Брунетти задать вопрос, который напрашивался сам собой, она ответила ему: — И сделать так, чтобы он поставил на них нужную дату.
— Стефания, да ведь этаж, в котором находится моя квартира, был пристроен пятьдесят лет назад! Может, прикажешь еще искусственно состарить бумагу, на которой будут нарисованы планы?
— Да перестань! Тебе надо заявить, что, скажем, лет пять назад ты делал ремонт и тогда были разработаны планы, соответствующие нынешнему состоянию квартиры. Вот эту дату и поставишь! — Брунетти будто онемел и только глазами хлопал, а она продолжала: — Если хочешь, я порекомендую архитектора, который выполнит эту работу. Нет ничего проще, Гвидо.
Она была так любезна, и ему не хотелось обижать ее, поэтому он сказал:
— Я должен посоветоваться с Паолой.
— Ну конечно! — вспомнила Стефания. — Какая же я дура! Это же выход, не так ли? Я уверена, ее отец знает людей, которые в два счета уладят проблему. Тогда тебе не нужно беспокоиться относительно архитектора.
Она замолчала: для нее вопрос был решен.
Брунетти уже приготовился было ответить, но тут Стефания сказала:
— У меня звонок на другой линии. Извини, это клиент. Сiао, Гвидо.
И она отключилась.
Некоторое время он размышлял об их разговоре. Реальность представляется Стефании материей послушной и текучей — если она вас не устраивает, следует лишь чуть-чуть надавить, исказить ее и приспособить к вашей точке зрения. Если же реальность сопротивляется, надо просто вытащить большую пушку и палить из нее деньгами. Легко и незатейливо.
Брунетти понял, что подобные размышления заведут его туда, куда бы он предпочел не заглядывать, и поэтому снова открыл телефонную книгу, нашел и набрал номер Кадастрового отдела. Он считал звонки — никто не брал трубку. Посмотрел на часы: было уже почти четыре. Тогда Брунетти положил трубку, поворчав про себя, что он дурак, если надеялся найти кого-нибудь на работе после полудня.
Он вытянулся на стуле и задрал ногу на открытый нижний ящик. Сложив руки на груди, он в очередной раз погрузился в воспоминания о визите Росси. Тот казался честным человеком, но ведь именно честные глаза и являются отличительной чертой истинного мошенника. Почему он так стремился увидеть, какими документами на квартиру располагает Брунетти, лично посетив его дом? Может, Росси приходил с целью выманить взятку, но потом отказался от этой мысли? Ведь когда Росси позвонил, он уже был в курсе служебного положения Брунетти.
Узнав, что синьор Брунетти, который не может найти планы своей квартиры, полицейский высокого ранга, Росси, предварительно собрав о комиссаре все возможные сведения, решил обратиться к нему по поводу тех нарушений, которые он обнаружил в Кадастровом отделе. Так? Не так?
Разрешения на незаконно построенные здания и оказание прочих услуг, за которые брались взятки, казались невинной шалостью на фоне плодородного поля коррупции, освоенного государственными учреждениями. Брунетти не мог себе представить, что кто-то будет рисковать многим, и уж точно не собственной жизнью, угрожая обнародовать некую хитроумную схему по разворовыванию общественных фондов. Афера с компьютеризацией и централизацией архивов, в результате которой были благополучно утеряны ставшие со временем неудобными документы, безусловно, способствовала увеличению ставок. Однако Брунетти не верил, что ставки высоки настолько, чтобы Росси заплатил за это своей жизнью.
Его размышления прервала синьорина Элеттра, влетевшая в его кабинет, не удосужившись постучаться.
— Я не помешала вам, синьор? — спросила она.
— Нет, нисколько. Я просто сидел и размышлял о коррупции.
— В глобальном смысле? Или о том, что у нас каждый чиновник ворует по мелочи? — поинтересовалась она.
— Скорее в глобальном, — признался он, снимая ногу с ящика.
— Коррупция — это как чтение Пруста, — невозмутимо произнесла она. — Думаешь, что прочитал семь книг эпопеи, и на этом все закончилось, но потом обнаруживаешь, что под первым слоем текста есть другой, требующий иного уровня восприятия, затем — еще один.
Он поднял глаза, ожидая продолжения, но она положила перед ним бумаги и сказала:
— Я заразилась от вас подозрительностью в отношении совпадений, синьор, поэтому я бы хотела, чтобы вы взглянули на фамилию владельцев этого дома.
— Волпато? — спросил он, понимая, однако, что это еще ничего не значит.
— Точно.
— Давно он им принадлежит?
Она наклонилась и вытащила третью страницу:
— Четыре года. Они купили его у некой Матильды Понзи. Вот тут указана цена.
Она ткнула пальчиком в цифру.
— Двести пятьдесят миллионов лир? — вырвался у Брунетти возглас изумления. — Дом в четыре этажа, и каждый этаж метров по сто пятьдесят!
— Это лишь декларированная цена, синьор, — заметила синьорина Элеттра.
Всем известно: чтобы уменьшить сумму налога, цена на недвижимость, указанная в купчей, всегда искусственно занижается. Реальная стоимость домов в Венеции примерно в два-три раза выше, чем объявлено в документах. О «реальной» и «декларированной» цене венецианцы говорят как о чем-то само собой разумеющемся, и только дураки или иностранцы могут подумать, что это одно и то же.
— Я понимаю, — кивнул Брунетти. — Но даже если та сумма, которую Волпато фактически выплатили, была в три раза больше, это все равно выгодная покупка.
— Если вы посмотрите на другие объекты недвижимости, ими приобретенные, — синьорина Элеттра произнесла последнее слово особенно выразительно, — вы увидите, что такая же удача сопутствует им в большей части их сделок.
Он вернулся к первой странице и бегло просмотрел содержащуюся в ней информацию. Действительно, получалось, что супруги Волпато довольно часто умудрялись находить дома, продающиеся буквально за гроши. Синьорина Элеттра обвела количество квадратных метров в каждом «приобретении», и Брунетти быстро прикинул, что они платят за квадратный метр меньше миллиона лир. То есть даже с учетом инфляции и разницы между декларированной и реальной ценой супруги неизменно покупают городскую недвижимость, уплачивая меньше одной трети от ее средней стоимости.
— Насколько я понял, на других страницах та же история? — поинтересовался Брунетти. Синьорина Элеттра кивнула. — Сколько здесь объектов недвижимости?
— Больше сорока, причем я даже не стала проверять прочее имущество, которое оформлено на фамилию Волпато.
— Понятно. — Комиссар уставился в листки документов. К последним страницам синьорина Элеттра прикрепила выписки из их индивидуальных и ряда совместных банковских счетов. — Как вам удалось это сделать? — начал он, но, заметив, как она при этих словах неожиданно переменилась в лице, тут же прибавил: —…так быстро?
— Помогли друзья, — ответила она и заговорила о другом: — Хотите посмотреть, какого рода информацию может предоставить компания «Телеком» по поводу их телефонных звонков?
Брунетти кивнул. Он был уверен, что она уже кое-что предприняла в этом направлении. Она улыбнулась и вышла из комнаты. Брунетти переключил внимание на документы и цифры. Сказать, что он был потрясен, — значит ничего не сказать. Он вспомнил впечатление, которое оставили у него Волпато: люди без образования, без положения в обществе и денег. А они, как следовало из этих документов, были владельцами огромных богатств. Если хотя бы половину этой недвижимости сдавать в аренду — а люди не приобретают дома в Венеции, чтобы позволять им пустовать, — то они, должно быть, имеют двадцать или тридцать миллионов лир в месяц — столько, сколько многие люди зарабатывают за год. Большая часть этого состояния была надежно размещена в четырех различных банках, более того, вложена в государственные облигации. Брунетти плохо разбирался и принципах работы миланской фондовой биржи, но достаточно для того, чтобы знать названия самых надежных акций. Вот в них-то Волпато и инвестировали сотни миллионов.
