уже недалеко до мнения столь же нелепого, как и вредного: якобы самое хорошее и прекрасное, что человек может себе пожелать, это полное освобождение от культуры, от ее «оков и уз».

Впрочем, сегодня уже хорошо известно, как коротка жизнь подобных предприятий и как фатальны их финалы. Особенно тяжело обычно складывались судьбы детей тех людей, которые поддались одной из этих утопий. Список групповых реакций наподобие уже названных можно сколь угодно долго продолжать, исходя из исчисления ценностей и норм. Надо только символически «оборачивать» каждую из них относительно простым приемом: если за ценность признается моногамия, надлежит практиковать swinging[92]; если все ходят как-никак одетыми, надо бегать нагишом (streaking[93]); если норма – опрятность, ходи неряшливым и грязным; если авторитеты окружены почтением, надо их всячески изводить и высмеивать; если кража осуждается, то надо воровать – не для обогащения, но чтобы нарушить запрет; если в качестве ценности выступает чья-то очень интимная тайна, то надо, наоборот, предать ее публичной огласке. Вот такими способами уничтожение ценности, кем-либо признаваемой, само становится ценностью.

С. КОММЕРЧЕСКИЙ ОТБОР В КУЛЬТУРЕ, ИЛИ ШИЗОФРЕНИЯ РЫНКА

Каким образом в лоне старой культурной формации возникает новая? Динамика этого процесса напоминает видообразование в процессе эволюции. Стационарные культуры, будь то культуры доисторического или нового времени, – это как бы виды, находящиеся в устойчивом равновесии со средой. Естественный отбор действует на эти культуры как отбор стабилизирующий. При таком отборе всякое изменение в зародыше отсеивается или же удерживается в популяции на подпороговом уровне. Также если стационарная культура динамична и полна жизненных сил, высказываемые в ней предложения о переменах хотя и получают огласку, но как бы заранее обезвреживаются повсеместно и с полного согласия принятыми нормами. Рассмотрим на двух примерах, какое влияние предложения о переменах оказывают, вообще говоря, при сильной и слабой унификации социальных норм.

(1) Мысль о захвате власти силой может с одинаковым успехом прийти в голову генералу как английскому, так и угандийскому. Тем более нельзя утверждать, чтобы такая мысль вообще не промелькнула хоть на секунду в сознании какого-нибудь офицера в той и другой стране. Однако в Англии (до недавнего времени) такое посягательство было вообще «немыслимо»: королевскую семью охраняли не только стража и параграфы законов (такое есть всюду), но и общее убеждение в адекватности существующего положения вещей и в неадекватности его изменения незаконным путем. В Уганде, как известно, стража и параграфы существуют, однако недостает означенного убеждения как константы коллективной памяти. (2) А если мы далее перейдем от вопросов убийства монархов к вопросам моды на одежду, то догадаемся, что если бы кто-то в девяностых годах XIX века или в начале XX века попробовал ввести для мужчин моду вместо галстуков и воротничка носить длинные косы с бантами, – тот не нашел бы ни последователей, ни сторонников, но прослыл бы помешанным. Но мы поймем также, что в наши дни предприниматель, который вложил бы сколько-то капитала и организационных способностей, чтобы ввести эту самую моду носить косы вместо галстуков, наверное, создал бы новый рынок сбыта для своего продукта, так что неизвестен был бы только объем, в котором эта инновация прижилась бы. Может быть, она вышла бы из моды так же быстро, как вышел костюм topless. Но может быть и то, что эта инновация лавинообразно пошла бы в свет.

Как известно, кроме генов, реализующих определенные признаки организмов, в хромосомах присутствуют также гены-депрессоры, которые тормозят активность других генов. Мы не знаем, что в точности в культуре соответствует этим тормозящим генам, но несомненно, что такие механизмы в ней существуют и могут подвергаться функциональному ослаблению или усилению. Социологам известно, что даже наилучшие реформы принятых в стране законов перестают давать должные социальные результаты, если реформирование проводится слишком часто. Люди иногда охотнее повинуются закону строгому, но неизменному и именно поэтому кажущемуся как бы извечным, нежели закону все время меняемому, как-то перекраиваемому много раз в продолжение короткого отрезка времени, потому что законодатель хочет эмпирически сделать его формулировку наиболее удобной для общества. Канон, установившийся в постоянном виде уже благодаря тому, что его не меняют, не так легко поставить под вопрос, да и не так легко нарушить, как канон, который все время трансформируют наподобие сжимаемых и растягиваемых мехов. Из таких наблюдений можно, кажется, сделать вывод, что изменяемость норм может приобрести в обществе характер автокаталитического процесса. Чем больше уже отменено традиционных запретов, тем больше их отменяется в дальнейшем, потому что отмененные запреты уже проявили свое полное бессилие и как бы уведомили общество об отсутствии необходимости и в других запретах.

Снятый запрет – это не только снятый запрет, но и побуждение к уничтожению других запретов. В свете таких наблюдений особенно важным представляется уже упомянутое мнение, что сопротивление, оказываемое культурой прогрессу, само является частью этого прогресса. Допустим, что предложения перемен в области нравов, уголовного права, изящных искусств, экономики, идеологии и т.д. становятся чрезвычайно частыми, а разнонаправленность и одновременность всех этих предложений делает тщетными попытки устойчивых решений по поводу их отбора. В этом случае никакой прогресс, кроме чисто технического, невозможен, так как любое предложение какого-либо новшества будет угашено противоположным предложением. Соответственно культура, в ста тысячах точек которой одновременно возникают эмбрионы ценностей, именно потому, что она стала областью роста во всех направлениях, не может успешно развиваться ни в одном конкретном направлении и постепенно уподобляется энергично растущей ткани злокачественного новообразования.

Вездесущий рынок является по отношению к современной культуре усилительным аппаратом. Современные предприниматели столь либеральны, что готовы продавать веревки даже тем, кто хочет их на этих веревках вешать. Идеология покупателей товара интересна для предпринимателей в той мере, в какой для клопов, пьющих кровь людей, интересны политические убеждения этих людей. Современный издатель публикует литературу, призывающую к революции, просто потому, что эти публикации приносят ему прибыль. Он издаст памфлет, разоблачающий порочность его ориентированных на прибыль инициатив, и еще будет этим гордиться. Любую вновь появляющуюся в субкультуре манеру он поддержит экстренными необходимыми для нее статьями, а убедившись в легкости внедрения этой манеры, посодействует дальнейшему расшатыванию субкультуры, лишь бы это открыло перед ним новые рынки сбыта. Если старики захотят одеваться в молодежную одежду, он их именно так и переоденет. Если будет спрос на орудия пыток, он выбросит в продажу богатый выбор этого товара. Эта направленность на то, чтобы нажить капитал, по основной тенденции та же, что была раньше; но сейчас она приобретает новые свойства. Она становится одновременно усилителем и ликвидатором всякой мутации в культуре.

Становится усилителем, потому что помогает (в лице заинтересованного в деле мецената) популяризовать все нововведения; поддерживать производственным опытом изобретательность проектировщиков и таким образом устранять барьеры на пути новшеств, будь то в сфере моды на одежду, в области парикмахерского дела или сексуальных услуг.

Становится ликвидатором, потому что своим вмешательством во все и вся уничтожает в зародыше всякую аутентичность. Потому что, по правде говоря, трудно поверить в подлинные бунтарские настроения молодых технофобов-революционеров, которые, сидя в чиновничьих креслах с фабрики X и прихлебывая напитки фирмы Y, записывают сочиненную компьютером музыку на стереомагнитофоны фирмы Z. При таком подходе, по-видимому, удовлетворяющем интересы всех, капитал фактически играет роль некоего Анти- Мидаса, уничтожающего ценность всего, к чему прикоснется. Интенсифицируя каждую инновацию, он превращает голоса, которые, может быть, сами по себе и звучали бы чисто, в один хоровой рев.

Возникла мода на домашние персональные компьютеры. Людей, которые не очень-то знают, что с ними делать, убеждают в том, что эти компьютеры необходимы. Однако ведь и рынок не есть нечто полностью пассивное. Он не дает собою произвольным образом манипулировать, но проходит через периоды ажиотажа и спада, то замирая, то вспыхивая. Так, компьютерные игры, по-видимому, уже наскучили потребителю. Культура при данном положении вещей продолжает давать ростки творческих начинаний, но эти ростки с самого начала приобретают форму товаров. Прежде чем им удается окрепнуть, они уже покрыты лаком рекламы. Поддерживая своим производством все на свете, капитал питает также и шизофрению, хотя правда и то, что изначально она создана не им. Проблемы, беспокоящие мир, это в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату