— Сильвен Ле Пеш, пятьдесят шесть лет, хозяин небольшого деревообрабатывающего предприятия. На первый взгляд ничем не примечательный человек. Соседка обнаружила его сегодня около одиннадцати утра привязанным к столу в его собственной столовой, в жутком виде. Кошмарное зрелище…

Ален Буватье вошел в прозекторскую, когда вскрытие почти закончилось. Патологоанатом священнодействовал в присутствии дивизионного комиссара. Буватье, не раздумывая, приехал сюда из Реймса, чтобы встретиться с коллегой и обменяться информацией.

Проезжая по улицам Шартра, он невольно сравнивал его с Реймсом. Между центрами двух городов было много общего: оттенок древних стен, царивший над всем собор. Ему даже почудилось, что здесь витает тот же дух. Безгласное дыхание прошлого, пропитавшее каждый камень.

Расследование вел дивизионный комиссар Алибер из уголовного отдела Межрегионального управления судебной полиции в Версале, пятидесятилетний мужчина с брюшком и залысинами. Буватье сразу понял, что они не сработаются.

Алибер протянул ему два поляроидных снимка:

— Взгляните. Похоже на ваш случай?

Буватье взял фотографии и внимательно их рассмотрел. Все совпадало. Положение обнаженного тела, распростертого на столе. Тонкая белая веревка на запястьях, щиколотках и туловище. И конечно, отверстие в черепе. Того же диаметра.

— Точь-в-точь. Вы нашли следы кислоты и поверхностно-активного вещества в черепной коробке? — спросил Буватье.

Патологоанатом, зашивавший труп в другом конце комнаты, кивнул:

— Лошадиную дозу.

— А кураре в крови?

— Придется подождать результатов анализа, но это вполне вероятно. Я отметил пониженный мышечный тонус.

— Вы привезли досье по вашему делу?

— Да. Вот оно, — ответил Буватье, протягивая ему папку. — А вы пошлете мне копию вашего?

Алибер нахмурился:

— Так вы не в курсе?

— Чего?

— Мне неловко, но… Наш прокурор Руэ решил объединить оба расследования. Ими займется мой отдел.

— Вы шутите?

— Нет, мне очень жаль.

— Хотите сказать, что у меня забирают дело?

— Скажем, прокуроры предпочли объединить оба дела. Логично предположить, что речь идет о серийном убийце.

— Они могли хотя бы предупредить меня!

— Сожалею. Если хотите, я буду держать вас в курсе.

— Да, хорошо бы. Все-таки именно я начал расследование.

— Не стоит жаловаться, Буватье. По-моему, дело гиблое.

Реймский комиссар не стал возражать. Он отлично знал, что коллега рад взять расследование в свои руки. Подобное дело в карьере полицейского — подарок судьбы. Но спорить бесполезно. Последнее слово все равно останется за шартрским прокурором. Буватье не под силу с ним тягаться, у него нет нужных связей, чтобы на него надавить.

— Понятно. Передайте прокурору, что, предупреди он меня заранее, я бы сюда не притащился.

— Ну, вы сами знаете, как это делается, Буватье.

— Да. Знаю…

— Я вас провожу?

Как обычно, Ари зашел в «Ан-Вер-дю-Декор» на углу Рокетт и Лапп — заведение в стиле паба, отделанное под старину. Большие мягкие кресла, шершавые серые стены, ambient music[9] из скрытых динамиков и мебель, словно купленная в антикварном салоне.

Персонал здесь был молодой, официантки более чем привлекательные, и верность Ари этому бару во многом объяснялась тем, что они радовали его взор. Надо признать, что с годами его слабость к молодым женщинам усилилась, и он забавлялся, затевая с ними легкий флирт без всякой задней мысли, и воспринимал эту игру как обычное проявление учтивости. Лоле этот ритуал, когда он исполнял его в ее присутствии, нравился куда меньше, но для него ее раздражение служило дополнительным стимулом. Лола была так молода и хороша и привлекала столько взглядов, что он иногда поддавался низменной, но такой человеческой потребности заставить ее ревновать.

— Привет, Ари! Давненько мы тебя не видели! Уже забеспокоились, не сменил ли ты стойло.

Элоди, высокая приветливая блондинка, веселая и жизнерадостная, всегда носила невероятно сексуальные наряды, подчеркивавшие длинные красивые ножки, узкие плечи и чудесную мускулистую спину. Она работала в баре чуть больше года и стала доброй знакомой Маккензи, который засиживался здесь допоздна. Пару раз она кормила Моррисона в отсутствие хозяина. Взамен Ари отмазал ее от нескольких штрафов.

— Ну нет. Куда же я без вас. Просто у меня сейчас полно работы, — ответил он.

— Ах, бедняжка! Виски?

— Как обычно. И скажи хозяину, чтобы сменил эту отвратную музыку!

Официантка расхохоталась:

— Слишком старомодная?

— Полный отстой!

— Когда ты у нас сыграешь?

— Как-нибудь…

Подмигнув ему, Элоди удалилась.

В прошлом году на праздник музыки Ари, неплохой гитарист, ради собственного удовольствия пришел поиграть с блюз-бандом, который здесь выступал. С тех пор хозяин «Ан-Вер-дю-Декор» постоянно предлагал ему устроить сольный концерт. Но Маккензи давным-давно забросил музыку. Подростком он играл во многих рок- и блюз-группах, не без успеха выступал на парижских клубных сценах, но с тех пор, как стал полицейским, оставил это занятие. Не хватало времени. Довольствовался тем, что по вечерам играл дома, для себя. Конечно, по временам ему хотелось вернуться на сцену, но у него не хватало духу.

Наконец из динамиков раздалась песня Бенуа Доремюса. Ари довольно улыбнулся. Старый добрый виски и рок. Как ни странно, эта смесь помогала ему размышлять.

По дороге из Леваллуа он невольно задумался, не связано ли его отстранение от службы с тем, что произошло за последние два дня. А вдруг кто-то надавил на начальство, чтобы его вывели из игры? Если только связь между недавними событиями, которая ему мерещилась, не была плодом его вечной мании преследования. Лола частенько называла его настоящим параноиком, в ответ он уверял, что в его работе это одно из важнейших качеств.

Официантка принесла ему виски.

Ари по достоинству оценил легкий запах дыма, отпил глоток, смакуя привкус солода и шерри. Ему нравились односолодовые шотландские сорта с их мягким, но выраженным вкусом. У этого к тому же было долгое послевкусие с пряными нотками.