хитрыми.
— Когда я уходил, тот парень лежал на земле, — выговорил он.
— Он двигался?
— Да, он шевелил одной ногой. Но у него не было…
Зеччино внезапно умолк.
— Не было чего? — пытался добиться Брунетти.
Поскольку Зеччино не отвечал, комиссар снова встряхнул его, и Зеччино тут же зашелся в прерывистых рыданиях. Из носа у него потекло на рукав куртки Брунетти. Он отпустил его, и Зеччино отполз обратно к стене.
— Кто с тобой был? — резко спросил комиссар.
— Моя подруга.
— Зачем вы сюда пришли?
— Чтобы трахнуться, — сказал Зеччино. — Мы всегда приходим сюда.
Брунетти перекорежило от отвращения.
— Кто были эти люди?
Брунетти сделал полшага в его сторону.
Инстинкт самосохранения победил страх Зеччино, и Брунетти потерял свое преимущество: оно испарилось так же быстро, как развеиваются иллюзии наркотического угара. Он стоял перед этой человеческой развалиной, лишь на несколько лет старше его сына, и понимал, что у него нет больше шансов узнать от Зеччино правду. Дышать одним воздухом с Зеччино, находиться с ним рядом было просто невыносимо, но все же комиссар заставил себя подойти к окну. Посмотрел вниз и увидел тротуар, на который выбросили Росси. Там не было никаких мешков с цементом, не было их и в комнате. Как и мнимые рабочие, они бесследно исчезли.
20
Даже не оглянувшись на Зеччино, Брунетти направился домой, но теперь его не радовали ни теплый весенний вечер, ни долгая прогулка вдоль канала, которой он решил себя вознаградить. Ему хотелось посмотреть на город, ощутить запах воды и утешиться бокалом вина в одном известном ему уютном местечке возле Академии, чтобы выбросить из головы Зеччино. Он вспомнил слова Паолы о том, как она рада, что ее интерес к наркотикам оказался исчерпан попыткой курения травки, — она испугалась последствий. Брунетти не пробовал наркотики даже в студенческие годы, хотя многие уверяли его, что это отличный способ освободиться от сдерживающих предрассудков среднего класса. Они не понимали, что к предрассудкам среднего класса он, собственно говоря, и стремился: это была его цель — стать его представителем.
Воспоминания о Зеччино все еще не оставляли Брунетти, путая мысли. У моста Академии он минуту колебался, но все же решил сделать круг и пойти через кампо Сан-Лука. Ступил на мост, глядя себе под ноги. Облицовочная плитка во многих местах осыпалась или потрескалась. Когда его ремонтировали? Три года назад? Два? А пора уже снова начинать… Интересно, кто и как заключает контракт на ремонтные работы?.. Сначала Зеччино говорил правду. Итак, он слышал спор. Росси разбился, но полз, пытаясь спастись… Его могла видеть и девушка, добровольно поднявшаяся в логово, которое Зеччино устроил на чердаке, куда ее влекла гремучая смесь: наркотики и — подумать только! — Джино Зеччино.
Комиссар с отвращением взглянул на оскорбляющее вкус здание банка Касса-ди-Риспармио, повернул налево, прошел мимо книжного магазина и оказался на кампо Сан-Лука. Он зашел в бар «Торино», заказал spritz — коктейль из белого вина и газированной воды со льдом и встал со стаканом у окна, разглядывая людей, гуляющих по площади.
Не было видно ни синьоры Волпато, ни ее мужа. Допив, поставил стакан на стойку и попросил у бармена счет.
— Что-то я не вижу синьоры Волпато, — сказал он небрежно, кивая головой в сторону кампо.
Протягивая ему счет и сдачу, бармен пояснил:
— Они обычно бывают здесь по утром, после десяти.
— Мне нужно поговорить с ней кое о чем.
Брунетти попытался придать голосу нервозность и улыбался не без смущения.
— Сожалею, — проговорил тот и повернулся к другому посетителю.
Брунетти покинул бар и, миновав несколько калле, вошел в аптеку, которая как раз закрывалась.
— Сiао, Гвидо, — приветствовал комиссара давний знакомый, помощник аптекаря Данило, запирая позади него дверь. — Сейчас я закончу, и мы пойдем выпьем.
Быстро, ловкими движениями, отработанными долгими годами практики, фармацевт вынул деньги из кассы, пересчитал их и отнес в служебное помещение. Через несколько минут Данило, уже одетый в кожаную куртку, показался на пороге.
Брунетти почувствовал на себе испытующий взгляд его мягких карих глаз и увидел прячущуюся в густой бороде улыбку.
— Похоже, рыщешь в поисках информации? — спросил Данило.
— Это так заметно?
Данило пожал плечами:
— Когда ты заходишь, чтобы купить лекарства, ты выглядишь обеспокоенным, когда заглядываешь, чтобы выпить, — расслабленным, но, если тебе нужно что-нибудь разузнать, ты выглядишь именно так.
Он свел брови и скосил глаза к переносице, изображая сумасшедшего.
— Va la,[19] — произнес Брунетти, улыбнувшись пародии на себя.
— Что тебе нужно? — поинтересовался Данило. — Или кто?
Брунетти не сделал движения по направлению к двери, подумав, что, возможно, лучше поговорить в закрытой аптеке, чем в баре на площади.
— Анжелина и Массимо Волпато, — сказал он.
— Madre di Dio![20] — воскликнул Данило. — Лучше бы ты взял деньги у меня! Проходи. — Он схватил Брунетти за руку и увлек его за собой в комнату позади прилавка. — Я сам открою сейф, а полиции скажу, что у грабителя на лице была лыжная шапочка, обещаю. — Брунетти думал, что это шутка, пока Данило не продолжил: — Ты ведь не думаешь обращаться к ним, Гвидо? Правда-правда, у меня есть деньги в банке, и я уверен, что Мауро сможет дать тебе еще больше, — поручился он за своего босса.
— Нет-нет, — заверил друга Брунетти, успокоительным жестом похлопывая его по плечу. — Мне нужна лишь информация о них.
— Да неужто они наконец-то нарвались на крутого парня и тот подал на них жалобу? — с улыбкой спросил Данило. — Какое счастье!
— Ты хорошо их знаешь? — спросил Брунетти.
— Я знаю их уже много лет, — ответил Данило с гримасой отвращения. — Особенно ее. Она бывает здесь раз в неделю со своей фигуркой Девы Марии и четками в руках. — Он скрючил спину, сложил руки под подбородком, наклонил голову и искоса посмотрел на Брунетти, сделав губы бантиком. Перейдя со своего обычного трентинского диалекта на самый что ни на есть венецианский и придав голосу визгливость, он залепетал: — О, синьор Данило, вы не представляете, сколько добра я сделала людям в этом городе. Вы не знаете, сколько людей благодарны мне за это и молятся за меня. Нет, вы понятия не имеете!
Хотя Брунетти никогда не слышал, как говорит синьора Волпато, он увидел в этой карикатуре черты всех лицемеров, с которыми ему приходилось иметь дело.
Внезапно Данило выпрямился, и старуха, которую он изображал, исчезла.
— И как же ей удается с такой пользой для себя «делать столько добра людям»? — спросил Брунетти.
— Всем известно, что они ссужают деньги. Эта парочка всегда толчется на кампо по утрам, и люди