— И я. Он качается.

— Как и мы, — засмеялся Мур.

Седая шевелюра толстого барда была всклокочена, левый глаз почти совсем закрылся. Он неразборчиво пробормотал что-то и рухнул, разливая вино. Никто не направился ему помочь.

— Видимо, он опять чересчур набрался.

— Увы, бедный Юнгер, — сказала она без выражения. — Когда-то я хорошо его знала.

Дождь продолжал падать, а танцоры кружились по залу, словно фигурки в любительском кукольном театре.

— Вот они! — крикнул человек в малиновом хлопающем плаще, не из членов Круга. — Спускаются!

Все, кто был еще вменяем, смотрели верх, и дождь лил им в глаза. В безоблачной зелени плыли три серебряных дирижабля.

— Они пришли за нами, — заметил Мур.

«Они сделали это!»

Музыка на мгновение замерла, словно маятник в высшей точке. И заиграла снова.

«Доброй ночи, леди, — выводил оркестр, — доброй ночи, леди…»

— Мы спасены!

— Поедем в Юту, — его глаза были влажными, — у них там нет моретрясений и цунами.

«Доброй ночи, леди…»

— Мы спасены!

Она стиснула его руку.

«Весело мы кружимся, — ликовали голоса, — кружимся, кружимся…»

— Кружимся, — сказала она.

— Весело, — подтвердил он.

«Над глубоким морем!»

Месяц Круга спустя после величайшего происшествия в истории Круга, едва не положившего ему конец (другими словами, в лето господне и президента Кэмберта 2019-е, через двенадцать лет после моретрясения), члены Круга Мур и Леота (урожденная Лахезисnote 15) стояли на ступенях Дома Спящих на Бермудских островах. Было почти утро.

— Я верю, что люблю тебя, — проговорил он.

— К счастью, для любви не требуется вера, — ответила она, прикуривая сигару от его огня, — потому что я не верю ни во что.

— Двадцать лет назад я встретил на балу прелестную женщину и танцевал с нею.

— Пять недель назад, — поправила она.

— Я спрашивал себя, захочет ли она когда-нибудь покинуть Круг, вновь стать человеком и возложить на себя бремя земных тягот.

— Я часто спрашивала себя о том же, — сказала она, — в минуты скуки. Она не захочет. По крайней мере, пока не станет старой и уродливой.

— Значит, никогда, — он грустно улыбнулся.

— Вы очень любезны. — Она направила струю дыма к тропическим звездам, коснувшись рукой холодной стены здания. — Однажды, когда люди перестанут на нее оглядываться кроме как для того, чтобы сравнить ее с какой-нибудь кудрявой девочкой из далекого будущего, — или когда изменятся стандарты красоты, — тогда она пересядет с экспресса на местный поезд и позволит остальному миру ее обогнать.

— И на какой бы станции она ни вышла, она всегда будет одна в чужом городе, — закончил Мур. — Кажется, что мир перестраивают ежедневно. Я встретил однокурсника на вчерашнем приеме — то есть прошлогоднем, — и он обращался со мной так, словно годится мне в отцы. Через каждое слово повторял «сынок» да «малыш» — и он вовсе не пытался шутить. Это соответствовало тому, что он видел перед собой. Он испортил мне аппетит.

— Ты понимаешь, куда мы движемся? — сказал он в спину Леоте, обернувшейся к спящему саду. — Прочь! Вот куда. Мы никогда не сможем вернуться! Мир уходит от нас, пока мы спим.

— Это придает чувствам свежесть, не правда ли? — не сразу ответила она.

— И возбуждает, и внушает благоговение. Я имею в виду отсутствие привязанностей. Все вокруг сгорает. Мы остаемся. Ни время, ни пространство не имеют над нами власти, пока мы сами того не пожелаем.

— А я не желаю быть привязанной, — объявила она.

— Ни к чему?

— Ни к чему.

— Представь, что это все одна большая шутка.

— Что именно?

— Мир. Представь, что все мужчины, женщины и дети погибли в прошлом году при нашествии существ с Альфа Центавра, все, кроме замороженных в Круге. Представь какую-нибудь суперэффективную вирусную атаку…

— В системе Центавра нет жизни. Я вчера об этом читала.

— Хорошо, откуда-нибудь еще. Представь, что все останки и все следы хаоса вымели, и тут один пришелец указывает плавником на это здание. — Мур дотронулся до стены. — И этот пришелец говорит: «Эй! Да тут мороженые аборигены! Спросите у социологов — подержать их на льду или можно выбрасывать, пусть гниют?» Подзывают социолога, чтобы осмотреть нас и наши ледяные гробы, и он решает: «А что, из этого может выйти неплохая шутка и статья на дюжину страниц для журнала. Давайте их разбудим, и пусть думают, что все идет как раньше до вторжения. Если верить данному расписанию, все их действия распланированы заранее, так что сделать это нетрудно. Заполним их балы симулякрами с записывающей аппаратурой и будем изучать поведенческие реакции. Будем помещать их каждый раз в другую обстановку, и они припишут это прогрессу. Переберем так все возможные ситуации. А когда закончим, в любой момент можно будет закоротить таймеры и оставить их в холодильниках навсегда, или выкинуть наружу, пусть гниют».

— Его предложение было принято, — закончил Мур, — и вот мы, последние живые люди на Земле, скачем перед машинами, которыми управляют негуманоидные существа, по неизвестным причинам решившие нас изучить.

— Значит нужно показать хорошее представление, — ответила она, — чтобы сорвать аплодисменты, пока мы еще не сгнили.

Она погасила свою сигару и поцеловала его, пожелав доброй ночи. Они вернулись в свои гибернаторы.

Прошло двенадцать недель, прежде чем Мур почувствовал необходимость отдохнуть от череды Балов. Он начал ощущать растущую тревогу. Леота проводила с ним целые недели, но с недавних пор она демонстрировала знаки того, что ее настроение стало портиться, как будто сожалела о щедро потраченном на него времени. И ему захотелось посмотреть на что-то реальное, совершить прогулку по 2078 году. В конце концов, ему было уже больше ста лет.

«Королева будет жить вечно», — утверждала выцветшая газетная вырезка, висевшая в главном коридоре Дома Спящих. Под заголовком излагалась старая/недавняя история окончательной победы над рассеянным склерозом и сообщалось о сумме пожертвований, полученных медициной от одной из самых знаменитых жертв этого недуга. Мур не видел Дуайенну со дня собеседования. Его не заботило, увидит ли он ее когда-нибудь еще.

Мур надел костюм из временно отведенного ему шкафчика и направился через сад к аэропорту. Вокруг не было ни одного человека.

Он не знал точно, куда хочет полететь, пока не оказался перед билетным автоматом, динамик которого спросил: «Пункт назначения, пожалуйста».

— А…Оаху, лаборатории Аква, если у них там есть своя посадочная полоса.

— Есть, но вам придется заказать чартерный рейс на последние 65 миль…

— Дайте мне чартерный рейс на всю дорогу в обе стороны.