врезаться в дерево на обочине и был объят пламенем. Не раздумывая ни минуты, Пучетти вытащил водителя из горящего автомобиля, получив при этом серьезные ожоги рук». — Это случилось в другом округе, соответственно, за пределами нашей юрисдикции. Так что ни о каком повышении и речи быть не может, — решительно отрезал Патта. Он резким движением оттолкнул папку и в упор посмотрел на Брунетти:

— Но я, собственно, собирался поговорить с тобой совсем на другую тему.

Наверняка о других рекомендательных письмах, не без опаски подумал Брунетти. Он уже догадывался, о чем сейчас пойдет речь.

— Мало того, что ты написал, мягко говоря, нелестную характеристику лейтенанту Скарпе, но еще и осмелился заикнуться о его переводе! — прошипел Патта, с трудом сдерживая ярость. Когда сам Патта был несколько лет назад переведен в Венецию, он привез лейтенанта с собой; и с тех пор лейтенант служил ему верным помощником, а заодно осведомителем и шпионом.

— Все верно.

— Это недопустимо.

— Что недопустимо, вице-квесторе? Перевод лейтенанта или тот факт, что я это предложил?

— И то, и другое. Все вместе.

Брунетти ничего не ответил. Ему не терпелось узнать, как далеко может зайти Патта, защищая своего протеже.

— Ты ведь знаешь, что я имею полное право отклонить все твои рекомендации? — осведомился Патта. — Все до единой.

— Да, знаю.

— Так вот, прежде чем я составлю собственное рекомендательное письмо, чтобы передать его начальнику полиции, настоятельно рекомендую тебе пересмотреть некоторые твои высказывания в адрес лейтенанта Скарпы. — Брунетти продолжал хранить молчание, и Патта не выдержал: — Вам все понятно, комиссар?

— Так точно, сэр.

— И?

— Вряд ли что-нибудь заставит меня изменить мое мнение о лейтенанте, а тем более вносить какие- либо изменения в составленную мной характеристику.

— Ты ведь знаешь, что у тебя ничего не выйдет, не так ли? — осведомился Патта, отпихнув от себя папку, будто опасаясь заразиться.

— Но эта информация останется в его досье, — возразил Брунетти, прекрасно отдавая себе отчет в том, насколько легко могут исчезнуть из досье нежелательные сведения.

— Не могу взять в толк, чего ты добиваешься.

— Справедливости. И точности. Люблю, чтобы все было записано. История нас рассудит.

— Что касается лейтенанта Скарпы, в его досье будет записано только то, что он блестящий офицер, заслуживающий всяческого доверия.

— Тогда, я полагаю, будет справедливо, если в досье будет записано не только ваше суждение о лейтенанте, но и мое тоже. А там, как я уже сказал, история нас рассудит. Будущее покажет, кто был прав, а кто виноват.

— Никак не пойму, о чем ты толкуешь, Брунетти? Об истории? Или о том, что должно быть записано в досье? Знаешь что? На мой взгляд, нам катастрофически не хватает поддержки и взаимопонимания.

Брунетти ничего не ответил на это высказывание вице-квесторе. Ему до смерти не хотелось, чтобы тот снова завел свою шарманку, пускаясь в пространные рассуждения о торжестве правосудия и повышении эффективности законодательной базы. Для него, очевидно, эти понятия были неотделимы друг от друга. Вице-квесторе, однако, нимало не нуждаясь в чьем-либо одобрении, минут десять разглагольствовал на свою излюбленную тему, в то время как Брунетти продумывал вопросы, которые надо будет задать Маурицио Лоренцони. Вне зависимости от результатов судмедэкспертизы, он намеревался продолжить расследование; на данный момент его больше всех интересовал Маурицио, этот «золотой мальчик», гордость семьи Лоренцони.

Претенциозно-напыщенный монолог Патты внезапно оборвался.

— Кажется, я утомил вас, Dottore Брунетти. В таком случае вы можете быть свободны.

Брунетти рывком поднялся на ноги, улыбнулся и, не говоря ни слова, покинул кабинет.

Вернувшись к себе, Брунетти первым делом подошел к окну и, распахнув его, постоял некоторое время, глядя вниз, на катерок Бонсуана, пришвартованный на своем обычном месте. Только после этого он сел за стол и приступил к отчету о результатах судебно-медицинской экспертизы. За годы работы в полиции Брунетти привык к расплывчато-специфической манере составления подобного рода документов. Обилие медицинских терминов, включая названия костей, мышц, внутренних органов, соединительных тканей, своеобразный стиль, сплошные сложноподчиненные предложения в условном наклонении: «Если бы труп принадлежал человеку, чье состояние здоровья можно было расценивать как удовлетворительное…», «Учитывая тот факт, что труп был перемещен…», «Если бы меня попросили дать оценку состоянию…» и далее, в том же духе.

«Мужчина, приблизительно 20–25 лет; исследование полости рта свидетельствует о том, что он неоднократно посещал ортодонта. Приблизительный рост — сто восемьдесят сантиметров; вес — не более шестидесяти килограммов. Причиной смерти, скорее всего, послужило пулевое ранение в затылок…» (к отчету была приложена фотография задней части черепа с пулевым отверстием в нижней части). «… Выходное отверстие пули расположено, судя по едва заметной царапине на внутренней части левой глазной впадины…»

Здесь Брунетти остановился и в очередной раз задумался о расплывчатом стиле большинства патологоанатомов. Какие же они все-таки перестраховщики! Видя перед собой труп с кинжалом в груди, они непременно напишут: «Причиной смерти, судя по всему, послужило…» Ему было искренне жаль, что судмедэкспертизу проводил не Этторе Риццарди, известный по всей Венеции medico legale. За годы работы с Этторе Брунетти удалось убедить его отказаться от этого невразумительного стиля, к которому тот так привык; пару раз ему даже удалось заронить в его душу сомнение в достоверности результатов вскрытия, заставить его задуматься о том, что причина смерти могла быть иной, нежели указано в отчете.

«Поскольку колеса трактора сильно повредили и даже сломали некоторые кости, невозможно определить, было ли найденное рядом с трупом кольцо надето на палец убитого или нет. Офицеры, обнаружившие кольцо (первые, кто прибыл на место происшествия), не смогли указать его точное месторасположение, так что теперь уже нельзя установить, на каком расстоянии оно находилось от трупа, который и сам, к слову сказать, был сдвинут с места к моменту их прибытия… Помимо черных кожаных ботинок сорок второго размера и темных хлопчатобумажных носков на момент убийства на жертве были синие шерстяные брюки и белая хлопчатобумажная рубашка».

Брунетти вспомнил, что в полицейском отчете, составленном в ходе предварительного расследования, было указано, что на момент похищения на Роберто был надет синий шерстяной костюм.

«…По причине обильных и продолжительных осадков в осенне-зимний период в провинции Беллуно, а также по причине того, что поле расположено в низине между двумя холмами, вследствие чего там накапливается влага, и налицо значительные повреждения структуры ткани… налицо процесс разложения произошел быстрее, чем обычно…»

«…Результаты токсикологических исследований будут готовы в течение недели, равно как и результаты других исследований, произведенных в ходе судебно-медицинской экспертизы. Судя по фрагментам тканей легких, которые также подверглись сильному разложению, можно сделать лишь предварительные выводы… Судя по состоянию легких на момент смерти, покойный курил в течение многих лет».

Брунетти вспомнились слова Франчески о том, что Роберто не выносил табачного дыма. К чему тогда