– Молодец. Жду тебя у общаги в двенадцать пятнадцать. На Университетской авеню.
– На Университетской?
– Ну да. Ты ведь пойдёшь не через парадный выход? – с чемоданом и не отмечаясь в журнале.
– Правильно. А я и не подумала. Класс, мы на самом деле сбежим отсюда!
– Прямо как в кино.
Она радостно засмеялась.
– В двенадцать пятнадцать.
– Точно. К двенадцати тридцати мы будем в центре.
– До свидания, женишок.
– Пока, невестушка.
Он тщательно оделся – тёмно-синий костюм, чёрные ботинки и носки, белоснежная рубашка, светло- голубой галстук тяжёлого итальянского шёлка, вышитый серебристыми и чёрными ирисами. Посмотревшись в зеркало, он всё же решил, что галстук чересчур шикарный, бросается в глаза, и заменил его более простым образцом перламутрово-серого цвета. Взглянув на себя ещё раз, в застёгнутом на все пуговицы пиджаке, он пожалел, что не может так же легко подобрать себе на время другое лицо, не столь изысканное. Временами, открылось ему, слишком приятная наружность становится сущей помехой. Чтоб хотя бы на шажок приблизиться своим видом к более заурядным типажам, он, после некоторого колебания, выбрал среди своих шляп сизоватую федору и осторожно, опасаясь помять причёску, водрузил непривычный груз себе на голову.
В 12:05 он уже был на Университетской авеню напротив общежития. Солнце зависло почти прямо над головой, яркое, горячее. В знойном воздухе глохли редкие звуки шагов, щебет птиц и скрежет трамваев, как если бы они доносились сквозь толстое стекло. Повернувшись к общежитию спиной, он уставился в окно скобяной лавки.
Наблюдая за противоположной стороны улицы по её отражению в окне, в двенадцать пятнадцать он увидел, как в здании общежития распахнулась дверь и оттуда появилась фигурка облачённой в зелёное Дороти. Хоть раз в жизни она проявила пунктуальность. Он повернулся к ней лицом. Она посмотрела налево, потом направо, и, вращая головой туда и сюда, совершенно проглядела его. Одною затянутой в белую перчатку рукой она держала сумочку, другой – чемоданчик, завернутый в желтую с широкими красными полосами материю. Он поднял руку, и тогда она заметила его. С нетерпеливо-радостной улыбкой она шагнула с бордюрного камня на мостовую и, дождавшись перерыва в движении машин, пересекла её.
Она была прекрасна. На ней был тёмно-зелёный костюм с шёлковым галстуком-бабочкой сверкающей белизны, туфли коричневой аллигаторовой кожи (из такой же кожи была сумочка), а пушистые волосы украшены были воздушною лентой тёмно-зелёной вуали. Когда она подошла к нему, он принял у неё чемоданчик и заметил с усмешкою:
– Невесты всегда красивы, но ты просто несравненна.
–
Катившее мимо такси, поравнявшись с ними, сбавило скорость. Дороти посмотрела на машину вопросительно, но он покачал головой.
– Уж если собираемся экономить, то самое время начать. – Он поглядел пристально вдоль авеню. Искрясь в раскалённом мареве, приближался трамвай.
Дороти с таким упоением смотрела на всё вокруг, словно несколько месяцев просидела взаперти. Небо казалось раскинувшимся над миром безупречно-голубым шатром. Кампус, начинавшийся буквально фасадом общежития Дороти и протянувшийся ещё на семь кварталов вдоль Университетской авеню, был тих и спокоен, погружён в тень только что распустившейся на деревьях листвы. Редкие пешеходы-студенты брели по дорожкам, кое-кто валялся на траве лужаек.
– Только подумать! – умилённо воскликнула Дороти. – Уже сегодня днём мы вернёмся сюда мужем и женой.
Прогрохотал железом останавливающийся трамвай, со стоном замер. Они поднялись внутрь.
Заняли места ближе к концу вагона, практически ни слова друг другу не говоря, каждый был поглощён своими мыслями. Случайный наблюдатель затруднился бы ответить на вопрос, вместе ли они едут или нет.
Нижние восемь этажей здания Муниципалитета были заняты офисами города и округа Рокуэлл – Блю-Ривер был его административным центром. Остальные шесть этажей сдавались в аренду частным лицам, состоявшим, главным образом, из адвокатов, врачей, дантистов. В своей архитектуре здание совмещало классику и современность, являло собой компромисс между конструктивистскими тенденциями тридцатых и несгибаемым консерватизмом Айовы. Профессора, читавшие на факультете Изящных Искусств вводные курсы градостроительства, провоцируя у первокурсников смущённое хихиканье, оценивали это сооружение как архитектурный аборт.
Если смотреть сверху, здание представляло собой квадрат с отверстием в центре: вентиляционной шахтой, идущей от крыши до основания. Со стороны же, благодаря тому, что стены на уровне восьмого и двенадцатого этажей были отодвинуты внутрь общего периметра, оно казалось тремя поставленными друг на друга блоками, каждый последующий меньше предыдущего. Линии его были сухи, безжизненны, несмотря на карнизы окон в ложно-греческом духе и лепнину капителей огромных колонн, меж которыми были втиснуты три вращающиеся двери из стекла и бронзы. Словом, какое-то чудище, но вышедшая из трамвая Дороти засмотрелась на него в таком благоговении, точно это был Шартрезский собор.
Была половина первого, когда они пересекли улицу и, взойдя по ступеням к центральной двери, проследовали внутрь. По мраморному полу вестибюля туда и сюда сновали люди, возвращаясь с ланча, спеша на деловые встречи; некоторые, наоборот, стояли в ожидании. Под сводчатым потолком висел неутихающий шум голосов, обуви, шаркающей по мрамору.
Он замедлил шаг, пропустив Дороти вперёд, предоставив ей возможность самой разыскать справочный стенд, висевший в стороне от центральных дверей, на боковой стене.
– Это будет «Р» – потому что округ Рокуэлл, или «Б», потому что «Брачное бюро»? – поинтересовалась она, всматриваясь в список кабинетов, когда он остановился позади неё. Тоже пробегая список взглядом, он сделал вид, что ничего не расслышал. – Вот оно! – воскликнула она торжествующе. – Бюро регистрации браков – комната № 604.
Он направился к лифтам, шахты которых располагались напротив входа в вестибюль. Дороти поспешила за ним. Она пыталась взять его за руку, но в ней он нёс чемоданчик. По всей видимости, он не заметил её движения, поскольку не догадался переложить чемоданчик в другую руку.
Один из четырёх лифтов стоял в ожидании и был уже наполовину заполнен людьми. Уже перед самым дверным проёмом он чуть замешкался, так что Дороти вошла в кабину раньше его. Кроме того, он пропустил вперёд пожилую женщину, заслужив её одобрительную улыбку: в бюрократической сутолоке вдвойне неожиданна была галантность молодого человека. Кажется, она была слегка разочарована тем, что он не снял при этом шляпу. Дороти тоже улыбнулась ему, через голову этой дамы, невольно оказавшейся между ними. Едва заметно он изогнул губы в ответной улыбке.
Они вышли на шестом этаже, вместе с двумя мужчинами, несшими в руках портфели, сразу устремившимися по коридору направо.
– Эй, подожди меня! – выпалила Дороти ему вдогонку удивлённым шёпотом, когда дверь лифта с лязгом захлопнулась позади неё. Она вышла из лифта последней, а он – первым. Он повернул налево и прошёл по коридору футов пятнадцать, с таким отсутствующим видом, словно на всём белом свете остался совершенно один. Когда же она нагнала его, он повернулся к ней, притворившись взволнованным. Она весело подхватила его под руку. Через её плечо он видел, как мужчины с портфелями прошли коридор до самого конца и там ещё раз повернули направо, скрывшись за углом.
– Куда ты так бежишь? – решила она подразнить его.
– Извини, – улыбнулся он. – У тебя нервный жених.
Взявшись за руки, они повернули по коридору налево. Дороти вслух читала номера на дверях кабинетов:
– 620, 618, 616… – Им пришлось ещё раз повернуть налево, прежде чем они пришли к комнате
