на приморский бульвар и видел его с Лизой. Они сидели вместе на скамье, смеялись…

Что ж, она держит Игната в резерве? — ухмыльнулся Никита. — На всякий случай? Или ты, или, если с тобой не получится, он? Хо-ро-ошая девушка, трын-трава!..

Не надо так, Никита, — попросил Андрей. — Это сложнее, чем ты думаешь. Она, видимо, боится обидеть Игната.

Никита сел, вытащил из-под аккуратно сложенной одежды портсигар, закурил. Он чувствовал, как в нем нарастает, охватывает все его существо непреодолимая ярость.

«Такие вот «хорошие» девушки, — думал Никита, — опошляют красоту любви. А разве любовь принадлежит только им? Когда какой-нибудь неотесанный болван наступает сапожищем на нежный цветок, выращенный чьими-то заботливыми руками, все кричат: «Это хулиганство! Не позволим!» А когда оплевывают самое красивое…»

Вот что, Андрей, — решительно проговорил Никита. — Твою «хорошую» девушку я не хочу больше видеть. Точка. «Она боится обидеть Игната…» Тьфу! Противно слушать! Она ни черта не боится, трын- трава! Кроме одного, конечно: как бы не раскусили, что она за птичка! Но этого как раз ей и нечего бояться. Игнат не знает, а ты… Ты просто распустил слюни…

Замолчи! — Андрей готов был ударить Никиту. — Замолчи, слышишь! Какое ты имеешь право? Я знаю Лизу лучше, чем ты. Она… Она в этом не виновата. Если бы твоя Анка…

Анка? — Никита даже побледнел от волнения. — Не думаешь ли ты сравнивать ее с этой вот… Лизой?

Лиза не хуже.

Что?

Лиза не хуже других, вот что! Обо мне можешь говорить как угодно, а Лиза…

Никиту словно подбросила пружина. Он стоял над Андреем с крепко стиснутой в зубах папиросой и смотрел на него с нескрываемым презрением. Как смел он поставить имя Анки рядом с какой-то ветреной девчонкой, для которой любовь и дружба — разменная монета! Вчера был Игнат, сегодня — Андрей, завтра еще кто-нибудь, и так без конца? Ни чести, ни совести! Никита теперь вспомнил, как вела себя Лиза в тот вечер, когда они приехали. И как вел себя Андрей. Да, уже тогда было противно смотреть на ее гаденькие улыбочки, на ее кривлянья. А тост, который она произнесла: «За то, чтобы слава прогремела о них на всю страну!» Только и думает, наверно, о чужой славе. «Хорошая девушка!» И Андрей посмел сравнивать ее с Анкой…

Никита далеко швырнул погасшую папиросу и сказал:

— На твою «хорошую» девушку мне наплевать, трын-трава. А вот ты… Я думал, ты настоящий человек… Обмануть Игната и смотреть после того ему в глаза?

Андрей молчал. В нем будто что-то оборвалось, что-то надломилось. Он еще готов был защищать Лизу, но чувствовал, как неприязнь к ней растет все больше и больше. Как это сказал Никита? «Она держит Игната в резерве. На всякий случай…» Черт! Не может быть, чтобы Лиза была такой! Не может быть? Когда он увидел их вчера на приморском бульваре, они сидели рядом на одной скамье. Ее рука лежала на плече Игната, голова склонилась к его лицу. Нет, она лгала в письме, что грустит без него, Андрея! Лгала! А Игнат ничего не знает, ему хорошо с ней, он смеется…

Сядь, Никита, — попросил Андрей.

Никита сел, выбрал в песке ракушку и внимательно начал ее рассматривать.

Не сердись на меня, — сказал Андрей. — Я немножко запутался во всем этом.

Никита продолжал молчать.

Давай уедем завтра в училище, — вдруг предложил Андрей. — Осталось пять дней, там отдохнем… Да, и приготовиться к полетам надо.

Сбежим? — ухмыльнулся Никита.

Ты не смейся. Потом я все обдумаю. Потом… А сейчас… Тебе это трудно понять.

Не так уж и трудно, — дружеским тоном ответил Никита.

Андрей легонько толкнул его плечом:

Спасибо!

Он встал, поднялся и Никита. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

1

Перед отпуском многие думали: что можно сделать, за один месяц? Каждого ждут друзья, которым надо все рассказать, ждут родные, с которыми хочется побыть подольше, ждут горы, реки, ждет много привычных дел и, чего греха таить, ждет сладостное безделье, когда можно спать по десять часов в сутки и ни о чем не думать. А дни будут бежать быстро-быстро, и не успеешь оглянуться, как отпуск кончится и надо будет укладывать чемодан. Да, что можно сделать за один месяц?..

Но вот месяц еще не прошел, а многих уже потянуло в училище, и кажется, что именно там идет настоящая жизнь, что только там ждет все то, чем полно сердце.

Андрей и Никита вошли в коридор и остановились. Еще по дороге они спорили: первыми явятся сюда или их кто-нибудь опередит?

Слушай, — сказал Никита и толкнул локтем Андрея. — Вася Нечмирев держит речь.

Когда же он успел приехать? — улыбнулся Андрей. — Позавчера я видел его в городе, он клялся, что приедет в училище через пять дней, не раньше.

…И вот я случайно открываю «мемуары» Яши, — слышался голос Нечмирева, — и что вы думаете? Миллион чертей! Если Яша не гений, то кто же тогда гений?! Весь отпуск Яша делал великие открытия. Вот несколько из них, особенно выдающихся. Цитирую: «Звук хлопка рождается оттого, что встречаются в ударе две ладони». (Я. Райтман, книга первая, стр. семнадцатая). Скажите, слышал ли кто из вас об открытии, более великом? Или вот: «Каждую осень, обычно после того как стукнет первый мороз, листья падают с деревьев» (там же, стр. двести одиннадцатая). Какая удивительная наблюдательность!

Вот салака паршивая! — донесся голос Яши. — Не успел приехать, уже начал…

Андрей и Никита на цыпочках поднялись по лестнице «и притаились за шторой. Комната была похожа на вокзал: разбросанные повсюду чемоданы, на полу скомканные газеты, рюкзаки. Приехало человек десять или двенадцать. Вася сидел на чемодане, Яша стоял рядом и возмущался:

Нет, ты скажи, Абрам, видел ли мир еще одного такого великовозрастного оболтуса, как этот Нечмирев? Ведь, кроме как трепаться языком, он ничего больше не умеет.

Андрей на секунду выглянул из-за шторы, но этого было достаточно, чтобы Вася, не глядя в их сторону, все же увидел и его, и Никиту. И он сразу же переменил тему.

Ладно, Яша, — сказал он. — Не будем говорить о присутствующих. Пока не приехали Андрей и Никита, я расскажу, как они прославились в нашем городе. Хотите?

Давай, Вася! — засмеялся Бобырев.

Ну вот, слушайте. В нашем городе каждый год отмечается так называемый праздник моря. Откуда эта традиция, я не знаю. Устраивают гулянья, катание на шлюпках, а вечером председатель горсовета устраивает ужин. Приглашают самых знатных и культурных людей. Конечно, председатель уже знал, что в отпуск приехали три летчика: я, Андрей и Никита. Всем нам сразу же прислали пригласительные билеты на ужин. Ну, надраили мы крабы и пуговицы, отутюжились и являемся. Все чин чином.

И вот садимся за стол. Я, человек знающий, шепчу своим тюленям: «Смотрите, водку наливать надо в рюмки, а не в бокалы, котлеты кромсать вилкой, ложку держать в правой руке». Подают осетрину с укропчиком, с зеленым лучком, с подливочкой, словом, пальчики оближешь. «Работай!» — шепчу я своей братве. Те сразу же по три куска каждый цап — и на тарелку. Люди молчат. И вдруг — миллион чертей! — смотрю, Андрей и Никита хватают ножи и кромсают осетрину. Ну, думаю, опозорились, идиоты! И меня опозорили! Ведь слюнявому мальчишке известно, что рыбу ножом не режут, Толкаю Андрея локтем, а он подмаргивает: порядок, мол, Вас я, этикет знаем. А напротив сидит капитан теплохода «Вечерняя звезда» и улыбается. А потом говорит; «Хочу, дорогие товарищи, рассказать вам случай из жизни. Плавал на Тихом