— Шесть месяцев.

— Это уже серьезно. — Брунетти поразило блаженное выражение на лице молодого офицера.

— Думаю, так и есть, синьор. Ее семья приезжает сюда этим летом, и она хочет познакомить их со мной. — Пучетти провел рукой по волосам. — Она сказала мне, что им не нравится ее идея связать свою жизнь с полицейским. И отец, и мать у нее хирурги — вы понимаете. Я не говорю ни на немецком, ни на английском. Поэтому я подумал, если я смогу общаться с ними, хоть чуть-чуть, на русском языке, то постараюсь убедить их, что я не просто пустоголовый бессловесный коп.

— Весьма мудрый ход. Ладно, оставляю вас наедине с вашей грамматикой, — сказал Брунетти.

Он повернулся, чтобы уйти, и за его спиной Пучетти произнес:

— Дас виданья.

Не зная русского, Брунетти не мог ответить на том же языке, поэтому пожелал доброй ночи и вышел из здания. Женщина, преподающая математику, Пучетти, изучающий русский язык, чтобы выглядеть достойно и понравиться ее родителям — по пути домой Брунетти размышлял об этом, задаваясь вопросом, не был ли он сам по большому счету всего лишь бессловесным копом.

По пятницам Паоле не нужно было идти в университет, и обычно она проводила этот день, готовя что-нибудь особенное. Все семейство ждало трапезы с нетерпением, и этим вечером они тоже не были разочарованы. Паола купила баранью ногу в мясной лавке, которая располагалась за овощным рынком, и приготовила ее с крошечными картофелинками, сдобренными розмарином, обжаренными в оливковом масле кабачками-цуккини и маленькой морковкой с таким сладким соусом, что Брунетти, наверное, смог бы есть это блюдо на десерт, если бы не груши, запеченные в белом вине.

После ужина он улегся на свое обычное место на диване, мало чем отличаясь от выброшенного на берег кита, и позволил себе всего лишь малюсенький стаканчик арманьяка — не более одного глотка.

Паола присоединилась к нему, после того как разобралась с детьми и их домашними заданиями, устроив им настоящую головомойку, чего они, собственно, и ожидали, села рядом и, не отличаясь свойственной мужу щепетильностью, налила себе довольно большую порцию арманьяка.

— Боже, как хорошо, — произнесла она после первого глотка.

Пребывая в блаженном состоянии полудремы, Брунетти вдруг вспомнил:

— А знаешь, кто мне сегодня звонил?

— Кто?

— Франко Росси из Кадастрового отдела.

Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла:

— Боже, а я-то думала, что все уже закончилось и быльем поросло. — Чуть погодя она спросила: — Что он сказал?

— Он звонил не по поводу квартиры.

— А зачем еще он мог тебе звонить? — удивилась Паола. Он еще и рта не успел открыть, как она задала очередной вопрос: — Он звонил тебе на работу?

— Да. Это-то и странно. Когда он был здесь, он не знал, что я работаю в полиции. Он поинтересовался, чем я занимаюсь, и я ответил, что связан с юриспруденцией.

— Ты всегда так отвечаешь?

— Да.

Он не стал объяснять почему, а она не стала спрашивать.

— Как он узнал правду?

— Кто-то из его знакомых сказал ему.

— Чего он хотел?

— Не знаю. Он звонил с мобильного, и у меня создалось впечатление, что он собирается сообщить мне нечто важное и ему явно не хочется разглашать эти сведения, поэтому я предложил ему перезвонить из телефона-автомата.

— И что же?

— Он не позвонил.

— Возможно, он изменил свои намерения.

Если объевшийся бараниной и лежащий на спине человек способен пожимать плечами, то Брунетти пожал.

— Раз уж это так важно, он перезвонит, — утешила его Паола.

— Я тоже так думаю, — отозвался Брунетти. Ему хотелось выпить еще немного арманьяка, и он совсем было собрался наполнить стаканчик, однако почему-то на полчаса провалился в сон. После пробуждения все мысли о Франко Росси куда-то улетучились, а желание выпить арманьяка осталось. Исполнив его, он пошел спать.

Брунетти опасался, что понедельник принесет ему новости — какие-нибудь последствия делового обеда вице-квесторе Патты с его начальником. Вызов последовал около одиннадцати, вскоре после того как Патта приехал в квестуру.

— Синьор комиссар! — окликнула его синьорина Элеттра, и он, подняв глаза, увидел, что она стоит в дверях кабинета с синей папкой в руке. Секунду он размышлял над тем, не выбирала ли она случайно эту папку под цвет своего платья.

— О, доброе утро, синьорина, — сказал он, взмахом руки приглашая ее подойти ближе к столу. — Это список украденных драгоценностей?

— Да, и фотографии, — ответила она, протягивая ему папку. — Вице-квесторе просил передать, что хочет поговорить с вами сегодня утром. — В ее голосе не было и намека на то, какого рода опасность скрывалась за этим приглашением, и поэтому Брунетти ограничился лишь подтверждающим кивком.

Он открыл папку. К листу бумаги были прикреплены четыре цветные фотографии, на каждой — по одному ювелирному изделию: три кольца и браслет, напоминающий цепочку из небольших изумрудов.

— Похоже, владелица основательно подготовилась к грабежу, — произнес Брунетти, удивленный тем, что кто-то взял на себя труд сделать студийные фотографии своих драгоценностей, и у него тут же возникло подозрение в мошенничестве со страховкой, которым он поделился с синьориной Элеттрой.

— А разве не все это делают? — спросила она.

Брунетти нахмурился и, не пытаясь скрыть удивление, произнес:

— Вам не следует так говорить, синьорина.

— Возможно, мне и не следует так говорить, особенно учитывая, где я работаю, но я, безусловно, имею право высказаться по этому поводу. — Он попытался было возразить, но она добавила: — Все об этом говорят.

— Да вы взгляните на статистику: в Венеции совершается меньше преступлений, чем в любом другом городе Италии! — с жаром сказал он.

Она не стала закатывать глаза к небу, а ограничилась вопросом:

— Неужели вы думаете, что эти сведения отражают действительное положение дел, синьор комиссар?

— Что вы имеете в виду?

— Эти статистические данные не имеют отношения к уровню преступности в городе. И вам наверняка следует знать об этом.

Поскольку Брунетти не реагировал на ее явный вызов, она спросила:

— А вам не кажется, что люди просто не хотят заявлять о преступлениях?

— Что ж, вероятно, не все, но — я уверен! — большинство людей заявляют.

— А я уверена, что большинство людей этого не делают, — сказала она, пожимая плечами, будто желая смягчить свои слова, но голос ее при этом звучал довольно жестко.

— Почему вы так считаете? — спросил Брунетти, положив папку на стол.

— Я знаю трех человек, чьи квартиры были ограблены в течение последних нескольких месяцев, и они