Французские летчики — храбрые парни, но у них не хватает выдержки. Может быть, потому, что им всегда приходилось встречаться с подавляющим количеством самолетов противника… Вот сейчас, через секунду, француз откроет огонь. Ну!.. Ну??

Вирт и впоследствии не мог вспомнить, почему он тогда в упор не расстрелял своего противника. Когда дистанция между самолетами сократилась до каких-нибудь трех-четырех десятков метров, Ганс понял: у француза нет ни одного патрона, он их расстрелял по наземным целям и теперь идет на таран.

Капитан резко взял штурвал на себя и через несколько мгновений зашел в хвост «харрикейиу». «Я встречусь с этим парнем на земле», — подумал Ганс и послал короткую очередь в руль поворота. Он видел, как «харрикейн» задрал нос, потом стремительно пошел в штопор. Из кабины вывалился летчик, рванул кольцо парашюта и скрылся в облаках…

Вирт долго кружил над аэродромом, пытаясь сквозь толщу облаков и тумана увидеть землю. Хотя бы небольшой просвет, маленькую лазейку! Он направил самолет к проливу, потом снова возвратился. Везде под ним лежала темная, казавшаяся неподвижной масса облаков. Рискую врезаться в землю, Ганс снижался. Он надеялся увидеть дым от догоравших машин. Все тщетно. «Надо было родиться на этой земле, чтобы видеть невидимое», — подумал он о французском летчике.

Когда бензин был почти на исходе, Ганс сделал последнюю попытку пробить облачность. Он зашел со стороны Ла-Манша и на минимальной скорости «тянул» машину к берегу. Собственно говоря, он не знал, что под ним: земля или вода. Он только мог предполагать, исходя из примерных расчетов…

И вдруг он увидел впереди слабый свет ракеты. Даже не свет, а тусклый след огонька, бледного, угасающего. Будто кто-то невидимый зажег фонарик, прикрыв его темным плащом. Огонек сразу же исчез, но теперь капитан знал, что перед ним аэродром. Он выключил мотор и потянул штурвал на себя. Самолет коснулся земли, немного пробежал и остановился. Ганс вылез и устало облокотился о крыло. Он стоял долго, ни о чем не думая, потом сел на землю и закурил сигарету…

Первым к самолету подбежал капитан Гаутс. Он кричал что-то о подвиге, о гениальном мастерстве летчика Ганса Вирта, кричал долго, размахивая руками, потом вытянулся, щелкнул каблуками и закончил: — Хайль Гитлер!

Капитан Вирт бросил в сторону окурок, закурил новую сигарету и спросил:

— Летчика взяли?

— Его увезли в штаб. Шеринг лично пожелал говорить с этим прохвостом.

— Прохвостом? — Вирт с презрением посмотрел на Гаутса и встал. — Вы не поможете мне, господин капитан увидеть этого летчика?

Летчик стоял перед Шерингом со связанными за спиной руками. Прядь светлых волос падала ему на глаза, мешала смотреть. Он поминутно вскидывал голову, чтобы отбросить волосы назад, и эти движения бесили Шеринга. Ему казалось, что француз слишком нагло держит себя перед ним, человеком, под взглядом которого опускают головы прославленные летчики Германии. Или он надеется, что в Германии пленных летчиков кормят белыми булками?

Взгляд чистых глаз французского летчика был спокоен и тверд.

Знаете ли вы, что вас ожидает? — спросил Шеринг.

Летчик отбросил прядь волос и коротко ответил:

Да.

Шеринг отошел в сторону, расставил толстые, похожие на чугунные тумбы ноги и громко, словно на параде, проговорил:

Этот французский летчик — наш враг и заслуживает самого сурового наказания. Но он храбрый офицер, а храбрость должна цениться даже противником. Поэтому…

Капитан Вирт смотрел на летчика без всякой неприязни. Да, Шеринг прав: храбрость должна цениться.

…поэтому, — с пафосом продолжал Шеринг, — он не будет отправлен в концлагерь, как обыкновенные пленные. Он будет расстрелян вот здесь, на своей земле. Это почетная смерть для солдата.

Выслушав переводчика, француз попросил:

Сигарету.

Кто-то поднес к его рту сигарету и щелкнул зажигалкой.

Француз повернулся и пошел к одиноко стоявшему дереву. Прислонившись к нему спиной, он снова отбросил прядь волос со лба и посмотрел на небо. Туман редел, облака уплывали за горизонт. С моря доносился приглушенный шум прибоя…

Летчик докурил сигарету, выплюнул ее на землю и, взглянув на мелькнувший в просвете облаков синий кусочек неба, крикнул:

Да здравствует Франция!

Вот тогда-то Шеринг подозвал к себе капитана Вирта и сказал:

Со слабым противником может драться любой сопляк. Мне не нужны слюнтяи. Мне нужны такие летчики, как капитан Вирт. Капитан Вирт заслужил мое личное уважение, господа. Я доложу о нем фюреру. Если у нас будут все такие асы, как капитан Вирт, воздух всегда будет нашим! Хайль Гитлер!

Капитан Вирт мельком глянул в заплывшие жиром глаза генерала и ответил:

Хайль… Германия!

…Да, капитан это помнит. Сегодняшний день чертовски похож на тот, во Франции. Такая же мутная гуща над головой, только рядом с морем не равнина, а суровые горы. И, наверно, русский летчик, который в такую погоду летает в горах, тоже знает не только каждый клочок земли, но и каждый кусочек неба…

Вы меня слышите, капитан? — лейтенант Вилли Линке не говорил, а визжал. — Вы здесь командир, вы отвечаете…

Зазвонил телефон. Гюнтер Трауриг снял трубку, протянул ее капитану.

Это Вирт? Хайль Гитлер, капитан! Говорит полковник Гейлех. Какого черта вы молчите? Вы меня слышите?

Да, господин полковник.

Слушайте, Вирт, что у вас опять там произошло?

Аэродром подвергся бомбардировке и пулеметному обстрелу, господин полковник. Потеряли два истребителя. Люди все живы…

Ганс слышал, как в трубке что-то загрохотало. Наверно, полковник ногой отшвырнул стул.

Люди все живы? — В голосе Гейлеха, кроме ярости и презрения, ничего не было. — Кого вы называете людьми, Вирт? Ваших слюнтяев, которые по самый зад зарылись в землю? На черта кому нужны такие люди! Слышите, Вирт! Русские опять готовятся к вылету. Вы слышите, черт бы вас побрал?! Немедленно поднимите всю эту шайку трусов в воздух. Всех до одного. Русские летают, должны летать и мы. Иначе я завтра же отправлю ваших сопляков в пехоту на передовую. Во главе с вами, Вирт. Все. После боя доложите о результатах. Хайль Гитлер!

Вирт повесил трубку, сел на свой ящик и долго сидел молча. Его широкие плечи и крупная голова были неподвижны, словно это сидел не человек, а мастерски вылепленная скульптура.

Полковник Гейлех вынес вам благодарность, господин капитан? — ехидно спросил Линке.

Вирт встал.

Обер-лейтенант Трауриг! — Голос его был строг, необычен.

Да, капитан.

Готовьтесь к вылету!

Да, капитан. — Трауриг снял с гвоздя шлем, планшет с картой и вышел из землянки.

Лейтенант Вирт!

Да, мой капитан.

Ганс кивнул головой на дверь:

Тоже…

Может быть, лейтенант Вилли Линке впервые за всю войну был искренне рад, что у него сейчас нет машины. Вылетать в такую погоду — это все равно, что лезть в пекло к дьяволу. Кто из тех, кто сейчас сядет в машины, будет сегодня ужинать? Нет, Вилли не имеет претензий к русскому летчику, расколотившему его самолет. В конце концов, Вилли не отвечает за то, что этот медведь Вирт не посылал