программы могли действовать, в какой-то степени придерживаясь исходных положений.

— Догадываюсь. На оружие, направленное против всего живого, и оружие, нацеленное на мертвое же оружие?

— Хитрая вы мышка. Так должно было быть. Но от первичных некроцитов, возникших, вероятно, много лет назад, уже, пожалуй, ничего не осталось. Некроциты переросли в селеноциты. Иначе говоря, начали объединяться, чтобы выжить, обрести универсальность, как, скажем, обычные микробы, которые под влиянием антибиотиков повышают свою вирулентность, приобретая иммунитет.

— Но что играло роль антибиотиков на Луне?

— Об этом можно говорить долго. Прежде всего, разумеется, опасными для селеноцитов оказались те продукты милитарной автоэволюции, которые имели задание уничтожать любую «вражескую силу».

— Не очень понимаю.

— Ну как же? Ведь агональная фаза лунного проекта имеет место сейчас, долгие годы там развивались специализация и прогресс оружия, вначале имитированного, а затем реального, и некоторые из его видов принялись за селеноциты.

— Ага, трактовали их как «врага», которого следует уничтожить?

— Конечно. Отличный допинг. Что-то вроде орудий, из которых фармацевтическая промышленность бьет по бактериям. Это привело к акселерации развития. Селеноциты вышли победителями, оказались более совершенными. Человек может болеть насморком, но насморк не может болеть человеком. Надеюсь, это ясно, не правда ли? Огромные, сложнейшие системы играли там роль людей.

— А дальше?

— Очень любопытный и совершенно неожиданный поворот. Иммунность из инертной стала активной.

— Не понимаю.

— Они перешли от обороны к наступлению. Ускорили, к тому же резко, развал лунной гонки вооружений…

— Пыль?

— Пыль. А когда там остались уже только догорающие останки изумительного Женевского проекта, селеноциты получили неожиданное подкрепление.

— А именно?

— Дисперсанта. Они воспользовались им. Не столько уничтожили, сколько поглотили, или, лучше сказать, произошел логически-электронный обмен информацией. Гибридизация. Скрещивание.

— Как такое могло случиться?

— Все не так уж необычно, я ведь тоже исходил из силиконовых полимеров с полупроводниковыми характеристиками. С другими, конечно, но адаптивность моих молекул в общих чертах подобна адаптивности лунных. Родство далекое, однако родство. В конце концов, если исходить из одного и того же строительного материала, получаешь сходные результаты.

— И что теперь?

— Именно это я еще до конца не разгрыз. Ключом может быть ваша посадка. Зачем вы опустились на Море Зноя?

— В японском секторе? Не знаю. Не помню.

— Ничего?

— Вообще-то, ничего.

— А ваша правая половина?

— Тоже нет. Я уже могу с ней вполне сносно общаться. Но прошу это держать в секрете. Хорошо?

— Я придержу это для себя. Для верности не спрошу даже, как вы это делаете. Что она знает?

— Что, когда я вернулся на корабль, карман скафандра был полон пыли. Но откуда она там взялась — не знает.

— Вы могли сами набрать ее на месте. Только вопрос: зачем?

— Судя по всему, я, пожалуй, действительно сделал это сам. Не могли же селеноциты забраться в карман своими силами. Но я ничего не помню. Что известно Агентству?

— Пыль вызвала сенсацию и панику. Особенно тем, что следовала за вами. Вам это известно?

— Да. Сказал профессор Ш. Он был у меня неделю назад.

— Уговаривал дать себя исследовать? Вы отказались?

— Напрямую — нет, но играл на оттяжку. Тут есть по крайней мере еще один такой тип. Отсоветовал мне. Не знаю, от чьего имени. Прикидывается пациентом.

— Таких рядом с вами не один.

— Что значит «шли следом за мной»? Селеноциты шпионили?

— Не обязательно. Можно стать носителем бактерий, ничего о том не ведая.

— А история со скафандром?

— Да, твердый орешек. Кто-то вам всыпал пыль в скафандр или вы сделали это сами. Только, повторяю, зачем?

— Вы не знаете?

— Я не ясновидец. Положение в общем достаточно сложное. Зачем-то вы опускались. Что-то нашли. Кто-то хотел, чтобы вы забыли и о том и о другом. Отсюда каллотомия.

— Значит, по меньшей мере три антагонистических стороны?

— Не то важно, сколько их, а то, как их распознать.

— Но, собственно, почему это так важно? Рано или поздно провал Лунного проекта станет явным. А если даже селеноциты стали «иммунной системой» Луны, как это может повлиять на Землю?

— Двояко. Во-первых, что, впрочем, предполагалось еще раньше, возвращением гонки вооружений. А во-вторых, и это главная неожиданность — селеноциты начали интересоваться нами.

— Людьми? Землей? Не только мной?

— Вот именно.

— Что они делают?

— Пока только размножаются.

— В лабораториях?

— Прежде чем наши парни сообразили, что к чему, они уже успели разлететься по всему белу свету. За вами пошла только малая толика.

— Размножаются? И что?

— Я же говорю: пока ничего. Они размером с ультравирус.

— Чем питаются?

— Солнечной энергией. Я слышал оценки. Их уже несколько триллионов в воздухе, в океанах — повсюду.

— Совершенно безвредные?

— Пока да. Но именно это вызвало всеобщее беспокойство.

— Почему?

— Это же так просто: не только с большой высоты, но и взятые в руку, они выглядят как мелкий песок. Значит, коли вы высадились, то имели к тому повод. Какой? Это они хотят понять.

— Но если я ничего не помню — ни я, ни остальное… мое?..

— Они не знают о том, что вы договорились. Кроме того, амнезии бывают разного типа. Под гипнозом либо в иных особых условиях можно из человека извлечь то, чего он сам никоим образом никогда не припомнит. А с вами они поступают так осторожно и мягко из опасений, что шок, сотрясение мозга или что-то другое повредят или окончательно сотрут то, что, может быть, вы знаете, хотя и не помните. Кроме того, наших людей раздирают склоки. Речь идет о методике исследований… Впрочем, пока что это пошло вам на пользу.

— Кажется, начинаю понимать, какова моя роль в этой лунной истории… Но почему следующие