— Да.

— Так вот. Как видите, место это совершенно необычное. И это далеко не все. Когда в середине двенадцатого века епископ де Сюлли решил возвести здесь величайший собор христианского мира, его выбор, разумеется, не был случаен. Во второй половине двадцатого века многочисленные раскопки доказали, что именно там, где сейчас находится собор, стоял языческий храм Митры. Если мне не изменяет память, под хором собора были обнаружены резные плиты времен императора Тиберия. К тому же теперь известно, что давным-давно там было святилище галльских и римских божеств. И лишь в четвертом веке на месте храма были возведены сразу две церкви. Одна из них представляла собой весьма обширную базилику — собор Святого Стефана. Вторая церковь, поменьше, была посвящена Пресвятой Деве, и, если я правильно помню, ее разрушили норманны в девятом веке.

— Похоже, вы все это знаете как свои пять пальцев. Я восхищен.

— Видите ли, для таких, как я, собор Парижской Богоматери — увлекательнейшая тема, месье Мансель. Итак, само местоположение собора не случайно. Представьте себе, следы языческих храмов нередко находят под современными религиозными сооружениями, так как церковь, распространяя христианство, всегда стремилась сохранять места древних культов… Как говорят евреи, «Маком кадош тамид кадош», святое место всегда будет святым. История умалчивает об одном: почему именно это место всегда считалось святым. Возможно, ответ действительно находится в его подземельях…

— Понимаю. Но вести поиски в подземельях Парижской Богоматери не так-то просто.

— Тем паче что это настоящий лабиринт. Хотя вы можете получить представление обо всем, что может скрываться под собором, осмотрев археологическую крипту, которую выкопали перед ним. Сходите туда, это захватывающее зрелище. Там вы увидите развалины многих зданий, сменявших друг друга со времен античности: галло-романский причал, остатки большого дома четвертого века и даже фундамент той самой базилики Святого Стефана, о которой я вам только что рассказывал, а еще подземелье старинной часовни при ратуше…

— Все это лишь подтверждает мои опасения. Подземелья собора так обширны, что, пока я не получу всех страниц Виллара, я не узнаю, где следует искать. Что ему было обо всем этом известно, когда он писал свои тетради?

— Строительство собора Парижской Богоматери началось в тысяча сто шестьдесят третьем году и закончилось в конце четырнадцатого века. Так что Виллар находился там в самый разгар строительства. При нем было завершено возведение порталов фасада, а может, и южной башни, в то время, когда решено было не устанавливать на ее вершине шпиль. Не исключено, что благодаря своей профессии он имел прямой доступ к строительству, а значит, и к тому, что находится в подземелье.

— Это подкрепляет предположение Альбера Крона?

— Почему бы и нет? Но вы должны вести поиски и в других направлениях, месье Мансель. Все вышесказанное — лишь официальная история. Вполне возможно, что существуют и тайные ипостаси. Вам известны слова Виктора Гюго об этом соборе?

— Нет, неизвестны.

— «Собор Парижской Богоматери — наиболее полное хранилище герметического знания». Великолепно, не правда ли? И как он был прав! Этот собор — настоящая книга, вырезанная в камне, месье Мансель, и тот, кто умеет читать эту книгу, откроет в ней немало такого, что было дорого нашему славному Виллару. Приведу вам несколько примеров, чтобы дать верное направление вашим мыслям.

— Прошу вас…

Глаза алхимика сверкнули в полумраке. Чувствовалось, что он захвачен этой темой.

— Возьмем хотя бы знаменитую легенду о вороне, которую упоминает Гюго. Вспомните то место, когда Квазимодо плачет среди горгулий, а архидьякон Фролло пытается расшифровать тайные герметические символы, заполняющие фасад собора. Гюго пишет: «Во всяком случае, все могли видеть, как Клод Фролло, сидя на ограде паперти, подолгу рассматривал скульптурные украшения главного портала, словно изучая фигуры неразумных дев с опрокинутыми светильниками, фигуры дев мудрых с поднятыми светильниками или рассчитывая угол, под которым ворон, изваянный над левым порталом, смотрит в какую-то таинственную точку в глубине собора, где, несомненно, был запрятан философский камень…»[31] Предание гласит, что взгляд этого ворона, ныне исчезнувшего, указывал точное место, в котором некий Гийом, посвященный епископ, в одной из опор нефа спрятал философский камень. Ну а что же ворон? Куда он делся? Существовал ли он в действительности? Следует ли видеть в нем, по примеру покойного Фульканелли, аллегорию смирения? Тогда он должен был бы гнездиться в медальоне портала Пресвятой Девы, в голубке, символизирующей materia prima и брожение…

Увлеченный своим рассказом, старик повернулся на стуле и выхватил позади себя старинную книгу. Быстро перелистал страницы и остановился посредине.

— Прочту вам этот отрывок: «В этой части здания раньше была скульптура основного символа нашей практики — ворона. Главный символ герметического герба, ворон собора Парижской Богоматери, во все времена привлекал к себе внимание черни алхимиков, ибо старая легенда представляла его единственной печатью священного клада».

Доктор с довольной улыбкой закрыл книгу:

— Захватывающе, не так ли?

— Да, но мне это вряд ли поможет.

Старик, явно разочарованный отсутствием интереса со стороны собеседника, пожал плечами и убрал книгу на место.

— Каждый следует своему пути, месье Мансель. Виктор Гюго не ошибся. Создатель Эсмеральды знал, что в соборе скрыт единственный в своем роде клад. Разве сама Эсмеральда — не воплощение этого «изумруда мудрецов», то есть философской ртути алхимиков? Если вы действительно стремитесь проникнуть в тайну Виллара, мой юный друг, вам придется самому расшифровать символику собора Парижской Богоматери. Например, понять, что в разрезе он в точности воспроизводит три слоя Вселенной: археологическая крипта олицетворяет подземный мир, стены и пол — мир людей, а башни, естественно, мир божественный.

— По-вашему, это мне поможет?

— Ну что ж, конечно! Тетради Виллара, как и собор, напичканы алхимическими символами… И это не случайность. Повторяю, чтобы уяснить ход мыслей Виллара из Онкура, вам придется понять и все это.

— Не знаю, справлюсь ли я…

— Уверен, что справитесь. Чтение архитектуры этого собора — истинный путь к инициации, который вы обязаны пройти. Считайте это своим ученичеством, Мансель. Все начинается с центральной колонны и статуи Кибелы, держащей в руке две книги. Первая, открытая, говорит нам об открытом знании, которое несут в себе тексты, а вторая, закрытая, — о внутреннем, герметическом знании. Вы должны проделать именно этот путь, ведущий новичка к мудрости: от текстов Виллара к внутреннему знанию. Затем начинается подлинный путь: от портала Святой Анны, матери Пресвятой Девы, символизирующей истоки мира, землю, или нигредо, на языке алхимиков подготовительную стадию Великого Делания. Затем портал самой Богоматери, который олицетворяет годичный цикл, смену времен года и трудов. Другими словами, после подготовительной стадии материю нужно одухотворить, одушевить. И наконец, центральный портал, завершающий путь, с изображением Страшного суда, завершенного творения, иначе говоря, Великого Делания. Впрочем, на портале можно найти все алхимические символы. Изучите его хорошенько. У каждого медальона есть дополнение, расположенное напротив и противопоставленное ему. Это призыв к совершенствованию: человеческие недостатки и есть materia prima, которую вам предстоит преобразовать в добродетель.

— Не знаю, хватит ли у меня времени, чтобы во все это вникнуть. В отличие от вас я не эрудит.

— Не путайте эрудицию с инициацией, Эрик.

— Признаюсь, пока я намерен ограничить свои поиски географией и архитектурой. Я ищу место, нечто конкретное, а не символическое.

— Как пожелаете, — ответил доктор, улыбаясь. — Но вопреки вашим представлениям символизм вполне конкретен. Вы удивитесь, как иногда он способен навести на след того, что вы ищете. Ну что ж, наведу-ка я вас на след: случалось ли вам замечать, что ось собора слегка смещена влево, начиная от хора?