того. Человек смертен, один попадает под машину, другого убивают молотком. Это ужасно, но меня, коммерческого директора, не касается.

– Вы считаете, что убили Григория Байкова, а не юриста «Стоика»?

– Дураку ясно: убийца был из своих, не профессионал, из Гришиных приятелей, точнее, знакомых.

– Так вы ошибаетесь, убили юриста «Стоика». – Гуров замолчал, но никакой реакции со стороны Крупина не последовало, и сыщик продолжал: – Хорошо, оставим мотив убийства. Погиб человек, ваш приятель, сослуживец. Вас это не касается?

– Не читайте мне мораль! – вспылил Крупин. – Касается! Вам нужна помощь, пожалуйста, только чем я могу…

– Очень даже можешь! – перебил Гуров. – Мне одному не разобраться, убийцу не разыскать, так как я в вашем деле – вот! – Он постучал костяшками пальцев по дверному косяку. – У меня очень интересная идея появилась! Очень интересная! – Сыщик поднял указательный палец, вышел из кабинета и направился в приемную.

Впервые за последние дни Гуров сел напротив Елены, посмотрел в ее прозрачные глаза, вдохнул аромат знакомых духов, хотел начать оригинально и спросил:

– Ну, как жизнь, Елена Владимировна?

Она на мгновение опешила, тут же взяла себя в руки, ответила спокойно, без юмора:

– Великолепно, Лев Иванович. А как у вас?

– У меня так просто здорово! Живу по принципу: день прошел, значит, я победитель. Сожалею, но должен сообщить вам пренеприятнейшее известие.

– Такова ваша профессия.

Гуров на колкость не ответил, лишь вздохнул. Разговор складывался совсем иначе, чем он планировал, и виноват в этом только он, никто другой. И тон выбран неверный, а уж о смысле и говорить не приходится. Сыщик умел владеть собой, полагал, что внешне никак не проявляет недовольства и сомнений, и мужчина ничего бы не заметил, но по другую сторону стола и баррикады находилась женщина.

– Дорогой Лев Иванович, – мягко произнесла Елена, – вы подошли, желая восстановить дружеские отношения. Я согласна, предлагаю забыть о недоразумениях, начать сначала.

– Вы очаровательны, Леночка, – Гуров благодарно улыбнулся. – Я приглашаю вас на ужин. Завтра, сразу после рабочего дня. – И он назвал ресторан, расположенный в тихом переулке. – Я человек несколько старомодный и консервативный. Ресторанчик скромный, без громкой музыки. Кормят вполне прилично.

– Принято. – Елена протянула руку для поцелуя, покраснела и добавила: – Оденьтесь, пожалуйста, так же. – Она запнулась. – Ну, как в прошлый раз, который не состоялся. Я плохо помню, но вы были удивительно элегантны. Женщине всегда мало, потому еще одна просьба. Попытайтесь настроиться таким образом, чтобы я видела перед собой мужчину, а не воина. Посвятите завтрашний вечер женщине, а криминальные заботы оставьте в сейфе. Дорогой Лев Иванович, – она вздохнула и пожала ему руку, – двум богам не служат.

Ровно в одиннадцать киллер зашел в телефонную будку, набрал номер, произнес пароль, услышал сообщение, вышел и остановил проезжавшую мимо «Волгу». Услышав адрес, водитель присвистнул и спросил:

– Как платишь?

– Сколько выговоришь, – ответил убийца, усаживаясь на заднее сиденье.

Можно было не торопиться и не лететь в ночь через всю Москву, поехать завтра с утречка и осмотреться. Но он слишком долго ждал, и пусть врачи утверждают, что антисоциальный психопат– а именно к этой категории принадлежал Федор Ивлев, – человек иной психологической конструкции, но ему не терпелось взглянуть, убедиться, что место ему определили подходящее.

Отпустив машину, он не спеша прошел по переулку, выяснил, куда он выходит, вернулся, взглянул на неоновую, довольно скромную рекламу ресторана, двинулся дальше. Метрах в пятидесяти от дверей ресторана на противоположной стороне стояла покосившаяся бытовка, окна которой были то ли залеплены грязью, то ли забиты фанерой. Рядом с бытовкой громоздился застывший цемент, валялись куски ржавой проволоки, бывшей некогда ограждением. Киллер дернул хлипкую дверь, убедился, что она заперта, и достал из кармана обычный перочинный нож. Осложнения с замком вызвала лишь ржавчина, которая въелась в металл. Преодолев сопротивление, Федор открыл дверь, которая болезненно заскрипела, влез в бытовку, в лицо пахнуло мочой, пылью и прочей мерзостью. Он вынул из кармана фонарик, который, как и нож, постоянно таскал с собой, осветил грязный пол, пустые ящики, служившие бывшим владельцам столом, стульями, возможно, кроватями, сел на один из них, погасил фонарь, выждал, пока глаза привыкнут, приник к окну с осколком стекла. Вход в ресторан просматривался отлично. А машину можно приткнуть вплотную к бытовке, носом в сторону проспекта, рассудил киллер, несколько секунд, и в потоке машин самого черта не разыщешь, тем более что никто и искать не будет. Он запер бытовку, вновь прошел переулком, прикидывая, во сколько завтра сюда приехать, что взять с собой, не забыть масленку, чтобы смазать ржавый замок, а то в нужный момент он как раз и не откроется.