— Мы хотим заключить сделку, — поправил Хэн.

— Сделку? — лидер сложил руки. — Что за товар?

— «Закат Киллика», — ответила Лея. — Хотим, чтобы вы купили его для нас.

— Мы даем деньги, — добавил Хэн быстро. — Вы веселитесь.

Сквибы переглянулись, покивали и, наконец, предоставили слово лидеру.

— По рукам

— Но вам придется купить весь наш товар, — добавил второй сквиб.

— Нам ваш товар не нужен, — сказала Лея. — Нам некуда его девать.

— Это не наша проблема, — сказал третий сквиб.

— Можем достать вам магнитный грузовой отсек.

— Он даже не поцарапает вашу яхту.

Трудно было разобраться, кто из них что говорил.

— Всего тысяча сверху.

— Может, мы просто заплатим вам за ваш товар, — спросила Лея. — А вы оставите его себе и потом сможете продать на аукционе?

— Не пойдет.

— Вы купите его на аукционе. Такое условие.

— Слушайте, нас. А зачем тогда вы берете магнитный грузовой отсек?

— Мы не берем, — ответила Лея.

— И не покупаем ваш хлам на аукционе, — добавил Хэн. — Мы ни с чем не соглашались. Мы не такие тупые, чтобы поднимать цену на ваш хлам.

— Так какие же вы тупые…

— Может, всего один…

— Нет! — крикнул Хэн.

Сквибы замолкли и в шоке уставились на него, нервно моргая. В конце концов, он поднял взгляд.

— Хорошо. Сколько у вас товара?

И началось: сквибы предлагали, Хэн и Лея отказывались, за один отвергнутый товар сквибы пытались предложить два других, переговоры неслись на скорости звука и были сложнее всего, что Лее только встречалось за годы работы новореспубликанским дипломатом. Когда они закончили, договор заключался в следующем — Хэн и Лея или их представитель будут предлагать цену на три товара по собственному выбору, максимальная цена будет определяться сложной формулой, основанной на объеме повышения цены, и у каждой стороны есть право на одну поправку к договору.

— И мы получим картину после того, как вы ее купите, — сказала Лея. — Хочу быть в этом уверена. Все трое кивнули.

— Конечно, — ответил главный. — Выполняете свою часть сделки — мы выполняем свою.

— Хорошо. Я Лимба, — Лея протянула руку. — Мне было весьма интересно работать с вами. Джаксал прав — вы отличные ребята.

Сквибы выпятили грудь.

— Вы поступили правильно, — сказал лидер. Он потерся щекой о ладонь Леи, затем о ладонь Хэна, затем ткнул пальцем в грудь: — Меня зовут Грис. А это Слай.

Он показал на второго сквиба, который тоже подошел и потерся о руки Хэна и Леи.

— А я Элама, — представилась третья. — Тви'лекки и похуже с нами обращались.

— Спасибо, — сказала Лея неуверенно. Хэн подождал, пока Элама потрется о его руку, затем задал вопрос:

— А кто из вас пойдет смотреть картину? Хочу быть уверен, что вы знаете, на что будете ставить цену. Элама и Грис ожидающе посмотрели на Слая. Слай тяжело вздохнул.

— Я пойду, — он недовольно покачал головой. — Но чур, потом я не буду стоять в первом ряду на торгах.

Когда они вышли из отражающего поля, имперские офицеры уже завершили осмотр и направились к выходу из танцевального зала. Облегчение публики было ощутимо в воздухе, а тихое пошептывание переросло в возбужденный гул. Из-за палаток, из темных углов появились новые потенциальные покупатели, у стоек с напитками оживилась торговля. Лея, Хэн и Слай заняли очередь и были вынуждены ждать почти целый час, пока подошла их очередь пройти через отражающее поле.

Вместо картины внутри павильона трио наткнулось на полдюжины громил Маубо в нейларовых кителях и накидках из мерцающего шелка. У всех в руках были бластеры, направленные прямиком на клиентов.

— Не волнуйтесь, — произнес один из них, родианец. — Это просто мера предосторожности.

Его хоботок качнулся в сторону темного угла справа от Леи, и кто-то подошел сзади, закрыв ей глаза повязкой.

— Да сколько ж можно предосторожностей! — проворчал Хэн. — У вас виквай — нюхач на входе проверяет бластеры.

— Так вы хотите увидеть мох или нет? Хэн замолчал. Их провели к дальней стене ларька, потом по длинному коридору, потом на лифте подняли в тихое помещение, в котором резко пахло таковым дымом. Повязки сняли. Они были в темной комнате перед стеной, которую подсвечивала светящаяся панель над головой, а по краям стояли два охранника — гаммореанца. В центре стены висел бархатистый квадрат безупречно изящной алдераанской картины из мха, в рамке которой был искусно спрятан аппарат по поддержке влажности. Она казалась меньше, чем помнила Лея, не более полуметра шириной, но ничуть не менее прекрасной и вдохновляющей.

— «Закат Киллика», — произнес резкий женский голос за спиной. — У вас две минуты.

Лея хотела было возразить, что двух минут мало, ведь она уже целый десяток лет пыталась удержать в голове оригинальную композицию и мягкие тона картины. Она думала, что это сокровище навсегда утеряно для нее — и будущего поколения алдераанцев. Однако оно было перед ней, на расстоянии вытянутой руки… темное небо перед бурей над городом-колонией килликов, а на переднем плане — группа загадочных насекомоподобных силуэтов оборачиваются, чтобы увидеть приближающуюся тьму, — исчезнувшая раса, населявшая Алдераан задолго до прихода людей. Она не могла смотреть на эту картину, не восхищаясь даром предвиденья художника, не поражаясь тому, как ясно мог Хаддор видеть то, что означало для галактики возвышение Палпатина… и как он сумел выразить свою печаль так полно и прекрасно в этом небольшом квадрате.

— Хотите проверить на подлинность, так давайте, — произнес жесткий голос — Но снятие образца только кистью. Никакого отрезания.

Слай немедленно шагнул вперед, готовясь потереться щекой о картину.

Лея едва успела поймать сквиба

— Нет!

— Кто будет покупать это, вы или мы? — недоуменно проворчал Слай. — Нам надо проверить товар.

— Она настоящая, — Лея оттащила сквиба. — Мне даже не нужна аппаратура, чтобы это проверить.

Она взглянула на Хэна и обнаружила, что он стоял с отвисшей челюстью и не мог отвести глаз от картины.

После восьми лет их знакомства Хэн все еще умудрялся удивлять ее. И это было хорошо.

Хэна так не задевала ни одна картина. Те два часа, что они сидели в местной забегаловке, ожидая начала аукциона, мысли Хэна постоянно возвращались к тому, как киллики оборачивались к надвигающейся буре. Эта картина напомнила Хэну о том, что людей — и насекомых — в жизни сметали силы, которых они не могли постичь, что во всех испытаниях, которые обрушивала на них жизнь, они могли управлять лишь собой и ничем более. Хэн забывал об этом, когда буря налетала на него, и именно это он любил в Лее — то, как она держалась даже в самом сильном шторме, как она твердо стояла на ногах, даже когда всех вокруг сбивало с ног.

Хэну хотелось, чтобы Лея владела этой картиной. В молодости она смотрела на эту картину каждое утро, выходя из спальни, и это была та уцелевшая ниточка, которая связывала ее с дворцом ее семьи. И хотя это