Мы оба знали, что это невозможно. Самое большее, что позволило мне Главное управление, была ночная прогулка вокруг острова Борнхольм, но даже это было сделано с такой неохотой, будто речь шла о том, чтобы вырвать здоровый зуб.

В субботу вечером мы собрались на ферме. Казимир приехал в фургоне вместе с Антонсом Дурбой. Настал черед Антонса выходить в море. При таком малочисленном оперативном экипаже каждому приходилось уметь все, обеспечивая полную взаимозаменяемость. Больше не пили. С этого момента это был корабль трезвенников. Казимир принес омаров. Он искусно приготовил их под соусом – его коронное блюдо, в то время как Белла выполняла обязанности юнги – накрывала и украшала стол, носила посуду. Когда все поели, Белла убрала со стола, и я разложил морские карты под свисающей с потолка лампой.

Брандт рассчитывал на шесть дней. Оптимист. Из Кильской бухты “Маргаритка” выйдет в открытое море, обойдя Борнхольм со стороны Швеции. Дойдя до шведского острова Готланд, она встанет на рейд на южной оконечности в Сундре, заправится и пополнит запасы провизии. Во время стоянки к ней подойдут двое мужчин, один из которых спросит, нет ли у них сельди. Нужно им ответить: “Только в банках. В этих водах сельдь уже давно не водится”. В спокойной обстановке все эти обмены репликами казались настолько бессмысленными, что Антонса и Казимира одолел приступ нервного смеха. К компании присоединилась вернувшаяся из кухни Белла.

Затем один из мужчин попросится на борт, продолжал я. Это специалист. Я не сказал, что специалист по саботажу, поскольку у членов экипажа были смешанные чувства в отношении задания. Во время этой поездки его будут звать Володей. У него будет с собой кожаный портфель, а в кармане пальто – коричневая и белая пуговицы как доказательство его честных намерений. Если он не назовет своего имени, или у него не будет портфеля, или если он не предъявит пуговиц, его следует высадить на берег живым и невредимым, но сразу же возвратиться в Киль. На этот случай у них будет установленный радиосигнал. Никаких других сигналов они посылать не должны. На секунду воцарилось молчание, и я услышал шлепанье Беллиных босых ног по кирпичному полу: она притащила еще дров для камина.

От Готланда они должны держать курс на северо-восток через международные воды, сказал я, и следовать центральным курсом к Финской бухте, пока не пройдут остров Хогланд, где им придется подождать наступления темноты, а затем направиться к югу в Нарвскую бухту, рассчитав время таким образом, чтобы к полуночи выйти к намеченному пункту.

Я принес с собой крупномасштабные карты бухты и фотографии песчаного берега, разложил их на столе, и мужчины подошли, чтобы рассмотреть их с той стороны, где я находился. Пока они смотрели, что-то заставило меня поднять глаза, и я поймал взгляд Беллы, которая пристроилась, свернувшись калачиком, в углу комнаты, и в отблесках каминного огня было видно, что ее возбужденный взор устремлен на меня.

Я показал им точку на пляже, куда должен подойти “Зодиак”, и точку на мысе, откуда им следует ждать сигналов. У тех, кто сойдет на берег, будут очки с ультрафиолетовыми стеклами, сказал я, а у эстонской группы встречи будет ультрафиолетовая лампа. Невооруженным глазом ничего нельзя увидеть. После высадки пассажира с портфелем шлюпка должна будет подождать не более двух минут на случай возможной замены, а потом на полной скорости возвратиться на “Маргаритку”. Управлять шлюпкой должен всего один человек, который в случае необходимости на обратном пути сможет взять второго пассажира. Я перечислил пароли, которыми надо будет обменяться с группой встречи, и на этот раз никто не засмеялся. Я сообщил подробности подходов и места высадки. Полной луны не будет. Ожидалась пасмурная погода – во всяком случае, на это надеялись. Белла принесла чай и, расставляя кружки, небрежно задевала каждого из нас. Словно хотела передать свою сексуальность нашему делу. Дойдя до Брандта, все еще склонившегося над картой береговой полосы, она с серьезным видом погладила его широкую спину обеими руками, будто наполняя его своей молодой энергией.

Я вернулся к себе в квартиру в пять утра. О том, чтобы поспать, не было и мысли. Днем я ездил в фургоне с Брандтом и Беллой в Бланкензее. Антоне и Казимир весь день провели на лодке. Они были специально экипированы для поездки – в вязаных шапочках и непромокаемых комбинезонах. На палубе были развешаны для просушки спасательные жилеты оранжевого цвета. Попрощавшись по очереди с каждым за руку, я роздал им водонепроницаемые капсулы, содержащие таблетки с ядом, – чистый цианид. Начался мелкий осенний дождь: маленькая пристань была пуста. Брандт стал подниматься по сходням, но, когда Белла последовала было за ним, он остановил ее.

– Все, – сказал он ей. – Оставайся с Недом.

На ней было его старое пальто из шерстяной байки и шерстяная шапка с ушами, которая, как я подозреваю, была на ней, когда он ее спас. Он поцеловал ее, а она обняла его и стояла так, пока он ее не отстранил и не ушел на палубу, оставив ее возле меня. Антоне шагнул в машинное отделение, и мы услышали, как, чихнув, заработал двигатель. Брандт и Казимир отдали концы. Больше на нас никто не смотрел. Освободив причал, “Маргаритка” спокойно направилась к середине реки. Все трое мужчин стояли к нам спинами. Мы услышали вой корабельной сирены и следили за “Маргариткой”, пока она не скрылась за серой завесой мелкого дождя.

Как брошенные дети, мы с Беллой, взявшись за руки, пошли вверх по склону к припаркованному Брандтом фургону. Мы молчали. Нам не о чем было говорить. Я бросил последний взгляд назад, чтобы увидеть “Маргаритку”, но туман уже поглотил ее. Я посмотрел на Беллу – глаза ее необычайно блестели, дыхание участилось.

– С ним все будет в порядке, – успокоил я, выпуская ее руку, когда отпирал дверцу. – Они очень опытные. Он большой человек. – Даже по-немецки это звучало довольно глупо.

Она уселась в фургоне рядом со мной и снова завладела моей рукой. Каждый ее палец словно жил сам по себе под моей ладонью. Познакомься с ней поближе, настаивал Хейдон. В своем самом последнем сообщении я обещал ему, что попытаюсь.