Клянусь!
И Никита шел в класс.
Однажды, позанимавшись часа полтора-два, он предложил Анне:
Пойдем погуляем на стадион. Отдохнуть что-то хочется.
Анна с удовольствием согласилась, и они, быстро собрав книги, вышли из учебного корпуса Стадион училища занимал огромную площадь. Здесь были прекрасное футбольное поле, волейбольная площадка, площадка для городошников, усыпанные мелким гравием беговые дорожки, турники, трапеции, кольца, качели, лестницы, души. Здесь курсанты устраивали состязания по бегу, прыжкам, гимнастическим упражнениям, здесь по зеленому полю во всех направлениях мчались «чертовы колеса» с вращающимися внутри них любителями этого вида спорта, здесь с самого раннего утра и до позднего вечера прыгали, фехтовали, занимались боксом. А вокруг стадиона, по узкой дорожке, метеорами проносились мотоциклисты, и моторы наполняли воздух запахом бензиновых паров.
Когда Никита с Анной пришли на стадион, они увидели такую картину: по беговой дорожке в майках и трусах бежали двое курсантов. Впереди легко, не оглядываясь, бежал высокий, с широкой грудью и сильными ногами футболиста, стройный парень, а за ним, «в кильватере», следовал низенький, грузный паренек. Он пыхтел, словно берущий подъем паровоз, и через каждые пять-шесть шагов, смахивая со лба пот, просил:
Не могу больше, Ваня, хоть убей, не могу. Дышать нечем!
Попробуй только выйти из круга, свинья жирная! — не оборачиваясь, бросал на ходу ведущий.
Пыхтение продолжалось, но через минуту толстяк снова начинал:
Шесть кругов прошли, Ваня. Не могу больше… Ваня молчал, продолжая легко бежать вперед. Вот они прошли еще один круг, и Никита с Анной услышали задыхающийся голос:
— Ты что, идиот длинный, хочешь, чтоб я сдох? Не буду бежать!
Будешь. — У ведущего голос был спокойный и уверенный. — Остановись только, я тебе сало быстро промассирую, поросенок паршивый!
Никита и Анна прошли через зеленое поле, пересекли беговую дорожку и сели на траву. Учебный корпус остался далеко позади и в сгустившихся сумерках был похож на большой корабль, стоящий на рейде. Словно из огромных иллюминаторов, из окон корпуса лился электрический свет. Над аэродромом дугой взлетела яркая ракета, разорвалась в зените, и тысячи искр полетели вниз. И сразу же послышался гул мотора. Сигнальные огни на крыльях самолета прочертили небо и скрылись вдали.
Хорошо! — вырвалось у Никиты.
Аня молчала, задумавшись. Тогда Никита осторожно положил руку на ее плечо и спросил:
Ты грустишь о чем-нибудь?
Нет, — она покачала головой и вдруг рассмеялась — Оська ищет меня каждый вечер…
Теперь молчал Никита. Ему было неприятно, что она заговорила об Оське. Значит, она думает о нем. Думает о нем, сидя рядом, чувствуя на своем плече его, Никиты, руку. Может быть, для нее он просто Никита, «хэллоу, Смит», а Оська — что-то большее, сердечное? И знает ли Оська, что она бывает с ним, Никитой, не только в классе на самоподготовке? «Может быть, спросить у нее обо всем? — подумал Никита. — И сказать, что я не хочу делить с Оськой ее дружбу… Но имею ли я право спрашивать об этом? Разве она давала мне какой-нибудь повод к тому, чтобы думать о чем-то большем, чем простая дружба?..»
Никита, — после долгого молчания проговорила Анна. — Мне хочется задать тебе один вопрос. Можно?
Конечно, Аня.
Скажи, ты давно знаешь Осипа?
Никита насторожился. «Вот оно в чем дело! — подумал он. — Значит, Оська остался верен своей тактике. Значит…»
Он рассказывал тебе обо мне?
Да.
И что?
Да вот я все думаю, думаю об этом…
Никита и потом, долгое время спустя, не мог объяснить себе, что заставило его так поступить. Он быстро встал, взял свои книги и резко сказал:
Ну, думай, думай, трын-трава!..
И ушел. Он слышал, как она вначале тихо, а потом громче позвала:
Никита! Никита!
Но он не остановился.
4
Никто так не страдал утром при подъеме, как Яша Райтман. Как только в комнате появлялся дневальный и кричал: «Подъем!» — весь отряд вскакивал с постелей и направлялся на утреннюю зарядку. И только один Яша Райтман, на тянув на голову одеяло, продолжал лежать. Брат стаскивал его с кровати за ноги, Яша кричал, ругался, проклинал на чем свет стоит и Абрама, и дневального и снова лез под одеяло.
Яша, мне стыдно за тебя, — говорил Абрам. — Ведь ты не ребенок. И ты носишь нашу фамилию — Райтман.
Иди к черту, Абрам, слышишь! — огрызался Яша. — Иди к черту со своей фамилией! Всё!
Никита уже несколько раз предупреждал Яшу, но на того это не действовало. Наконец Никита не выдержал. Еще в пятницу он сказал Яше:
В воскресенье обещаю увольнительную в город. Но смотри: если завтра опоздаешь на зарядку, не проси ни о чем.
Что вы, товарищ старшина! — воскликнул Яша. — С этим давно уже покончено. Скажи, Абрам, не правду ли я говорю?
Да, Яша говорит правду, — ухмыльнулся Абрам.
И вот — суббота. Еще не было сигнала к подъему, а Абрам уже тормошит брата:
Яша, вставай.
Иди к черту, Абрам, дай человеку поспать!
Яша, тебя же оставят без увольнительной, слышишь? Ты ведь завтра хотел пойти в город…
Плевать я хотел и на город, и на тебя. Всё!
Яша, ну я прошу тебя как родного брата…
Молчание.
Яша!
Яша стремительно садится, злыми, ненавидящими глазами смотрит на Абрама, кричит:
Ты… Ты черт, Абрам! Неврастеник! Салака! Слышишь, Абрам, кто ты? — кричит Яков и мгновенно падает на постель, натягивая на голову одеяло.
Зарядка кончилась, и когда отряд поднимается на второй этаж, с постели встает Яша. Никита подходит к нему, прикладывает руку к козырьку фуражки и официально объявляет:
Курсант Райтман! За систематические опоздания на физзарядку получите два наряда вне очереди!
Со стадиона доносятся судейские сигналы и вопли болельщиков: играет сборная училища со сборной города. Яша ясно представляет, что творится на трибунах.
Абрам, как одержимый, топочет ногами, Андрей Степной поминутно вскакивает со своего места, а старшина Никита Безденежный кричит: «Давай, Тима, давай по центру, трын-трава!»
…Да, быть дневальным в воскресенье, когда за целый день в жилом корпусе не появляется ни одной души, — это, конечно, хуже всяких других наказаний. И за что? Стоило только встать на две-три минуты раньше, и все было бы в порядке. Он смотрел бы футбольный матч, он ходил бы вечером в городском парке, он смеялся бы, веселился, был бы таким же счастливым человеком, как и все. А теперь…
Яша подошел к окну и взглянул на небо. С каким удовольствием он увидел бы сейчас на нем грозовые тучи, а на стекле первые капли начинающегося дождя. Ого! Всех этих болельщиков как ветром сдуло бы со
