Моммзен. Интересны рассуждения немецкого историка о рыцарстве в политике:
Подобно тому как после пасмурного дня солнце показывается в минуту заката, так судьба дарует погибающим народам последнего великого человека. Так стоит на исходе финикийской истории Ганнибал, на исходе кельтской — Верцингеториг. Ни один из них не мог спасти свой народ от иноземного господства, но они избавили его от позора бесславной гибели. Верцингеторигу, как и Ганнибалу, пришлось бороться не только с внешним врагом, но прежде всего с антинациональной оппозицией оскорбленных эгоистов и испуганных трусов, которая всегда свойственна выродившейся цивилизации. И вместе с тем, едва ли существует более резкая противоположность, чем та, какую мы видим между трезвым гражданином финикийского торгового города, в течение 50 лет с неизменной энергией стремившимся к одной и той же великой цели, и смелым королем страны кельтов, чьи громкие подвиги и великодушное самоотвержение совершилось в течение одного короткого лета.
Древний мир не знает другого подобного человека, рыцаря как по своим внутренним качествам, так и по внешнему виду. Но не рыцарем должен быть человек, а тем более государственный деятель. Не герой, а рыцарь с презрением отказался от бегства из Алезии, между тем как один он был важнее для народа, чем сто тысяч обыкновенных храбрых людей. Не герой, а рыцарь принес себя в жертву, между тем как эта жертва покрыла позором народ, который трусливо и бессмысленно при своем последнем издыхании назвал преступлением против насильника свою предсмертную всемирно — историческую борьбу. Насколько иначе поступал в подобных случаях Ганнибал!
Гай Юлий Цезарь был рыцарем, но только в тех случаях, когда это было выгодно. Он был рыцарем настолько, насколько позволяла ему политика, насколько его благородство не препятствовало достижению цели. То есть нечасто. Его путь к власти над Европой отмечен небывалой жестокостью, коварством и подлостью. Он берег и ценил собственных легионеров как орудие власти над миром, но миллионы галлов не являлись для него людьми. В общем, Цезарь был таким, каким и положено быть великому политику. При желании любой может найти в этом честолюбивом римлянине как положительные, так и отрицательные черты.
Успех истребления
«Разделяй и властвуй!» — Цезарь получил в соответствии с этим лозунгом все, что было нужно. Пленных галлов он распределил в своем войске в качестве военной добычи — по человеку на легионера. Избежали рабства лишь самые многочисленные и могущественные народы — арверны и эдуи. Из — за арвернов галлы оказались втянутыми в эту ужасную бойню; теперь нетрудно догадаться, как будут относиться к арвернам прочие народы, пострадавшие больше зачинщиков. Последующие события лишь подтвердили, что это была не милость Цезаря, а изощренная хитрость. На остальных галльских землях Цезарь тушил последние искры пожара с неизменной жестокостью. Он не считался даже с традициями римской дипломатии, не брезговал предательством и подлостью.
Наместник Галлии вступил в переговоры с одним из галльских вождей — Коммием. На встречу с ним Цезарь послал центуриона Гая Волусена Квадрата, которому было дано поручение убить знатного галла. Затея провалилась, так как поручение было слишком необычным даже для римлян.
Авл Гирций, продолживший «Записки о галльской войне», сообщает:
Обе стороны сошлись для переговоров, и Волусен, как было условлено, схватил Коммия за руку. Но центуриону — был ли он смущен непривычной задачей, или ему в этом помешали друзья Коммия — не удалось покончить с ним. Впрочем, первым же ударом меча он нанес Коммию тяжелую рану в голову… После этого Коммий, как говорили, решил никогда не показываться ни одному римлянину на глаза.
Цезарь долго не мог поймать другого знатного галла — Амбиорига. Тогда проконсул решил оставить в покое вождя, но лишить его народа.
Он выступил для опустошения и разорения страны Амбиорига: потеряв надежду на то, что этот устрашенный беглец когда — либо попадется ему в руки, он считал неотложным делом своей чести до такой степени истребить в его стране жителей, дома и скот, чтобы уцелевшие, если только таковые будут, из ненависти к Амбиоригу за свои великие бедствия лишили его всякой возможности вернуться к себе на родину.
Цезарь оставил соотечественников неуловимого вождя лишь тогда, когда разорил всю страну, когда римские войска все пожгли и разграбили, много народа перебили, многих взяли в плен.
После такого урока Цезарь переместился на земли карнутов, которые первыми начали войну и захватили Кенаб. Он потребовал выдачи Гутруата. Цезарь настолько убедительно произнес свое требование, что карнуты поняли: доброта его не бесконечна и на их вождя не распространяется. На следующий день тот, кого считали национальным героем, был доставлен в лагерь Цезаря собственными гражданами. Цезарь отдал его на казнь толпе легионеров, которые забили Гутруата до смерти, а затем обезглавили.
Самые отчаянные галлы нашли убежище в Укселлодуне. Этот город был практически неприступен, ибо со всех сторон его окружали отвесные скалы и, по словам Гирция, для тяжеловооруженных солдат подъем на них был бы труден даже при полном отсутствии защитников. В городе имелся большой запас продовольствия, и немногочисленный галльский гарнизон мог успешно сражаться месяцами и годами. Мог… если бы противником был не Цезарь, а любой другой полководец.
Проконсул непременно желал добраться до мятежников и подвергнуть их наказанию, чтобы показать всем галлам, к чему приведет сопротивление римлянам, и чтобы никакие племена не вздумали, в расчете на выгоды своего местоположения, начать борьбу за свое освобождение.
Неистощимый ум Цезаря нашел выход из этой безнадежной ситуации. Оказалось, в крепости не было источника воды — одной из немногих вещей, без которых человек не может существовать.
Гай Юлий расставил посты стрелков и пращников между городом и рекой, а напротив самого легкого спуска установил метательные машины. Горожане, потеряв немало людей убитыми и ранеными, поняли, что от реки они отрезаны окончательно.
Однако существовал еще ручеек непосредственно у основания городской стены. И за этот источник развернулась борьба. Цезарь решил построить плотину, что было непросто при постоянных стычках с неприятелем.
На плотине устанавливается башня в десять этажей — не с тем, конечно, чтобы достигнуть высоты городских стен (это было невозможно ни при каких угодно осадных работах), но чтобы она была выше верхней части источника. С этой башни начали обстреливать из метательных машин подход к источнику, так что горожане могли только с большой опасностью добывать воду. Таким образом, погибли от жажды не только все животные, мелкие и крупные, но и множество людей.
Тем не менее горожане продолжали упорно сражаться и даже едва не сожгли грандиозные сооружения Цезаря.
