потому, что Торанага был беспомощен, а я не хотел, чтобы меня изрубили на куски… Потому, что, если бы его обнаружили, нас бы всех в этой суматохе захватили. Потому что я знал то, чего не знал никто, кроме меня, и я должен был вести эту игру… Потому, что я не хотел умереть – слишком много нужно сделать, чтобы я мог потерять жизнь, а Торанага единственный, кто может вернуть мне корабль и свободу».

Вместо этого он ответил по-латыни:

– Отдайте Цезарю Цезарево.

– А, – сказала она и добавила на том же языке: – А, вот это и я пыталась выразить. Цезарю – Цезарево, а Богу – Богово. То же с нами. Бог есть Бог, и наш император – от Бога. И Цезарь есть Цезарь, и его надо почитать как Цезаря. Ты мудр. Иногда мне кажется, что ты понимаешь больше, чем говоришь.

«А ты не делаешь того, чего клялся никогда не делать? – спросил себя Блэксорн. – Ты не играешь в лицемера? И да, и нет. Я им ничем не обязан. Я пленник. Они украли мой корабль и мои товары, убили одного моего человека. Они варвары – ну, часть из них варвары, а остальные католики. Я ничем не обязан варварам и католикам. Но тебе хотелось бы лечь с ней в постель, и ты говорил ей комплименты, не так ли? А впрочем, к черту всякие мысли!»

Теперь море было уже гораздо ближе, в полумиле. Он мог видеть много кораблей, среди них был и португальский фрегат с ходовыми огнями. Он был идеальной добычей. «С двадцатью отчаянными ребятами я бы мог захватить его». Он повернулся к Марико. Странная женщина со странной семьей. Чем она провинилась перед Бунтаро – этим павианом? Как она могла лечь с ним в постель или выйти за него замуж? Что такое «печаль»?

– Сеньора, – сказал он, придав своему голосу нежность, – ваша мать, должно быть, редкая женщина. Совершить такое!

– Да. Но за то, что она сделала, она будет жить вечно. Теперь она – легенда. Она была самураем, как мой отец был самураем.

– Я думал, что самураем может быть только мужчина.

– О нет, Анджин-сан. Мужчины и женщины одинаково самураи, воины с ответственностью перед своим господином. Моя мать была настоящим самураем, ее ответственность перед мужем была выше всего.

– Она теперь в вашем доме?

– Нет. Ни она, ни мой отец, никто из моих братьев, сестер или еще кто из семьи… Я последняя в моем роду.

– Это был несчастный случай?

Марико внезапно почувствовала усталость. «Я устала говорить по-латыни и на этом мерзко звучащем португальском языке и устала быть учителем, – сказала она себе. – Я не учитель. Я только женщина, которая знает свои обязанности и хочет мирно их выполнять. Я не хочу больше этой теплоты в лоне и этого мужчину, который так сильно выводит меня из равновесия. Я не хочу его».

– В некотором роде это была катастрофа, Анджин-сан. Когда-нибудь я расскажу вам о ней. – Она немного ускорила шаг и отошла от него, ближе к другому паланкину. Обе служанки нервно улыбнулись ей.

– Нам еще далеко, Марико-сан? – спросила Соно.

– Надеюсь, что не очень, – ответила она успокаивающе. Командир серых внезапно появился из темноты с другой стороны паланкина. Она прикинула, что из того, что она сказала Анджин-сану, он смог подслушать.

– Вам не хочется сесть в паланкин, Марико-сан? Вы не устали? – спросил он.

– Нет, нет, спасибо. – Она умышленно замедлила шаг, отвлекая его от паланкина Торанаги. – Я вовсе не устала.

– Как себя ведет чужеземец? Он не надоел вам?

– О нет, он вроде бы успокоился.

– О чем вы говорили?

– О разных вещах. Я пыталась объяснить ему наши законы и обычаи. – Она обернулась в сторону главной башни замка, которая высилась над ними на фоне неба, – Господин Торанага просил меня попытаться вразумить его.

– Ах да, господин Торанага, – капитан взглянул на замок, потом снова на Блэксорна. – Почему господин Торанага так заинтересован в нем, госпожа?

– Я не знаю. Думаю, что из-за его необычности. Они завернули за угол, вышли на другую улицу с домами за садовыми стенами. Народу кругом было мало. С другой стороны были верфи и море. Мачты вырастали над домами, воздух был насыщен запахом морских водорослей.

– А о чем вы еще говорили?

– У них есть очень странные идеи. Они все время думают о деньгах.

– Говорят, у них весь народ состоит только из пиратов-торговцев. Среди них нет самураев. А что от него хочет господин Торанага?

– Извините, но я не знаю.

– Ходят слухи, что он христианин, он говорит, что он христианин. Это так?

– Но он не такой христианин, как мы. Вы христианин, капитан?

– Мой хозяин христианин, поэтому и я христианин. Мой хозяин господин Кийяма.

– Я имею честь хорошо его знать. Он оказал моему мужу честь, обручив одну из своих внучек с моим сыном.

– Да, я знаю, госпожа Тода.

– Господину Кийяме теперь лучше? Я так поняла, что доктора не позволяют ему ни с кем видеться?

– Я не видел его уже неделю. Никто из нас. Может быть, это китайский сифилис. Спаси его, Боже, от этого и прокляни всех китайцев! – Он зло посмотрел в сторону Блэксорна. – Доктора говорят, что чужеземцы принесли эту заразу в Китай, в Макао и оттуда к нашим берегам.

– Мы все в руках Бога, – сказала она по-латыни.

– Ита, амен, – ответил по-латыни капитан – и выдал себя.

Блэксорн тоже заметил этот его промах, увидел вспышку гнева на лице капитана и услышал, как он что-то сквозь зубы говорит Марико. Он вышел из паланкина и подошел к ним сзади.

– Если ты говоришь по-латыни, центурион, тогда было бы очень любезно с твоей стороны немного поговорить и со мной. Я хочу побольше узнать о твоей великой стране.

– Да, я могу говорить на этом языке, иностранец.

– Это не мой язык, центурион, но это язык церкви и всех образованных людей в мире. Ты хорошо говоришь на нем. Как и когда ты научился?

Кортеж обогнал их, и все самураи, и серые и коричневые, следили за ними. Бунтаро, шедший около паланкина Торанаги, остановился и повернулся. Капитан поколебался, потом зашагал дальше, и Марико обрадовалась, что Блэксорн присоединился к ним. Они молча шли какое-то время.

– Центурион бегло говорит по-латыни, очень хорошо, не так ли? – сказал Марико Блэксорн.

– Да, действительно. Ты учил его в семинарии, центурион?

– Ты тоже, иностранец, – сказал капитан с холодком, не обращая на нее внимания, он не любил вспоминать семинарию в Макао, куда его ребенком отправили по распоряжению Кийямы учиться языкам. – Теперь, когда мы говорим напрямую, скажи мне откровенно, почему ты спросил у этой госпожи: «Кто еще знает…» Кто еще знает что?

– Я не могу вспомнить. Я отвлекся.

– А, отвлекся? Да? Тогда почему ты сказал: «Цезарю – Цезарево»?

– Это была только шутка. Я обсуждал с этой госпожой, кто сочиняет эти истории с картинками, которые иногда трудно понять.

– Да, тут надо многое понять. Что погнало тебя, сумасшедшего, к воротам? И почему ты так быстро оправился от припадка?

– Это произошло с Божьей помощью.

Они шли около паланкина; капитан был взбешен тем, что он так легко попался. Его предупреждал господин Кийяма, его хозяин, что эта женщина очень умна: «Не забывай, что она несет в себе эту склонность к измене, а пират – это отродье сатаны. Следи, слушай и запоминай. Может быть, она выдаст