все муки ее сердца. Нежное и очаровательное лицо краснело, когда она смотрела на Ферзена, который также был подавлен чувством, которое заставило его совершить этот поступок. Бледный, опустив глаза, не произнося ни слова, он слушал арию, слова которой заставляли сердце учащенно биться. Те, кто видел их в эту минуту, не могли больше сомневаться в природе нежного чувства». Однако каким бы оно ни было, Ферзен уехал в Гавр.

Едва он успел покинуть Париж, как Мария-Антуанетта серьезно заболела. Тридцать первого марта у нее обнаружили корь. Горло воспалилось, она тяжело дышала, язык и рот были покрыты сыпью. Сомнений в диагнозе врачей не было. Как только она узнала, чем больна, тут же потребовала, «чтобы короля не пускали к ней в комнату», — утверждал Мерси. Людовик XVI строго соблюдал требования своей жены, в который раз он уступил ее капризу. При дворе еще никогда не ходило столько слухов. По утрам четверо фаворитов приходили к королеве, они выполняли все ее желания и весь день занимались только одним — ее развлечением. Ради этого они могли не спать ночами. Понадобились внушительные угрозы Мерси, Вермона и даже доктора Лассона, чтобы прекратить подобное безрассудство. Эти господа добились того, что фавориты покидали комнату королевы в одиннадцать часов. Мадам де Полиньяк, из-за провала некоторых интриг, была лишена милости королевы. Однако волей-неволей Марии-Антуанетте приходилось иногда принимать эту даму, которую она больше не любила, та, впрочем, отвечала ей тем же.

Болезнь Марии-Антуанетты постепенно отступала, и она решила продолжить выздоровление в Трианоне, куда переехала 12 апреля. Перед поездкой она говорила с мужем с высоты своего балкона, под предлогом того, что риск заражения был еще велик (известно, что корь заразна в течение трех недель). Со своей немногочисленной свитой, которая насчитывала четырех дворян, перенесших корь, она вела относительно спокойную жизнь: «Тихие незатейливые праздники в прекрасных местах в прекрасное время года, поездки на двуколке и прогулки по воде, ни интриг, ни дел, ни азартных игр; лишь величественное спокойствие царило здесь, что очень удивляло Версаль», — вспоминал граф Эстерхази. Мария-Антуанетта решила продлить свое пребывание в этом раю. Граф Прованский приезжал к ним обедать, но король по- прежнему оставался в Версале. Монарх выполнял просьбы королевы, «чувствуя безразличие к тому, что происходило в Трианоне». Все считали, что он был оскорблен своей собственной женой. Королева вернулась во дворец и заставила себя вновь стать любезной со своим супругом лишь после долгих уговоров Мерси, который напомнил ей о том, как долго они «трудились, чтобы завоевать доверие короля». Она снова вернулась к супружеской жизни, которую находила немного пикантной из-за угрозы, нависшей над ней. Тем не менее она хотела убедиться, что по-прежнему имеет влияние на слабого мужа, которого не могла любить, но которым могла управлять. От этих нежных отношений она получала то, что хотела. Он говорил ей, что любит ее всем сердцем и не может осуждать; он никогда не испытывал ни привязанности, ни любви ни к одной женщине кроме нее.

Несколько недель Мария-Антуанетта должна была выполнять свой долг, принимать участие в развлечениях мужа. Она ездила с ним на охоту, сопровождала его в Сен-Гюбер. По вечерам тянула его к госпоже де Полиньяк, которая устраивала приемы у себя во дворце. Людовик XVI добровольно соглашался на все предложения жены и их видели вместе несколько раз у фаворитки, которая была очень горда тем, что принимает у себя королевскую семью. Пытаясь привыкнуть к мужу, королева проводила с ним ночи. «Я очень хочу еще иметь детей и ради этого готова на все, — писала она матери. — Если раньше я и была неправа, то всему виной моя легкомысленность, однако теперь надо стать серьезнее. Думаю это мой долг». Дочь чувствовала себя прекрасно и быстро росла, королева внимательно следила за ее развитием. «Малышка уже потихонечку топает в своей колыбельке. Несколько дней назад она сказала папа. Зубки еще не прорезались, но их уже можно нащупать пальцем. Я так рада, что ее первое слово было папа, я знаю, как это важно для него. Разумеется, для меня это тоже важно, но мне не нужно ничего, чтобы больше любить ее». Малышке тогда было восемь месяцев. В письмах к матери Мария-Антуанетта с большой нежностью рассказывает о ребенке. Императрица, несомненно, проявляла большой интерес к воспитанию внучки, но не переставала повторять о необходимости брата для этой малышки. Однако никакой надежды на беременность пока не было. Было даже предложено провести лечение железом, чтобы победить бесплодие, которое подозревали врачи. Они также думали о том, чтобы отправить королеву на воды в Форж-Лезо.

Незадолго до возвращения Ферзена Мария-Антуанетта снова вернулась к излюбленному развлечению — карточным играм. В Марли король впервые сел за игровой стол и вел себя с той же страстью и азартом, что и остальные игроки. Результат не заставил себя долго ждать. Он потерял весьма значительную сумму от 200 000 до 400 000 ливров. Несмотря на крайнюю заботливость и внимание, которые проявлял к ней Людовик XVI, Мария-Антуанетта не могла отказаться от своих отношений с Ферзеном.

Блестящий соблазнитель, «великий Швед» — как называли его друзья — приумножал свои завоевания, не стараясь найти самой выгодной и достойной партии для себя. По всей вероятности, он знал, что королева Франции неравнодушна к нему, однако он прекрасно понимал, что могла повлечь за собой такая связь. Опьяненный свободой, жаждущий узнать жизнь со всеми ее трудностями, молодой Ферзен по- прежнему мечтал о карьере военного, крещении огнем и сражением, а потому он уезжал. И это вовсе не огорчало его. Что касалось королевы, она могла открыться лишь мадам де Полиньяк. Тем не менее она нашла средство разделить свое беспокойство самым достойным способом, написав матери доверительное письмо незадолго до отъезда французских войск в Америку: «Естественно, мы не можем рисковать таким значительным отрядом военных, не будучи уверенными в поддержке па море. Признаюсь, я не могу спокойно думать об этом».

Королева переборола тоску. Она отдала себя дочери и безумной дружбе с мадам де Полиньяк. Последняя по-прежнему оказывала огромное влияние на королеву. Мария-Антуанетта готова была бросить все ради встречи с нею. Однажды, еще прошлой зимой, она отказалась от встречи с королем, который ждал ее в Сен-Гюбере, чтобы поехать в Париж к своей подруге, которая только что вернулась из путешествия. «Никто не осмеливался сказать ей то, что диктовали приличия по отношению к королю, однако это никогда бы не остановило ее. Она забывала все ради своей фаворитки», — писал аббат Вери. Графиня, без которой королева уже не могла обходиться, постепенно становилась причиной многих скандалов. Используя свое влияние, она добилась того, чтобы король дал в приданое ее дочери невероятную сумму — 800 000 ливров. Молодой девушке, которую уже собирались выдать замуж за графа де Граммона, было всего лишь тринадцать лет. До сих пор сумма приданого, которое мог назначить государь, никогда не превышали 8 000 ливров! «Графиня де Полиньяк единственная подруга королевы. Я бы очень хотел, чтобы мои действия не имели никаких неприятных последствий», — заявил Людовик XVI своим министрам с явным смущением. Королевская казна терпела убытки и от долгов семейства Полиньяк, которые составляли около 400 000 ливров; аббат де Полиньяк был назначен епископом; королева устроила судьбу Дианы де Полиньяк — несмотря на репутацию, ее назначили первой фрейлиной в свите принцессы Елизаветы, а графиня де Шалон возглавила свиту принцессы д'Артуа. Любовник графини, де Бодрей, также не был забыт. Поскольку война с Англией помешала ему получать доход с тех денег, которые он вложил в колониальные острова, то получил ренту в размере 30 000 ливров ежегодно, а вскоре еще и солидный пост, в общем-то никому не нужный. Водрей стал одним из высших чинов при короле и теперь занимал великолепные апартаменты.

На вопрос Мерси, который осторожно и с пониманием интересовался такой щедростью, королева отвечала, что ею движет дружба, долг по отношению к подруге, ей очень трудно сопротивляться просьбам мадам де Полиньяк, хотя это вовлекает ее в неприятности и в большие траты. Было просто невозможно призвать королеву к разумному суждению о мадам де Полиньяк, которая была на девятом месяце беременности — весьма подозрительной, поскольку граф де Полиньяк уже больше года, как жил в провинции. Однако щепетильное положение подруги мало волновало королеву, решившую, что двор отправится в Мюэт, когда подойдет время, и тогда она сможет беспрепятственно помогать подруге и поддерживать ее в трудный и ответственный момент. И снова Мерси просто кипел от ярости: «У королевы такие слабые нервы, что один лишь вид страдающего человека, которого она любит, может совершенно надорвать ее собственное здоровье». Счастливый момент настал, двор уехал в Мюэт. Королева встречалась с подругой утром в ее доме в Пасси, обедала с ней и оставалась у ее постели до самого вечера. Даже сам король вынужден был наносить визиты мадам де Полиньяк. Это единственный частный дом, куда монарх заходил с момента своего вступления на престол, так что особое отношение к его хозяйке производило настоящий фурор в обществе и было, разумеется, весьма на руку для самой графини де Полиньяк. Сразу после рождения ребенка граф де Полиньяк стал герцогом, а мадам заняла свое место при дворе. «История