– начнёт внушать подобную мысль и Никите.

Никуда не денешься, придётся везти Ланочку к стоматологу. Она трепетно заботится о своих зубах. Их прочности позавидует акула. У неё сверкающая улыбка. Правда, я больше люблю, когда человек улыбается от души, а не потому, что хочет продемонстрировать профессионализм своего дантиста.

Когда я познакомилась с Никитиной мамой, ей было около шестидесяти. Сейчас, спустя четыре года, ей уже в районе сорока пяти. Боюсь, вскоре она превратится в школьницу. Ланочка постоянно что-то с собой делает, в её графике – бассейн, массажные салоны, грязевые ванны. Счета оплачивает Никита. Он очень заботливый сын. Последний омолаживающий тур Ланочка совершила прошлой осенью. Никита как раз продал свой чёрный «Лексус», собираясь купить новый автомобиль, ещё более чёрный и джипистый. Тут сразу же выяснилось, что часть «Лексуса» совершенно необходимо потратить на здоровье мамы, а также на подготовку к зиме – у Ланочки внезапно прохудились все пять шуб и срочно требовалась новая. Никита раскошелился на шубу из рыси, а также заплатил за курс процедур в испанской клинике. В Испании Лану Александровну мазали целебными составами, бинтовали, снова мазали… Превратив пациентку в кокон, лишь оставив дырочки для глаз-носа-рта, так и бросили на целых две недели. Ланочка мужественно терпела мучения и питалась через трубочку жидкой кашицей. За это время под бинтами её кожа полностью обновилась. Когда мученица вернулась из Испании, она произвела фурор. Собственно, ради этого триумфа всё и затевалось. Скоро её будут принимать за мою младшую сестру.

Я тоже отщипнула кусочек от «Лексуса» – Никита купил мне «жигулёнка». Слегка подержанный, на первое время, ведь тогда я совсем недавно получила права и мой стиль вождения отличался своеобразием и оригинальностью.

– Наберёшься опыта – купим машину покруче, – пообещал Никита.

В тот момент у него ещё были роскошная зарплата и грандиозные планы на будущее. Он связывал своё благополучие с процветанием «Фросткома». Но им с «Фросткомом» оказалось не по пути.

В результате сейчас мы бесславно проедаем остатки «Лексуса». Деньги разлетаются мгновенно. Никита привык много зарабатывать и много тратить, а от привычки жить на широкую ногу не так-то просто избавиться. Никита конечно же не купил новый джип. Сейчас нам не потянуть кредит за дорогой автомобиль. К тому же джип не очень-то сочетается с имиджем безработного, кем сейчас и является Никита. Если он практически не выходит из дома – зачем покупать машину?

Ланочке есть о чём волноваться. Её материальное положение внушает такие же серьёзные опасения, как и психологическое состояние сына. Причём эти два параметра прочно связаны между собой. Никита медитирует в четырёх стенах, не зарабатывает, не приносит в зубах мамонта. В результате урезано содержание Ланочки! Красотка живёт в режиме экономии. Она буквально сидит на голодном пайке – сократила до минимума визиты к массажистке, перестала приглашать в рестораны многочисленных подруг. В феврале даже сама сделала мелирование. Вернее, свекровь позвала на помощь… конечно же меня.

– Вот, будем меня красить, – сказала Ланочка, скорбно поджав губы и вручив мне коробку с химикатами.

– Ваш мастер всегда прекрасно вас красит! – впихнула я коробку обратно в руки Ланочки.

– Ах, Юля! Как ты не понимаешь! Я вынуждена экономить! – с надрывом произнесла свекровь и вернула мне коробку. – Краска стоит триста рублей. А в парикмахерской с меня сдерут полторы тысячи.

Она начала считать деньги?

Что-то невероятное!

Я едва удержалась от комментария: очень хотелось напомнить Ланочке, сколько стоит её новая шуба.

Свекровь со вздохом вскрыла упаковку, достала тюбики и баночки. Очевидно, весь спектакль разыгрывался специально. Чтобы потом я рассказала Никите о страданиях его мамули в тисках нищеты.

– Предупреждаю, я не парикмахер!

– Это не сложно.

– Предупреждаю, я никогда никого не красила!

– Юля, хватит болтать.

Хорошо.

Да здравствует разумная экономия!

Я три раза прочитала инструкцию, даже почти все поняла. Затем уверенно напялила на свекровь полиэтиленовый чепчик и крепко завязала бант под подбородком.

– Эй, полегче! – возмутилась Ланочка.

В чепчике она смотрелась мило – этакий крупненький младенчик.

– Извините. А вам идёт!

– Не издевайся. Теперь бери крючок и осторожно продёргивай сквозь дырочки пряди.

Ну что тут сказать… Через три часа мы произвели «несложную» операцию. Нет, не покрасили волосы. А всего лишь вытащили из дырочек лохмы, зарезервированные под мелирование. За это время я услышала в свой адрес миллиард замечаний: оказывается, я и криворукая, и бездушная, и жестокая. Ланочка вопила и каждый раз, когда я нечаянно царапала ее крючком или выдирала клок волос, находила новый нелестный эпитет. Но ведь предупреждала же: я не парикмахер!!!

Ещё через час мы обе были близки к истерике. Потому что в процессе окрашивания у Ланочки вдруг отвалилась часть волосяного покрова. От ужаса у меня остановилось дыхание. Не очень-то вежливо с её стороны, могла бы отложить линьку до следующего раза – когда рядом не будет свидетелей!

А в целом опыт удался. Конечно, волосы Ланочки слегка поредели, но у неё ещё много осталось – можно экспериментировать и экспериментировать. Я ей так и сказала. Только она почему-то дулась на меня целых полмесяца. Что, впрочем, не мешало свекрови ежедневно использовать меня в качестве такси.

И вот завтра я повезу её к стоматологу. Заранее предвкушаю. «Почему ты свернула направо? Надо было ехать прямо! Помедленнее! Почему ты едешь так быстро? Ты видела знак? Разве не указатель поворота был? Тормози! Поднажми!»

А может быть, мне тоже погрузиться в депрессию?

Интересно, хоть кто-нибудь это заметит?

Моя любимая подруга Нонна вот-вот откроет две кофейни.

Когда-то Нонна была крутой бизнес-леди, но после тотального разорения превратилась в наёмную силу для более успешных предпринимателей. Естественно, такое положение ее бесит – она привыкла быть независимой, а теперь ею помыкают.

Богдан Гында – так зовут мучителя Нонны. Я твержу это странное имя, ощущаю, как липнет к зубам кончик языка, прислушиваюсь к странным звукам – бог-дан-гында-бог-дан-гын-да… Словно кто-то дёргает струны огромной домбры.

Нонна старше меня на десять лет и к сорока трём годам испытала многое – поднималась на вершину и падала в пропасть, управляла империей и стояла на пепелище, восторгала и вызывала отвращение, командовала и пресмыкалась, растила сына и отпускала его на волю, сорила деньгами и выскребала последние заначки, смотрела в глаза любимого мужчины и шла за гробом в чёрном палантине… Боль и горечь познания – в глубине её зрачков, но подруга улыбается и порой даже смеётся. Ей не нравится её сегодняшнее положение, она ненавидит Гынду, однако вынуждена на него работать. Но надо знать Нонну. Золотые колокола, столько раз звеневшие над её головой, когда-нибудь снова прозвонят – и она опять въедет в город на белом коне. Нонна из той породы людей, которые хватают звёзды прямо с неба и умеют удержать их в руках, какими бы раскалёнными те ни были. Но пока батрачит на местного мультимиллионера. Она у него на подхвате. Так распорядилась судьба, ничего не поделаешь.

Две кофейни – крошечная толика владений Богдана Гынды, которому принадлежит половина города, не меньше. Когда несколько месяцев назад Нонна сообщила, что теперь будет управлять кофейнями, я с энтузиазмом восприняла новость. А подруга, в отличие от меня, выглядела грустной. Две ничтожные забегаловки, причём – чужие, как мелко! Когда-то Нонна владела двадцатью магазинами «Колибри», потом её фирма «Вернхаус» с размахом торговала дорогим постельным бельём. В её загородном доме можно было устраивать балы, она не считала денег, но и вкалывала по тридцать часов в сутки…

Всё это в прошлом.