Но дель Аква оставался непреклонным.

– Торанага намного важнее. Я настаиваю на том, что сначала мы должны поговорить с Торанагой. Вы всегда сможете потопить его. У него нет пушек. Даже я знаю, что только пушками можно победить пушки.

Так Родригес позволил развиваться этому безвыходному положению, давая им время для передышки. Оба корабля были в центре гавани, недостижимые для рыбачьих лодок и друг друга, фрегат подрагивал на ветру, готовый в любой момент сорваться с места, галера, с поднятыми на палубу веслами, дрейфовала рядом в пределах слышимости. Это произошло только тогда, когда Родригес увидел, что галера подняла весла и повернулась боком к его пушкам; тут он стал под ветер, позволяя галере подойти в пределы голосовой связи, а сам приготовился к следующей серии действий. «Спасибо Богу, благословенному Иисусу, Деве Марии и Иосифу за то, что у нас есть пушки, а у этого мерзавца их нет, – подумал Родригес снова. – Англичанин слишком умен».

– Но хорошо, когда против тебя выступает профессионал. Намного безопасней. При этом никто не делает глупых ошибок и никто не причиняет зла без необходимости.

– Можно подняться на борт?

– Кому, англичанин?

– Господину Торанаге, его переводчице и телохранителям.

Феррьера сказал спокойно:

– Без охраны.

Алвито сказал:

– Он должен прийти с кем-нибудь. Это вопрос престижа.

– Черт с ним, с престижем. Без телохранителей.

– Я бы не хотел, чтобы на борт поднимались самураи. – согласился Родригес.

– Может быть, вы согласны пропустить пятерых? – спросил Алвито. – Только его личная охрана? Вы же понимаете суть дела, Родригес.

Родригес подумал и кивнул.

– Пять человек будет нормально, адмирал. Мы выделим пять человек, как вашу «личную охрану» с парой пистолетов на каждого. Отец, вы продумайте все детали. Лучше, если отец продумает все детали, адмирал, он знает как. Ну, отец, давайте, но рассказывайте нам, что там говорится.

Алвито подошел к планширу и крикнул:

– Вы ничего не добьетесь своей ложью! Готовьте свои души к адским мукам – вы и ваши бандиты. У вас десять минут, потом адмирал будет стрелять и отправит вас на вечные муки!

– Мы плаваем под флагом господина Торанаги, клянусь Богом!

– Это фальшивый флаг, пират!

Феррьера сделал шаг вперед:

– Что за игру вы ведете, отец?

– Пожалуйста, наберитесь терпения, адмирал, – сказал Алвито. – Это только для проформы. Иначе Торанага навсегда обидится, что мы оскорбили его флаг, который мы видим. Ведь это Торанага – он не простой дайме! Может быть, вам лучше вспомнить, что он лично имеет больше войска, чем король Испании!

Ветер завывал в такелаже, шпангоуты нервно поскрипывали. На юте вскоре загорелись факелы, и стало хорошо видно Торанагу. По волнам разнесся его голос.

– Тсукку-сан! Как осмелился ты убегать от моей галеры! Здесь нет пиратов – только те, что там у входа в гавань на рыбачьих лодках. Я хочу немедленно подойти к борту!

Алвито закричал в ответ по-японски, разыгрывая удивление:

– Но, господин Торанага, простите, у нас не было и мысли, что это вы! Мы думали, что это только ловкий трюк. Серые сказали, что бандиты-ронины силой захватили галеру! Мы думали, бандиты с английским пиратом плавают под фальшивым флагом. Я немедленно поднимусь к вам.

– Нет. Я сейчас же подойду к вам.

– Прошу вас, господин Торанага, позволить мне подняться к вам, чтобы сопровождать вас. Мой господин, отец-инспектор, здесь вместе с адмиралом. Они настаивают, чтобы мы исправили ошибку. Пожалуйста, примите наши извинения! – Алвито снова перешел на португальский и громко прокричал боцману: «Спусти баркас!» – И опять Торанаге по-японски: – Баркас будет спущен сейчас же, мой господин.

Родригес слушал, как глумлив голос Алвито, и думал о том, насколько труднее иметь дело с японцами, чем с китайцами. Китайцы понимают искусство торговли, компромисса и уступок, вознаграждений. Но японцы наполнены гордостью, а когда гордость мужчины оскорбляется – для любого японца, не обязательно даже самурая, – смерть является лишь малой ценой, заплаченной за оскорбление. «Ну, идите, давайте кончать», – хотелось крикнуть ему.

– Адмирал, я сейчас же отправлюсь к ним, – говорил отец Алвито. – Ваше Преосвященство, если вы тоже поедете, это очень поможет ублаготворить его.

– Я согласен.

– Это не опасно? – спросил Феррьера. – Вас двоих могут использовать как заложников.

Дель Аква сказал:

– В тот момент, когда появятся признаки измены, я прикажу вам, именем Божьим, уничтожить этот корабль и всех, кто на нем плавает, независимо от того, будем ли мы на борту или нет.

Он спустился на ют, оттуда на главную палубу, прошел сзади пушек, – складки его одеяния величественно развевались. В начале трапа он оглянулся и изобразил руками крест. После этого он застучал сапогами по трапу, спускаясь к баркасу.

Боцман отчалил. Все моряки были вооружены пистолетами, под сиденьем боцмана был припрятан бочонок пороха.

Феррьера облокотился на планшир и тихо сказал:

– Ваше преосвященство, привезите с собой еретика.

– Что? Что вы сказали? – Дель Акве нравилось играть с адмиралом, чье постоянное высокомерие смертельно оскорбляло его, так как он, конечно, давно решил захватить Блэксорна и достаточно хорошо слышал. «Какая глупость», – подумал он.

– Привезите с собой еретика, а? – опять сказал Феррьера. С юта Родригес слышал глухое: «Да, адмирал», – и подумал: «Какое злодейство ты задумал, Феррьера?»

Он с трудом повернулся в кресле, его лицо побледнело. Боль в ноге была изматывающей, чтобы терпеть ее, от него требовалось очень много усилий. Кости срастались хорошо, и, слава Мадонне, рана была чистой. Но трещина оставалась трещиной и даже малейшее качание судна было тяжелым испытанием. Он глотнул грогу из сильно опорожненного морского меха, свисающего с колышка на нактоузе. Феррьера наблюдал за ним.

– Ваша нога еще болит?

– Все нормально, – грог ослабил боль.

– Будет ли все нормально для того, чтобы проплыть отсюда до Макао?

– Да. И все время воевать с морем. И вернуться летом, если вы это имеете в виду.

– Да, это то, что я имею в виду, кормчий. – Губы опять сложились в насмешливую улыбку. – Мне нужен здоровый кормчий.

– Я здоров. Нога хорошо заживает. – Родригес отключился от боли. – Англичанин не поднимется на борт по доброй воле. Я не думаю, что он придет.

– Сто гиней за то, что вы не правы.

– Это больше, чем я зарабатываю за год.

– Сможете заплатить после того, как мы прибудем в Лиссабон, из доходов от Черного Корабля.

– Согласен. Ничто не заставит его подняться на борт добровольно. Я стану на сто гиней богаче, ей- богу!

– Беднее! Вы забыли, что иезуиты хотят, чтобы он попал сюда, больше, чем я.

– Почему они хотят этого?

Феррьера оценивающе посмотрел на него и не ответил, все так же криво улыбаясь. Потом,