Долго мать и сын стояли на коленях у разделявшей их стены, но при этом были так близки, словно каждый смотрел другому в растерянные глаза, осыпал родное лицо поцелуями.

Они говорили одновременно, невпопад задавая вопросы и так же невпопад отвечая. Они опьянели от радости. Их жизни сошлись и словно слились одна с другой. Никакая сила в мире не могла теперь разъединить их, разорвать узы нежности и доверия, которыми спаяны мать и сын.

— Да, милый Дело-в-шляпе, — говорил Франсуа, — теперь можешь служить. Мы плачем, и ты устанешь первым, потому что слезы наши никак не могут иссякнуть, правда, мама?

Страшные сцены, совсем недавно поразившие Веронику, теперь начисто вылетели у нее из головы. Ее сын — преступник, зверски убивающий людей, — нет, она не могла с этим согласиться. Ее уже не устраивало его внезапное безумие в качестве оправдания. Так или иначе все должно разъясниться, и она даже не спешила узнать, как именно. Все ее мысли занимал сын. Он был здесь. Она видела его сквозь стену. Их сердца бились рядом. Он не погиб и оказался мальчиком мягким, любящим, милым и чистым — таким, каким она видела его в своем воображении.

— Сынок, сынок, — снова и снова повторяла Вероника, не в силах насытиться этим чудным словом. — Неужели это и впрямь ты, сынок? Я считала, что ты мертв, тысячу раз мертв, мертвее самого мертвого. А ты жив! Ты здесь, я могу до тебя дотронуться! О, Боже, неужели это возможно? У меня есть сын… Он жив…

С такою же пылкостью мальчик отвечал:

— Мама, мамочка. Я так долго ждал тебя! Я знал, что ты жива, ведь так грустно, когда у тебя нет мамы. Так грустно видеть, как уходят годы, а ты все ждешь и ждешь.

Целый час говорили они о том, что произошло, о прошлом и о настоящем, о множестве самых разных предметов, которые казались им необычайно важными, но о которых они тут же забывали, чтобы снова спрашивать, чтобы попытаться получше узнать друг друга, проникнуть в тайны жизни друг друга и поглубже заглянуть в родную душу.

Первым из них, кто решил сделать разговор более связным, был Франсуа.

— Послушай, мама, нам нужно столько друг другу сказать, что за сегодня мы все равно не успеем, для этого понадобится много дней. Давай-ка поговорим сейчас о самом важном, и коротко, потому что времени у нас, кажется, немного.

— Почему это? — забеспокоилась Вероника. — Я вовсе не собираюсь с тобой расставаться.

— Чтобы не расставаться, мама, нужно прежде соединиться. А для этого нам нужно преодолеть множество препятствий, не только эту стену. К тому же за мной усердно следят, и в любую минуту я буду вынужден попросить тебя удалиться — всякий раз, заслышав чьи-то шаги, я выгоняю отсюда даже собаку.

— Кто же за тобой следит?

— Те, кто набросился на Стефана и меня в тот день, когда мы обнаружили вход в эти пещеры, которые лежат под плоскогорьем, под Черными Песками.

— Ты их видел?

— Нет, это произошло в темноте.

— Но кто они? Кто наши враги?

— Не знаю.

— Уж не думаешь ли ты…

— Что это друиды? — со смехом подхватил мальчик. — Древние люди, о которых рассказывается в легендах? Нет, конечно. Духи? Тем более нет. Это были самые настоящие современные люди, отнюдь не бестелесные.

— Значит, они живут здесь?

— Возможно.

— И вы захватили их врасплох?

— Нет, как раз наоборот. Похоже, это они нас подстерегали. Мы спустились по каменной лестнице и прошли по очень длинному коридору, по сторонам которого было штук восемьдесят пещер или, вернее, темниц. Все двери в них были открыты, другой стороной они, наверное, выходят в море. А на обратном пути, когда мы в темноте поднимались по лестнице, нас вдруг схватили, скрутили веревками и завязали нам глаза и рот. На это хватило минуты. Я догадался, что нас отнесли в самый конец длинного коридора. Когда мне удалось освободиться от пут и повязки на лице, я увидел, что нахожусь в одной из этих темниц, вероятно самой последней. Я здесь уже десять дней.

— Бедняжка, как ты страдал!

— Ничуть, мама, во всяком случае, не от голода. В одном углу здесь лежала целая куча съестного, в другом — солома, на которую я мог прилечь. Я стал тихо и мирно ждать.

— Кого?

— Ты не будешь смеяться, мама?

— Над чем, дорогой?

— Над тем, что я собираюсь тебе рассказать.

— Ну как ты мог подумать!

— В общем, я ждал одного человека, который слышал связанные с Сареком истории и обещал деду, что приедет сюда.

— Да кто же это, миленький?

Мальчик нерешительно ответил:

— Нет, ты все же будешь надо мной смеяться, мама. Потом скажу. Все равно он не приехал, хотя на какой-то миг я в это поверил. Представляешь? Мне как раз удалось вынуть из стены два камня и проделать таким образом эту дыру, о которой мои тюремщики, очевидно, не знают, и тут я услышал шум, как будто кто-то скребется…

— Это оказался Дело-в-шляпе?

— Это оказался господин Дело-в-шляпе, который прибежал другим путем. Сама понимаешь, как я был ему рад. Только меня удивило, что потом он никого сюда не привел — ни Онорину, ни деда. У меня не было карандаша и бумаги, поэтому написать им я не мог, но могли же они пойти следом за собакой.

— Не могли, — возразила Вероника, — так как думали, что тебя увезли с Сарека. К тому же дед твой уехал.

— Вот именно. А почему они так решили? Ведь дед недавно нашел один документ и знал, где мы; он-то и сказал нам, где может быть вход в подземелье. Он тебе ничего об этом не говорил?

Счастливая Вероника слушала рассказ сына. Раз его похитили и держат взаперти, значит, это не он то мерзкое чудовище, которое убило г-на д'Эржемона, Мари Легоф, Онорину, Коррежу и их товарищей. Правда, которую она уже смутно угадывала, становилась яснее, и хотя на ней было еще множество покровов, главная ее часть была уже видна. Франсуа ни в чем не виновен. Просто кто-то похитил его одежду и выдал себя за него, а кто-то другой сыграл роль Стефана. Какое ей дело до всего остального — до неправдоподобия, противоречий, доказательств и фактов! Вероника о них и не думала. В счет шла лишь невиновность ее любимого сына.

Поэтому ей не хотелось открывать ему ничего, что могло бы его опечалить и омрачить его радость. Она ответила: