делать.

Может быть, их сдержанность была продиктована не отсутствием средств, а стратегическим расчетом. Если разобраться, на Луне до сих пор еще ничто не нападало на разведчиков, будь то автоматы или люди. Они уничтожали себя сами, первыми применив оружие, когда стреляли в собственные отражения. Получалось, что мертвые обитатели Луны решили держать оборону. Такая тактика определенное время могла себя оправдывать. Дезориентированный противник со стратегической точки зрения находится в худшем положении, нежели тот, который уже знает, что на него нападают. С таким трудом обдуманная доктрина неведения как гарантия мира оборачивалась издевкой и опасностью для ее изобретателей.

Наконец Вивич отозвался. Третий комплект микропов добрался до меня невредимым. Я снова появился на экранах. Быть может, подумал я, они просто хотели ослепить базу на время игры в фата-моргану. Впрочем, я терялся в догадках. В конце концов даже простое подслушивание земных радиопередач должно было доносить до Луны вести о растущем на Земле чувстве опасности. Панические настроения, подогреваемые значительной частью прессы, передавались не только общественному мнению, но и правительствам. Однако все понимали, что, если возобновить создание термоядерных ракет для удара по Луне, это одновременно будет означать конец мира на Земле. Поэтому либо вот-вот должен был осуществиться удар, направленный на человечество, либо на Луне творилось что-то совершенно непонятное. Вивич вызвал меня снова, чтобы предупредить о начале массированной бомбардировки микропами. Они должны были прилетать группами, волна за волной, не только с моего корабля, но и со всех четырех сторон света — наши решили пустить в ход резервы, складированные под Сферой Молчания. Я и не знал, что они там есть. Я уселся посреди мертвой пустыни и, немного откинувшись назад, уставился в черное небо. Корабля я видеть не мог, но увидел микропы, небольшими блестящими облачками мчавшиеся и сверху, и от горизонтов. Часть повисла надо мной, поднимаясь, колеблясь и поблескивая, словно рой золотистых мушек, беззаботно резвящихся на солнце. Другие, образующие как бы тылы, можно было увидеть, лишь когда какая-нибудь из неподвижно светящихся звезд помигивала и на мгновение угасала, заслоненная облаком моих микроскопических стражей. На Земле меня видели на всех экранах сверху, анфас и в профиль. Надо было встать и отправляться дальше, но меня охватила полнейшая апатия. Медлительный, неуклюжий в своем тяжелом скафандре, я был в противоположность микропам прекрасной целью даже для стрелка с бельмом. Почему, собственно, я со своей вынужденной медлительностью должен был быть, так сказать, передовой частью разведки? Почему микропы не могли стать моими летучими разведчиками? База согласилась. Мы изменили тактику. Рои золотистых комаров поплыли надо мной широким фронтом к лунному Уралу.

Я шел, внимательно оглядываясь по сторонам. Находился я на плоской волнистой равнине, среди бесчисленных маленьких кратеров, засыпанных почти по края. В одном из песка торчало что-то вроде толстой засохшей ветки. Я взялся за нее и потянул так, словно вырывал из грунта глубоко вросший корень. Помог себе маленькой саперной лопаткой, которую носил притороченной сбоку, и из-под сыпучего песка выглянуло покореженное жаром железо. Это мог быть остаток одной из многочисленных примитивных ракет, которые разбивались о скалы еще в начале освоения Луны. Базу я вызывать не стал, зная, что благодаря микропам они видят мою находку. Я продолжал тянуть странно перекореженные прутья, пока не показалась более толстая ножка, а под ней не блеснул более яркий металл. Все выглядело не очень многообещающе, но коли уж я взялся за корчевку, то продолжал тянуть все сильнее, не опасаясь, что одна из острых проволок проткнет скафандр, потому что я обходился без воздуха, иначе говоря, разгерметизация мне ничем не грозила. Однако что-то вдруг изменилось. Сначала я не сообразил, почему мне трудно удерживать равновесие. Но тут почувствовал, что мой левый ботинок, словно клещи, прихватили плоские и выгнутые наподобие подков зажимы. Я попытался его вырвать, решив, что запутался сам, но зажимы держали крепко, и даже острие лопатки не могло их раздвинуть.

— Вивич на месте? — спросил я. Он ответил спустя три секунды. — Похоже, они поймали меня, словно барсука, — сказал я. — Очень похоже на капкан.

Положение было глупейшим. Я попался в примитивную ловушку и не мог из нее выбраться. Микропы, словно взбудораженные мухи, окружили меня, а я дергался, как паралитик, пытаясь высвободить ногу из захлопнувшихся челюстей капкана, в которых ботинок сидел, как в тисках.

— Возвращайся на борт, — предложил Вивич, а может, кто-то из его ассистентов — голос был вроде бы другой.

— Если из-за этого всякий раз бросать дистантников, то недалеко же мы продвинемся, — сказал я. — Надо перерубать!

— У тебя есть карборундовая пила.

Я отстегнул прикрепленный к бедру плоский футляр. Действительно, в нем была миниатюрная дисковая пила. Я подключил ее к скафандру и наклонился. Из-под вращающегося диска брызнули искры. Челюсти, державшие ботинок, уже начали раскрываться, разрезанные почти до конца, когда я почувствовал ногой через материал ботинка нарастающее тепло. Напрягшись, я вырвал ногу из захватов и увидел, что металлическое утолщение, похожее на большую картофелину, из которого выступали корневидные прутья, раскаляется, словно от невидимого пламени. Белый пластик ботинка уже почернел и лущился от жара. Я сделал последнее усилие и, неожиданно освободившись, отлетел назад. Меня ослепила кустистая вспышка, я почувствовал резкий удар в грудь, услышал, как трещит пустой скафандр, и на мгновение погрузился в непроницаемую тьму. Не потерял сознания, просто меня окружил мрак. Спустя мгновение я услышал голос Вивича.

— Тихий, ты на борту. Отзовись! Первому дистантнику каюк!

Я заморгал. Сидел я в кресле, опираясь о подголовник, со странно подогнутыми ногами и держался за грудь там, где секунду назад почувствовал резкий удар. Собственно, боль, как я только сейчас сообразил.

— Это была мина?.. — спросил я удивленно. — Мина, соединенная с самозахватом? Неужто ничего поинтереснее они придумать не могли?

Я слышал голоса, но со мной не разговаривал никто. Кто-то спрашивал о микропах.

— Нет изображения, — сказал какой-то другой голос.

— Не понял. Всех уничтожил взрыв, что ли?

— Это невозможно.

— Не знаю, возможно или нет, но изображение — тю-тю!

Я все еще глубоко дышал, словно после долгого бега, всматриваясь в диск Луны. Весь кратер Фламстид и равнину, на которой я так глупо потерял дистантника, можно было прикрыть одним ногтем.

— Что с микропами? — проговорил я наконец.

— Не знаем.

Я взглянул на часы и удивился: почти четыре часа я провел на Луне. Приближалась полночь по корабельному времени.

— Не знаю, что думаете вы, — сказал я, не скрывая зевоты, — но с меня на сегодня достаточно. Иду спать.

Проснулся я отдохнувшим и тут же вспомнил события прошедшего дня. После хорошего душа всегда думается лучше, поэтому я настоял на том, чтобы иметь на борту туалет с настоящей водой, а не влажные полотенца, которые нищенски заменяют воду. Правда, о ванне нечего было и мечтать. Вместо нее у меня была емкость размером с бочку, вода била струями с одной стороны, а с противоположной ее всасывал сильный ток воздуха. Чтобы не задохнуться под слоем воды, растекающейся в невесомости по всему телу и лицу, перед омовениями я вынужден был надевать кислородную маску. Было весьма неудобно, но уж лучше такой душ, чем никакого. Как известно, когда построить ракету стало уж проще простого, астронавтов мучили неполадки в клозетах, и техническая мысль долго еще билась о стенку головой, прежде чем отыскала решение этой шарады. Анатомия человека трагически не годна для космических условий. Этот крепчайший орешек сгонял сон с вежд астротехников, но нисколько не волновал авторов научной