его разум!), магическую энергию герцога плотно сковал ненавистный француз и даже меча, простого меча не было в руках, чтобы отразить удар. Телохранители пали где-то по пути к Этварду.

Иглангер оказался совсем один и безоружен перед лицом разъяренных, пылающих жаждой справедливой мести, бриттских рыцарей.

Откуда-то издалека до герцога донесся истошный крик принца Вогона — слов герцог не разобрал.

И Иглангер понял — настал его последний час. Силы Космические, да помогите принять смерть достойно!

Герцог высоко поднял голову ожидая удара.

Сумерки сгущались давно, но внезапный мрак, словно рухнувший на поле битвы, заставил вздрогнуть почти всех сражающихся.

Ничего не было видно — даже пальцев на собственной руке!

Герцог Иглангер, находясь на пороге смерти, сориентировался мгновенно. Все его мысли и чувства обострились. И на какие-то грани секунды он опередил Фоора и французского барона.

Через минуту герцог уже был рядом с принцем Вогоном в окружении мрачных сакских рыцарей.

То тут то там стали зажигать факела и костры. Словно в поддержку испугавшихся немилости господней бриттских рыцарей в черном бархате неба выглянула луна.

Герцог, случайно избежавший смерти, не мог ни думать спокойно, ни говорить.

И неожиданно принц Вогон просто поразил его.

— Благородные рыцари! — заорал принц, снова взмахнув мечом, но его героический жест пожрала тьма. — Множество бриттских псов постигла справедливая смерть!

Наша цель достигнута! Кольцо прорвано! Мы отходим к шатру… Пусть враги подавятся своими мертвецами, победа за нами!

Под покровом тьмы саксам действительно удалось прорвать кольцо алголиан и озерных бойцов и умчаться к шатру.

По правде говоря отступивших саксов и варлаков особо не преследовали, хотя некоторых нерасторопных рыцарей удалось взять в плен.

Чтобы ни кричал принц Вогон все прекрасно знали — победа за тем, за кем осталось поле боя! Время уносить погибших и раненых, считать потери. ***

Уррий спрыгнул с коня и в свете факела нашел тело отца. Снял шлем с его головы.

Отец еще был жив. Он открыл глаза, увидел Уррия и улыбнулся — сколько чувств выразилось в этой улыбке! Сколько страдания и сколько отцовской нежности, сколько радости победы и горечи, что он расстается с этой удивительной и прекрасной жизнью!

— Он жив! — вне себя закричал Уррий. — Слуги, скорей! Он жив!

Надежда проснулась в юноше. Может, координатор Фоор ошибся и удар герцога на самом деле не смертелен?

Но сэр Ансеис разбил все его надежды. Барон мягко отстранил Уррия и подобрал с земли злополучный клинок.

— Ты теряешь голову, Уррий, — чуть не с укоризной сказал француз. — Любая царапина от этого меча гибельна!

Барон хотел уничтожить меч, чтобы больше никто никогда от него не пострадал, но передумал. Меч точно лег в его ножны, для страховки Хамрай прошептал заклятие, и передал страшный предмет одному из оруженосцев.

Это был далеко не единственный трофей французского барона сегодня — оруженосцам и слугам придется много доспехов перетащить в его комнату.

Хамрай невесело усмехнулся — этот поход оказался чрезвычайно богатым на добычу, которая ему совершенно без надобности.

Когда герцог Иглангер подскакал к шатру в небе ухмылялся серп ущербной луны, словно желающей помочь бриттам отличить своих погибших от мертвых саксов.

Иглангер спрыгнул с коня. Настроение было препротивнейшее. Он был зол и возбужден.

Завтра с утра — штурм! Рэдвэлл будет стерт с лица земли! Все, кто в нем находятся — обречены! Это говорит он, герцог Иглангер, слов попусту не тратящий!

К нему подошел кто-то и поклонился, в темноте герцог не разглядел лица.

— Я подоспел вовремя, — сказал подошедший и по голосу герцог узнал Астарота.

— Если бы не моя помощь, я сейчас был бы лишен возможности приветствовать вас.

Силы Тьмы держат уговор.

Герцог одарил Маркиза Тьмы взглядом, который удается раз в жизни. Ни слова не сказав, Иглангер вошел в шатер.

Астарот с ухмылкой пожал плечами и пошел прогуляться вокруг возбужденного дневными событиями лагеря. Он не чувствовал себя здесь непрошенным гостем — он один из полновластных командиров.

Граф Маридунский умирал.

Умирал от ран полученных в битве. Ценой жизни он защитил верховного короля Британии и подвиг его останется в веках — барды воспоют о героической гибели сэра Отлака.

Графа со всеми возможными мерами предосторожности принесли в замок и уложили на спешно приготовленное ложе прямо в пиршественном зале. Нести по узким лестницам и коридорам умирающего, подвергая его излишним страданиям, было неразумно.

Граф лежал, сжимая в руке меч, от которого пал сегодня не один сакский рыцарь.

На груди умирающего горько рыдала графиня, седеющие уже волосы ее растрепались, но она даже не думала их поправлять. Господи, сколько раз, проклиная одинокую постель, она желала смерти мужу! Как она его порой ненавидела!

И все те чувства разлетелись в пыль пред искренним горем — она не знала, как будет жить без него. Одна утрата за другой — сперва два сына, а теперь муж!

Лучше бы Господь забрал ее никому не нужную жизнь!

Рядом с графиней были две дочери и невестка — тоже в слезах, графа любили, хотя и побаивались, все домочадцы. Даже младшую дочурку разбудили посреди ночи — вдруг умирающий захочет попрощаться с ней…

Справа от графа стоял на коленях Уррий и мрачно смотрел на отца — он никак не мог поверить, что отцу осталось жить какие-то минуты. Он не мог принять сердцем, что сильный умный мужчина, на которого Уррий всегда смотрел как на образец рыцарства, как на само воплощение жизни и физической мощи, скоро умрет. Что его отпоют в часовне замка и уложат в деревянный гроб, а гроб — в каменный склеп в длинном ряду других захоронений в фамильной усыпальнице в глубине огромной пещеры. Что завтра защищать замок и принимать решения придется уже ему, Уррию, а отца не будет рядом, чтоб хлопнуть по плечу и дать дельный совет…

И еще Уррий знал, что отец страдает сейчас не только от ран и боли, не только от беспомощности, но и от того, что не до конца выполнил клятву, данную королю Эдвину, хотя и умирает теперь от верности своему слову.

Не только, конечно, клятва заставила графа заслонить грудью воспитанника, но все же…

Умирал один из знатнейших рыцарей королевства. Прославленный воин. Хозяин замка.

Умирал от боевых ран.

И все бывшие в Рэдвэлле рыцари молча стояли вокруг.

Хотелось снять доспехи, залить чудотворным бальзамом саднящие свежие раны, утолить беснующийся голод, залить испаляющую жажду кубком доброго эля, смыть пот и кровь противника…

Но все стояли, молча склонив головы, отдавая последний долг герою, хотя ноги гудели от усталости. И будут стоять, даже если агония продлится до рассвета — в этот последний час его боевые товарищи должны быть рядом.