наедине с Дево в то время, когда в здании больше никого не было.

За завтраком Анри передали полученное письмо. Он сразу же узнал почерк и не стал читать письмо за столом, а ушел в свой кабинет. Оставшись один, он сломал печать. Анри не надеялся получить новую интересную информацию, скорее он ожидал прочесть сообщение Брушье о том, что от его услуг отказываются, поскольку слежка не дает никаких результатов. Но прочитав послание, Анри с радостью убедился, что лед тронулся. По сведениям Брушье, Габриэль и Дево пробыли наедине за закрытыми дверями зала городской ратуши довольно длительное время — намного дольше, чем это было необходимо для осмотра выставленной там палатки Императора. Похоже, в этот вечер лишь один-единственный человек получил приглашение прибыть в ратушу, и этим человеком была Габриэль. Сыщик зафиксировал со скрупулезной точностью время ее прибытия и отъезда.

Откладывая в сторону письмо, Анри спрашивал себя, как отреагирует Эмиль на подобное сообщение. Что касается его самого, то он хотел дождаться рождения сына, а уж затем действовать, обратившись в суд и предъявив туда вместе со всеми прочими документами материалы, компрометирующие сестру.

Ивон вынашивала этого ребенка без всяких осложнений, и Анри невольно подумал о том, что до сих пор жена каким-то образом намеренно прерывала беременности, не желая рожать. Но теперь, ободренная надеждой на получение богатства, которое будет всецело принадлежать ей и ее мужу после того, как Габриэль отстранят от опеки над состоянием Рошей, Ивон стремилась произвести на свет наследника этого состояния. Анри тоже надеялся, что у него родится именно сын, радуясь этому факту вне зависимости от тех выгод и преимуществ, которые повлечет за собой его появление на свет. Поэтому он легко мирился с капризами Ивон и с нытьем по поводу того, что беременность испортила ее фигуру. Анри обещал жене золотые горы, если у нее родится мальчик, он клялся выполнить любой ее каприз и любое самое безрассудное желание. Но когда Ивон опрометчиво спросила мужа, что будет, если вместо долгожданного сына родится дочь, Анри бросил в ее сторону такой испепеляющий взгляд, что она не на шутку испугалась.

— Никаких девочек! — рявкнул он. — Иначе я разведусь с тобой, и ты ничего не получишь от меня.

Он действительно в тот момент готов был выполнить свою угрозу.

Еще раз перечитав письмо, Анри сложил его и запер в ящик письменного стола, принадлежавшего когда-то его отцу. Он не терял надежды, что вскоре получит еще более ценную информацию, порочащую сестру.

Брушье, выехав ранним утром из Лиона, лично явился к Эмилю, чтобы вручить письменный отчет о событиях прошедшего дня. Он был доволен проделанной работой, поскольку, как и все его собратья, получал хорошее вознаграждение и даже приличную сумму сверх него, если добывал, наконец, требуемые сведения. Сыщик был уверен, что с сегодняшнего дня его ставка значительно возрастет. Раз уж любовники встретились наедине после долгой разлуки, теперь их ничто не сможет удержать. Брушье, правда, не знал, чего именно хочет его клиент, к какой развязке стремится. Вальмон был слишком сдержанным, высокомерным человеком и, по-видимому, брезгливо относился к нанятому им сыщику, несколько стыдясь своего поступка. Брушье относил Вальмона к тому типу людей, которые предпочитали своими руками вершить суд и расправу. Скорее всего, когда наступит время, его клиент вызовет своего обидчика на дуэль. Такой исход представлялся сыщику истинной глупостью. Лучше всего, по его мнению, было избавиться от неверной жены и найти себе другую. С течением лет, занимаясь своим делом, Брушье превратился в циника и презирал человеческие страсти.

Прибыв в усадьбу, он попросил доложить о себе месье Вальмону, но слуга сказал ему, что хозяин находится сейчас на шелководческой ферме. Узнав, как пройти туда, Брушье направился по тропинке, петляющей между деревьями, и вскоре увидел своего клиента, который в это время как раз выходил из здания конторы. Заметив сыщика, Эмиль Вальмон окаменел на секунду, а затем чуть попятился, как будто увидел перед собой нечто омерзительное. Нимало не смущаясь, Брушье приблизился к нему, но не успел и рта раскрыть для приветствия.

— У вас что-то есть для меня? — резко спросил его Эмиль.

— Да, месье. Я, наконец, раздобыл сведения, которые вы так долго ждали, — и с этими словами Брушье вынул из кармана сложенный и запечатанный листок бумаги и передал его своему клиенту.

— Подождите здесь, — распорядился Эмиль и прошел в свой кабинет, чтобы ознакомиться с донесением. Затем он отпер ящик письменного стола, в котором держал деньги, отсыпал горсть монет в отдельный кошелек и, выйдя за порог конторы, где его ждал сыщик, бросил его ему в руки.

— Это вам за выполненное поручение. Увидите, что я не поскупился. А теперь прощайте, я больше не нуждаюсь в ваших услугах.

Брушье был изумлен.

— Но это только начало, месье. Я уверен, что…

— Убирайтесь вон. Вон из моей усадьбы! И никогда больше не попадайтесь мне на глаза!

Расстроенный Брушье, понурив голову, отправился туда, где была привязана его верховая лошадь. Эмиль дрожащей рукой провел по лбу, на котором выступил холодный пот. Он загодя обдумал то, что предпримет в случае, если его худшие опасения подтвердятся. И вот теперь составленный заранее план необходимо было привести в исполнение.

Предупредив своего конторского служащего о том, что ему надо срочно уехать в Париж дня на четыре, Эмиль поспешно направился к дому. Войдя, он дал распоряжение слугам собрать необходимые ему в дороге вещи и подать коляску через четверть часа.

Когда Габриэль в конце рабочей недели, как всегда, вернулась домой в усадьбу, Эмиль был все еще в Париже. Она приготовилась к серьезному разговору, решив признаться ему во всем и попросить дать ей свободу, надеясь, что муж поймет ее и проявит великодушие, на которое он был способен. Узнав, что Эмиль в отъезде, Габриэль испытала страшное разочарование, она не находила себе места, ее била нервная дрожь. Так и не увидев мужа, она вернулась в Лион. Но следующие выходные Габриэль не смогла выбраться домой, так как в пятницу у Ивон начались схватки, и она вместе с Элен вынуждена была дежурить у постели невестки.

Только через тридцать шесть часов после долгих мучений Ивон родила девочку. Младенец был очень слабеньким и прожил всего несколько часов. Ивон не проронила ни слезинки, а Элен так оплакивала умершего младенца, как будто это был ее собственный ребенок. Что касается Анри, то он в течение двух дней близко не подходил к жене, пока, наконец, Элен не начала корить его на это.

— Прошу тебя, Анри, — уговаривала она деверя.

— Несколько добрых слов утешат ее. Ивон говорит, что ты угрожал ей разводом.

У Анри не было никакого желания утешать Ивон. В конце концов он сам понес большую потерю. Но рано или поздно он все равно должен был встретиться с ней. Она будет, конечно, терзаться и каяться, испугавшись, что он бросит ее, и признает свою вину перед мужем. А он, насладившись ее унижением, в конце концов снизойдет до нее и проявит свое великодушие. Делать такую ставку на ребенка, ожидая, что родится сын, было глупостью с его стороны, теперь он это хорошо понимал. Вместо этого ему следовало бы расстаться со своим нынешним адвокатом, доказавшим свою полную беспомощность в этом деле точно так же, как и его предшественники, и найти другой, более верный способ, как прибрать к рукам Дом Рошей. Анри не желал признавать свое полное поражение. Он решил, что ему необходимо использовать в своих целях Брушье, поскольку сведения, добытые сыщиком, могли помочь ему погубить Николя Дево, разорив и оклеветав его. Анри вздохнул и, наконец, неохотно согласился выполнить просьбу Элен.

— Хорошо, я навешу Ивон. Но она не заслуживает этой чести.

Не обращая внимания на невестку, возмущенную его жестоким отношением к жене, Анри прошел в спальную комнату, где лежала Ивон. Болезненный вид жены поразил его. Она полусидела на кровати, откинувшись на высоко взбитые подушки, обшитые кружевами. Глаза Ивон, окруженные тенями, были закрыты. Анри сделал несколько неуверенных шагов и остановился. Она, должно быть, слышала, как он вошел и, прежде чем он успел что-нибудь сказать, открыла глаза и зло взглянула на него.

— Запомни, больше никогда в жизни я не стану рожать. Я чуть не умерла из-за твоей ненависти к Габриэль и желания отомстить ей. Если бы ты был настоящим мужчиной, ты сумел бы найти другой способ, как перехитрить ее и завладеть состоянием. Раньше я думала, что ты мастак на всякого рода махинации и подлоги, — и приподнявшись с подушек, она гневно воскликнула: — Запомни, я твоя жена и останусь ею! Я