разберутся, что происходит. Распахнутая дверь вела в белый коридор с цементным полом. К ним поспешил санитар в белом халате.
— Вы кто? Что вы тут делаете? Отсюда входить в больницу никому нельзя!
Не обращая внимания на то, что он говорит, Брунетти достал свое удостоверение и махнул им санитару.
— Где приемная «Скорой»?
Тот явно размышлял, стоит ли им сопротивляться. Но взяло верх обычное итальянское нежелание возражать власти, особенно ее представителям в форме, и он показал им, куда идти. Через несколько минут они стояли у стола дежурной сестры, за ним — открытые двойные двери в длинный, ярко освещенный коридор. За столом никого, на несколько призывов Брунетти никто не отозвался. Через несколько минут из дверей выскочил человек в помятом белом халате.
— Извините… — И Брунетти вытянул руку, чтобы задержать его.
— Да? — отреагировал он.
— Как мне выяснить, кто дежурит в приемной «Скорой помощи»?
— Зачем вам это?
Снова Брунетти вытащил и показал удостоверение. Человек в халате всмотрелся поочередно в документ, потом в его обладателя.
— Что вы хотите узнать, комиссар? Я как раз тот, кто обречен дежурить в приемной.
— Обречен? — переспросил Брунетти.
— Извините за преувеличение. Нахожусь здесь последние тридцать шесть часов, потому что санитарки решили устроить забастовку. Я пытаюсь заботиться о девяти пациентах с помощью одного дневального и одного интерна. И вряд ли мне помогает, что я стою тут и вам это рассказываю.
— Извините, доктор, не могу арестовать ваших санитарок.
— Жаль. Чем могу служить?
— Я пришел из-за женщины, которую привезли сюда вчера. Сбита машиной. Мне сказали, что у нее сломана нога и повреждение мозга.
По этим сведениям врач моментально определил, о ком идет речь.
— Нет, нога не сломана. Это плечо, и то лишь смещение. А вот несколько ребер, возможно, сломаны. Но меня беспокоила травма головы.
— Беспокоила, доктор?
— Да. Мы отправили эту пациентку в Оспеда-ле-Чивиле меньше чем через час после того, как ее привезли сюда. Даже если бы у меня был штат, чтобы работать с ней, мы не располагаем оборудованием для лечения такой черепной травмы.
Не без труда Брунетти обуздал свой гнев: зачем сделал глупость и приехал сюда.
— Насколько плохо дело, доктор?
— Привезли ее без сознания. Я вправил плечо и забинтовал ребра, но о травмах головы знаю недостаточно. Сделал некоторые анализы — необходимость выяснить, что творится в голове, чтобы судить о том, почему пациентка не приходит в сознание. Но ее так быстро привезли и увезли, что у меня для уверенности недостало времени.
— Несколько часов назад сюда приходил человек, искал ее. И никто не сказал ему, что отправили в Венецию.
Доктор пожатием плеч снял с себя всю ответственность:
— Я же говорю — нас тут только трое. Должны были сообщить.
— Да, — согласился Брунетти, — должны были. Что-нибудь о ее состоянии можете мне сказать?
— Нет, спросите лучше в Чивиле.
— Где она там?
— Если нашли невропатолога — в интенсивной терапии. Должна быть, во всяком случае. — Он потряс головой, не то от усталости, не то вспомнив о характере травм.
Вдруг одна из дверей открылась изнутри и появилась молодая женщина, тоже в помятом белом халате.
— Доктор, — позвала она настойчиво, звенящим голосом, — вы нужны! Срочно!
Врач развернулся и последовал за ней за дверь, ничего больше не сказав Брунетти. А тот вернулся обратно к катеру, взошел на борт и, ничего не объясняя рулевому, распорядился:
— Обратно в Оспедале-Чивиле, Бонсуан!
Пока катер прорезал крепчающие волны, Брунетти сидел внизу, через стеклянные окошечки дверей смотрел на Вьянелло: тот, конечно, рассказывал Бонсуану, что произошло. Оба с неодобрением трясли головами, — без сомнения, единственно возможный ответ на любой продолжительный контакт с государственной системой здравоохранения.
Через четверть часа лодка причалила у Оспедале-Чивиле и комиссар поручил Бонсуану подождать. По долгому опыту они с Вьянелло знали, где находится блок интенсивной терапии, и быстро выбрались из лабиринта коридоров.
В последнем перед блоком коридоре Брунетти увидел знакомого молодого врача, тот узнал его и приветственно улыбнулся.
— Ту, что с травмой головы?
— Да. Как она?
— По внешним признакам похоже, что ударилась головой о свой велосипед, а потом еще раз — о землю. Над ухом глубокая рана. Но мы пока ничего не предпринимаем — она не приходит в сознание.
— Кто-нибудь знает?… — начал Брунетти, но остановился.
— Мы ничего не знаем, Гвидо. Возможно, придет в себя сегодня. Или так и останется. Или умрет. — И он засунул руки в карманы халата.
— Что вы делаете в таких случаях?
— Врачи?
Брунетти кивнул.
— Делаем анализы, потом еще анализы. А потом молимся.
— Можно на нее поглядеть?
— Там особо не на что смотреть, кроме бинтов.
— Все же я хотел бы повидать ее.
— Ладно. Но только вы. — И он поглядел в сторону Вьянелло.
Тот кивнул и направился к креслу у стены. Взял там часть позавчерашней газеты и стал читать.
Врач провел комиссара по коридору и остановился перед третьей дверью справа.
— У нас переполнено, мы поместили ее сюда. — Распахнул дверь и вошел первым.
Все здесь так знакомо: запах цветов и мочи, пластиковые бутылки с минеральной водой, выставленные на окна, чтобы оставались прохладными, чувство ожидаемого страдания… Четыре кровати, одна пустует. Марию комиссар увидел сразу — у дальней стены. Не заметил, когда вышел врач и закрыл за собой дверь. Брунетти встал сначала в ногах кровати, потом решил, что лучше видно у изголовья.
Ресницы ее были почти незаметны на фоне темных густых теней под глазами, темная прядь выбилась из-под повязки, скрывающей волосы. Одно крыло носа намазано красно-рыжим меркурохромом по царапине, начинающейся там и доходящей до подбородка. Черные нитки швов, от левой скулы, уходят под повязку.
Тело под легким голубым одеялом кажется маленьким, детским, весь силуэт странно изуродован толстой повязкой на плече. Он напряженно всматривался в губы — не заметно никакого движения. Показалось ему или и вправду одеяло приподнялось, когда она беззвучно вдохнула и выдохнула?… Увидев это, сам вздохнул с облегчением.
За спиной у него застонала больная, а другая, возможно потревоженная шумом, позвала в бреду: «Робе-ерто!..»
Немного погодя Брунетти уже был в холле, Вьянелло все читал газету… Он кивнул ему, вместе они вышли к ожидающей их лодке и вернулись в квестуру.
