…На мамин день рождения к нам в маленькую однокомнатную квартирку на самой окраине Москвы набивалось человек тридцать, не меньше.

Как правило, – веселые бородатые дядьки и их не менее веселые, хоть и не бородатые тетьки: в большинстве своем, разумеется, с научными званиями и степенями. Иногда заезжал и мамин научный руководитель, живой и – тоже, что характерно, веселый – академик, ученый с мировым именем.

Это всегда было очень весело. Дядьки смешно ругались и пели под гитару, а тетки, в отличие от соседских, не приставали, чтобы помять и потискать («А это кто у нас такой маленький? А это кто у нас такой пухленький?»), а вели себя в высшей степени прилично и иногда исподтишка угощали меня вкусными шоколадными конфетами.

Большинство из них, как я догадался, когда вырос, – сидели на диете.

И это была их тайная месть всему миру в целом и всем мужикам, из-за которых приходится так страдать, – в моем, разумеется, лице, – в частности.

Месть получалась сладкой, и я ни капельки не возражал.

…И как-то раз, во время одного из таких застолий, сразу после маминых – исключительно с большой буквы – Пельменей, в нашей малогабаритке сломался унитаз.

И в совсем уж малогабаритном коридоре, перед дверью в совмещенный санузел – немедленно образовался целый консилиум.

Спорили очень жарко, и – чуть не до драки.

Правда, предмета спора я, по молодости, не понимал.

Поэтому, пользуясь преимуществами малого роста, проскользнул между чьих-то ног к унитазу, поднял тяжелую крышку с бачка и надел проволочку на рычажок: он у нас уже давно сломался (я же и сломал), вот и приходилось время от времени надевать, чтобы мама не заметила.

А то влетит.

Взрослые бородатые дядьки немедленно пришли к выводу, что перед ними будущий гениальный инженер, чем очень польстили маме, и немедленно отправились за это самое дело выпивать и закусывать, оставив меня наедине с тяжким вопросом: почему они все такие тупые…

…Гением инженерной мысли я, разумеется, не стал.

Более того, как показали последующие почти сорок лет малосознательной, к сожалению, жизни, более-менее добротно мне удалось освоить только одну, пусть и совершенную, с моей точки зрения, механическую штуковину.

Под названием СВД, она же «драгунка».

Вот только пользоваться мне ею уже лет двадцать не приходилось, и, надеюсь, больше не придется.

Тьфу-тьфу-тьфу.

Я даже машину не вожу, предпочитая передвигаться с водителем, отчего время от времени удостаиваюсь презрительных взглядов жены, профессиональной автомобильной журналистки и спортсменки-гонщицы.

Она, может, от меня пока и не сбежала только потому, что хочет поплотнее разобраться в этом малопонятном для нее феномене: нормальном, здоровом и взрослом мужике, совершенно не интересующемся автомобилями.

Так и живем уже почти семнадцать лет: я предпочитаю решать вопросы чисто гуманитарные, типа постижения смысла жизни и добывания необходимых для этой самой, в том числе и семейной, жизни различных денежных знаков, а она занимается вопросами чисто техническими, включая ввинчивание лампочек и общее руководство в семье.

Не могу сказать, что все проходит без трений, но – не разбежались, значит, всех пока все устраивает.

А для того чтобы снять крышку и надеть проволочку на рычажок, а потом нажать пимпочку – и все дерьмо сразу куда-то сольется, – не надо быть гением инженерной мысли. Достаточно толики прагматизма и насущной необходимости не столько потрындеть и поспорить, сколько решить данный вопрос чисто, так сказать, практически.

Мама-то со мной бы спорить не стала, если б увидела, что унитаз не смыт и там какашки плавают.

А вполне возможно, – и выпорола бы.

Вот и починил…

…Это я, собственно, к чему?

Да тут меня попросили какие-то очередные выборы осветить.

Вот.

Где-то так…

…Меня в последнее время все чаще стали называть врагом либерализма и демократии, поэтому – вынужден объясниться.

Я – вовсе не враг демократии, просто я отношусь к ней не как к фетишу, а как к инструменту государственного управления.

А с инструментом не враждуют и на него не злятся: какой, к примеру, смысл враждовать со старой совковой лопатой?!

Ее надо либо использовать, либо – выкинуть на помойку, либо убрать в сарай до лучших времен: авось когда-нибудь и пригодится.

Тут ведь – все просто.

Нынешняя, буржуазная форма демократии является вполне себе очевидным элементом определенного экономического строя, по марксистским критериям, – капиталистического, по другим, скажем так, – «индустриального».

И с переходом к постиндустриальной экономике буржуазная демократия, отягощенная многочисленными процедурами, всеобщим избирательным правом, всевозможными паразитарными институтами типа PR и GR, дикой инерционностью всей системы, начинает довольно быстро проигрывать более вертикально- интегрированным системам.

Просто потому, что из-за своей инерционности перестает отвечать на молниеносные вызовы постиндустриального общества.

Пример простой – тот же Ирак.

Серьезные американские аналитики заколебались говорить о том, что это вторжение было не просто бессмысленным: оно тупо противоречило интересам самих США – мало того, что оно сделало куда более враждебный Штатам Иран вполне очевидным региональным лидером, так ведь и нефтяных проблем – кроме проблем хищнических американских корпораций – решить не могло по определению.

Бардак и хаос в нефтеносных регионах (а лоскутный, по определению, Ирак может быть либо авторитарным, либо хаотическим) не могут способствовать снижению цен на энергоресурсы, это же очевидно.

Но сделать было уже ничего не возможно, маховик был запущен, и серьезные – прежде всего ЦРУшные аналитики единственное, что смогли – это отомстить идиоту Бушу, опубликовав доклад об отсутствии у Саддама даже намека на оружие массового поражения.

Словом, – демократия в качестве управленческой модели перестает работать даже у очевидных лидеров, каковыми в настоящее время, при всей моей к ним не любви, по определению остаются Соединенные Штаты Америки.

О России тут скромно промолчу, достаточно вспомнить «китайский феномен» (да и вообще всех «азиатских тигров», классической демократией тут и не пахнет, скорее речь идет о корпоративных системах управления).

С исторической точки зрения тут ничего особо выдающегося нет: демократическая форма правления господствовала в античных полисах, потом ее сменили более адекватные вызовам времени управленческие