— Ерунда… Ошибка… После расскажем…
Дойдя до дуба, Ворский схватил фонарь и направил его на свою жертву. Женщина неподвижно лежала у подножия дерева, ее голова все так же была обернута материей.
— Фу ты! — выдохнул он. — Черт, как я испугался!
— Чего?
— Да того, что ее у нас похитили!
— Так ведь я же был здесь.
— Ты, ты!.. Ты не смелее своего дружка, и если б они напали…
— Я выстрелил бы, вы услыхали бы сигнал.
— Кто знает… Ну как, тут все было тихо?
— Совершенно.
— Дамочка не очень волновалась?
— Сначала волновалась. Все жаловалась и стонала под своим капюшоном, так что я вышел из терпения.
— Ну а потом?
— Потом — дело недолгое: хватил кулаком, да и все!
— Ах мерзавец! — воскликнул Ворский. — Если ты ее убил, прощайся с жизнью!
Он поспешно присел на корточки и приложил ухо к груди несчастной.
— Нет, — через секунду вымолвил он. — Сердце еще бьется. Но биться ему осталось недолго. За дело, друзья. Через десять минут все должно быть кончено.
13. «ИЛИ, ИЛИ! ЛАМА САВАХФАНИ?»[8]
Приготовления были недолгими, и Ворский принял в них деятельное участие. Прислонив лестницу к стволу дерева, он одним концом веревки обвязал жертву, другой перекинул через ветку и, сидя на верхней ступеньке, объяснил сообщникам:
— Послушайте, вам остается лишь потянуть за веревку. Поставьте женщину сначала на ноги, и один из вас пусть не даст ей упасть.
Ворский замолчал. Однако поскольку Отто и Конрад о чем-то тихо переговаривались, он воскликнул:
— Эй, вы там! Могли бы и поспешить! Если кто-нибудь захочет всадить в меня стрелу или пулю, то мишень из меня неплохая. Ну что, готово?
Приспешники не отвечали.
— Да, нрав у нее крутой! Что там у вас? Отто! Конрад!
Ворский спрыгнул на землю и набросился на них:
— Хороши, нечего сказать! Если и дальше будет так продолжаться, мы не уберемся отсюда и завтра утром… и тогда все пропало. Отвечай же, Отто!
С этими словами Ворский направил луч света ему в лицо.
— Ну что там? Отказываешься, что ли? Так и скажи! А ты, Конрад? Это что, стачка?
Отто покачал головой:
— Ну, стачка — это уж слишком. Но мы с Конрадом не рассердимся, если вы нам кое-что объясните.
— Объясню? Какие же объяснения тебе нужны, тупица? Насчет дамочки, которую мы собираемся казнить? Или насчет мальчишек? Настаивать бесполезно, друзья мои. Предлагая вам это дело, я ведь сказал: «Согласны идти со мной с закрытыми глазами? Дело будет грязное, придется пролить много крови. Но в результате — кругленькая сумма».
— В ней-то все и дело, — проговорил Отто.
— Говори яснее, балбес.
— Это вы должны говорить яснее и припомнить условия нашего соглашения. Ну-ка, что вы тогда сказали?
— Тебе это известно не хуже моего.
— Вот именно. Но я хочу освежить условия у вас в памяти и поэтому прошу повторить.
— Меня память не подводит. Клад — мне, а из него двести тысяч франков вам на двоих.
— Так, да не так. К этому мы еще вернемся. А сейчас поговорим о пресловутом кладе. Мы уже две недели выбиваемся из сил, живем среди крови и кошмарных преступлений, а на горизонте — ничего!
Ворский пожал плечами:
— Ты глупеешь не по дням, а по часам, мой бедный Отто. Тебе известно, что прежде нужно кое-что сделать. Сейчас сделано все, кроме одного. Через несколько минут мы покончим и с этим, и тогда клад — у нас в руках.
— Откуда нам это знать?
— Неужели ты думаешь, что я стал бы делать все, что сделал, если бы не был уверен в результате, как… как в том, что живу? У нас все шло строго по порядку, как было намечено заранее. Последнее действие произойдет в условленный час, и дверь откроется.
— Дверь в ад, — насмешливо заметил Отто, — так, во всяком случае, называл ее Магеннок.
— Как бы ее ни называли, она ведет к кладу, который я и добуду.
— Ладно, — согласился Отто, на которого доводы Ворского произвели впечатление, — пусть будет так. Но кто поручится, что мы получим свою долю?
— Вы ее получите по той простой причине, что, добыв клад, я стану обладателем несметных сокровищ и не доставлю себе неприятности из-за каких-то двухсот тысяч франков.
— Даете слово?
— Ну разумеется.
— Слово, что все условия нашего договора будут соблюдены?
— Конечно. А к чему это ты клонишь?
— А к тому, что вы гнусно нас облапошили, наплевав на одно из условий нашего соглашения.
— Да что ты такое несешь? Ты понимаешь, с кем ты разговариваешь?
— С тобой, Ворский.
Ворский схватил сообщника за грудки.
— Это еще что! Да как ты смеешь меня оскорблять! Как ты смеешь мне тыкать?
— А почему бы и нет, раз ты меня обобрал?
Еле сдерживаясь, Ворский проговорил дрожащим голосом:
— Говори, но будь начеку, малыш, ты затеял опасную игру. Говори.
— Значит, так, — начал Отто. — Кроме клада, то есть наших двухсот тысяч франков, мы договорились — и ты, подняв руку, поклялся в этом, — что любые деньги, которые мы найдем, пока занимаемся этим делом, будут поделены на две половины: одна — тебе, другая — нам с Конрадом. Так?
— Так.
— Тогда давай, — потребовал Отто, протягивая руку.
— Что давать? Я ничего не нашел.
— Врешь. Когда мы отправляли на тот свет сестер Аршиньа, у одной из них под блузкой ты нашел припрятанные деньги, которые мы не смогли отыскать в доме.
— Вот еще новости! — воскликнул Ворский тоном, в котором слышалось смущение.
— Это чистая правда.
— Докажи.
— А ты достань приколотый у тебя изнутри к рубахе пакетик, перевязанный бечевкой.
С этими словами Отто ткнул Ворского пальцем в грудь и добавил:
— Доставай, доставай и выкладывай половину.
Ворский молчал. Он был ошеломлен, как человек, который никак не поймет, что происходит, и тщетно пытается догадаться, каким образом противник раздобыл оружие против него.
— Сознаешься? — осведомился Отто.
— А почему — нет? — ответил тот. — Я хотел рассчитаться потом, сразу.
— Лучше рассчитайся сейчас.
— А если я откажусь?