бабочки. Лампы были расставлены по всей комнате и в коридоре, зазывая их войти и посмотреть на еще одно доказательство бренности человеческого тела и призрачности надежд.

Риццарди внимательно осмотрел тела, надел резиновые перчатки и, присев на корточки, ощупал шеи убитых. Приподнялся и медленно стащил девушку с тела парня. Ее перебитая рука глухо стукнулась о пол, и этот звук отозвался в груди Брунетти такой болью, что он предпочел отвести взгляд.

Но все же заставил себя подойти ближе и встал над Риццарди. Короткие густые волосы девушки, крашенные хной, казались давно не мытыми. Он заметил, что зубы, видневшиеся сквозь щель ее окровавленного рта, отличались белизной и идеальной формой. Вокруг рта и в глазницах запеклась кровь. Какой она была? Красавицей? Дурнушкой?

Риццарди за подбородок повернул голову Зеччино к свету.

— Оба умерли от ударов по голове. — Он показал на вмятину в левой части лба Зеччино. — Чтобы нанести такие удары, требуется большая сила. Причем смерть наступает не сразу. — Он снова посмотрел на девушку, повернул ее лицо в сторону, чтобы рассмотреть почерневшую от крови вмятину на затылке, внимательно изучил две отметины на ее предплечьях. — Вот, погляди: когда ее били, она хваталась за орудие убийства… не исключено, что это была металлическая труба.

Ни один из них не счел нужным заметить: «Как Росси».

Риццарди закрыл убитым глаза, встал, стянул перчатки и положил их в карман пиджака.

— Когда ты скажешь точнее? — спросил Брунетти.

— Думаю, еще сегодня.

Риццарди знал, что лучше не спрашивать у Брунетти, хочет ли он присутствовать на вскрытии.

— Если ты позвонишь мне после пяти, мне уже будет кое-что известно, но не намного больше того, что мы и так увидели здесь.

Доктор Риццарди уехал, и бригада криминалистов приступила к работе, которая казалась пародией на генеральную уборку, затеянную рачительной хозяйкой: прибирались, протирали пыль, поднимали мелкие вещи, упавшие на пол. Брунетти, сделав над собой усилие, проверил карманы одежды, которая лежала на полу и матрацах. Натянул резиновые перчатки и обследовал карманы одежды, что осталась на убитых. В нагрудном кармане рубашки Зеччино он нашел еще три пакетика с белым порошком и передал одному из экспертов, который аккуратно промаркировал их и положил в пакет для улик.

Голые ноги Зеччино напомнили комиссару фотографии узников концлагерей: у них были такие же — обтянутые кожей кости с выпуклыми коленными чашечками. Его бедра покрывали красные гнойнички — не то рубцы от старых инъекций, не то сыпь от какого-то кожного заболевания. Девушка, хотя и была чрезвычайно худа, все же не выглядела полуразложившимся трупом, как Зеччино. «Какая разница, — подумал Брунетти, — они оба теперь и уже навсегда — трупы». Он отвернулся и пошел вниз.

Поскольку он нес ответственность за предварительное расследование, то обязан был дождаться, пока унесут тела, а сотрудники криминалистического отдела убедятся в том, что они собрали все улики, осмотрели и сделали необходимые замеры всех вещественных доказательств, которые в будущем могут понадобиться полиции для поимки убийц. Но он не мог оставаться на том чердаке. Он дошел до конца улицы и засмотрелся на сад по другую сторону канала, радуясь кустам форзиции, усыпанным желтыми цветами, прекрасными, но недолговечными.

Ему бы следовало, конечно, порасспрашивать жителей в этом районе, выяснить, может, кто-то заметил подозрительных личностей на улице или в самом здании. За поворотом он увидел на другом конце переулка небольшую толпу высыпавших из соседних домов людей и пошел по направлению к ним, готовый задать приготовленные вопросы.

Как он и предполагал, никто ничего подозрительного за последние несколько недель не видел. Разве в пустующее здание было так легко проникнуть? Они и понятия об этом не имели! Зеччино? Такой худой, по виду сразу скажешь, что сидит на игле? Нет, никогда не встречали. Незнакомую девушку — тем более. Поскольку заставить их говорить было невозможно, Брунетти даже не пытался показать, что не верит им. За годы своей службы он убедился, что, имея дело с полицией, практически все итальянцы мгновенно теряют память. В лучшем случае могут вспомнить, как их зовут.

Следующий опрос придется отложить до вечера: тогда люди, проживающие в близлежащих домах, вернутся с работы. Но комиссар был уверен, что и это ничего не даст. Слух о том, что в соседнем доме убиты два наркомана, распространится быстро, и едва ли найдется человек, который отнесется к их смерти с сочувствием. К тому же общение с полицией причиняет так много неудобств: не дай господь, попадешь в свидетели и придется терять бесконечно много времени на допросы в суде и в участке…

Брунетти знал и то, что горожане не испытывают к полиции ни малейшей симпатии, и то, как безобразно обращаются полицейские с людьми, независимо от того, подозреваемые они или свидетели. Не первый год он пытается внушить своим подчиненным, что к свидетелям надо относиться как к коллегам, которые хотят помочь, а не угрожать и давить на них на допросах. Неудивительно, что запуганные люди стараются избегать встреч с полицией. Он делал бы то же самое.

Его потянуло домой, захотелось ощутить покой и радость, которые дарила ему семья. Он позвонил Паоле, просто чтобы услышать ее голос, и вернулся в квестуру. Занялся накопившейся бумажной работой, которая отвлекала его от тяжелых раздумий в ожидании телефонного разговора с Риццарди. Причина смерти не приблизит их к раскрытию преступления, но по крайней мере это хоть какая-то достоверная информация, маленький островок порядка в хаосе, который создает внезапная смерть.

Четыре часа ему понадобилось, чтобы разобраться с документами и отчетами за последние два месяца, — он аккуратно выводил свою подпись под бумагами, пробежав их глазами, не особо вникая в содержание. Это заняло у него весь день, но он очистил свой стол от бумажных залежей и даже отнес их вниз, в кабинет синьорины Элеттры. Поскольку ее не было на месте, комиссар оставил записку с просьбой, чтобы она отправила их по инстанции.

С чувством выполненного долга Брунетти направился в бар у моста и заказал стакан минеральной воды и горячий сэндвич с сыром. Он взял лежащий на стойке свежий номер «Газеттино» и на второй полосе увидел заметку, которую надиктовал знакомому репортеру. Как он и предполагал, репортер позволил своей фантазии порезвиться: в частности, было сказано, что торговля наркотиками в Венето фактически прекращена, но и нужная информация присутствовала — арест подозреваемого неминуем, у полиции есть доказательства его вины. Он отложил газету и вернулся в квестуру, по пути задержавшись на минутку полюбоваться, как ветки цветущей форзиции взбираются вверх по стене дома на противоположной стороне канала.

Усевшись за стол, он взглянул на часы и решил, что пора звонить Риццарди. В эту минуту, как по сговору, телефон зазвонил сам.

— Гвидо, — без вступления начал патологоанатом, — когда ты осматривал этих детей после моего отъезда, ты не забыл надеть перчатки?

Брунетти растерялся от неожиданного вопроса, и ему пришлось немного подумать, прежде чем он вспомнил:

— Нет, не забыл. Кто-то из экспертов дал их мне.

Риццарди задал второй вопрос:

— Ты обратил внимание на ее зубы?

— Да. Я заметил, что зубы красивые и вроде все на месте, не то что у большинства наркоманов. А почему ты интересуешься?

— У нее на зубах и во рту кровь, — объяснил Риццарди.

Эти слова заставили Брунетти мысленно вернуться в ту грязную комнату, к двум телам, сваленным друг на друга.

— Помню. Все лицо было в крови.

— На лице — ее кровь. — Риццарди выделил голосом местоимение. — А во рту — не ее.

— Зеччино?

— Нет.

— Так она укусила его, — задумчиво проговорил Брунетти. — Укусила убийцу!.. А крови достаточно?..

Тут он замолчал, не вполне уверенный в своих знаниях. Комиссар, конечно, читал бесконечные отчеты о ДНК крови и спермы, но плохо разбирался в предмете. Его интересовало лишь то, что ДНК можно