Итак, и вторая стычка не принесла никакого результата. Словесные баталии велись в том же духе до перерыва на кофе, и когда его объявили, по-прежнему не было ни победителей, ни побежденных. Второй раунд закончился вничью, решил Гиллем. Он уныло раздумывал, сколько же их еще будет.
– Чем мы занимаемся? – спросил он Смайли, пользуясь тем, что в том гуле, который стоял в комнате, его никто не услышит. Эта бесконечная говорильня не приведет к исчезновению проблемы.
– Они должны соразмерить ее со своим пониманием, – объяснил Смайли, не вкладывая в слова ни критики, ни осуждения. Помимо этого, он, казалось, твердо решил ни во что не вмешиваться и по- восточному держаться в тени. Никакие попытки Гиллема пробудить его от этой спячки не имели успеха. Эндерби потребовал, чтобы принесли чистые пепельницы. Парламентский заместитель министра заявил, что они должны попытаться прийти к какому-то решению. – Подумайте только, во что наше сидение обходится налогоплательщикам, – гордо заявил он.
До обеда оставалось еще два часа.
Открывая третий раунд, Эндерби предложил обсудить щекотливый вопрос – нужно ли ставить правительство Гонконга в известность о данных разведки относительно Ко. С точки зрения Гиллема, это было очень хитрым ходом, поскольку представители теневого Министерства по делам колоний (как Эндерби называл своих доморощенных собратьев) по-прежнему считали, что кризиса нет и, следовательно, предупреждать никого не надо. Но честнейший Уилбрахем, не заметив подвоха, клюнул. Он сказал:
– Какие могут быть сомнения! Конечно, мы должны поставить Гонконг в известность! У них же самоуправление. У нас просто нет выбора.
– Оливер? – обратился Эндерби к Лейкону, приглашая его высказаться, со спокойствием человека, у которого на руках хорошие карты. Лейкон поднял голову, и было заметно, что ему не понравилось, что его заставляют говорить. – Оливер? – повторил Эндерби.
– Мне очень хотелось бы напомнить присутствующим, что этот вопрос поднят Смайли и дело происходит в Колонии, находящейся в ведении Уилбрахема. Мы должны дать им возможность самим решить, кто же из них прав, а кто ошибается, – отреагировал он, по-прежнему занимая выжидательную позицию и проявляя завидную решимость остаться на ней.
Что означало, что отвечать должен Смайли.
– Ну что же, если бы речь шла о том, чтобы информировать только губернатора и больше никого, то тут трудно было бы возражать, – сказал он. – То есть это в том случае, если это не было бы слишком сложно для него, – добавил он с сомнением, и Гиллем увидел, что «рыжик» снова рвется в бой.
– А с какой стати это будет слишком сложно для него? – Уилбрахем искренне удивился. – Опытный администратор, проницательный человек, умеющий разговаривать с людьми и добиваться поставленных целей. Он в чем угодно разберется и сориентируется. Почему это может быть слишком сложно для него?
На этот раз длинную паузу сделал Смайли.
– Разумеется, ему пришлось бы самому шифровать и расшифровывать отправляемые и получаемые телеграммы, – продолжал он задумчиво, словно забыв о том, где находится и кто вокруг, и размышляя, к каким последствиям это могло бы привести. – Само собой разумеется, мы не сможем разрешить ему посвятить кого-то из сотрудников в эту тайну. А это означает, что ему пришлось бы очень трудно (как, впрочем, и любому на его месте). Личные шифровальные книги – это не проблема: естественно, мы обеспечили бы его всем, чем нужно. При необходимости немного подучили бы шифровальному делу. Ну и, пожалуй, еще одно: губернатору придется выступать в роли провокатора в случае, если он будет приглашать Ко на приемы. Что, по всей вероятности, ему делать придется. Мы не можем позволить себе спугнуть подозреваемого сейчас, на этой стадии. Не вызовет ли это возражений у губернатора? Возможно, нет. Некоторые очень легко привыкают. – Он взглянул на Эндерби.
Уилбрахем уже протестовал:
– Но помилуй Бог, что вы говорите: если Ко – русский шпион, что мы по-прежнему отрицаем, и если губернатор пригласит его на ужин и совершенно ненароком, доверительно разговаривая с ним, нечаянно упомянет о чем-то, о чем не должен упоминать… нет, это чертовски несправедливо. Это могло бы стоить губернатору карьеры. Уж не говоря о том, какие последствия это могло бы иметь для Колонии! Ему о б я з а т е л ь н о нужно сказать!
Смайли, казалось, совсем засыпал.
– Ну конечно же, если за ним такое водится и можно ожидать от него таких оплошностей, – кротко проговорил он, – тогда, я думаю, тогда может возникнуть вопрос о том, что этому человеку, пожалуй, вообще нельзя доверять такую информацию.
В последовавшем ледяном молчании Эндерби снова ленивым движением вынул спичку изо рта.
– Да, Крис, – прокричал он Уилбрахему на другой конец стола, – было бы чертовски странно, если бы в Пекине в одно прекрасное утро проснулись и обнаружили, что губернатор Гонконга, личный представитель Королевы и прочая, прочая, прочая, которому подчиняются расквартированные здесь войска и так далее и тому подобное, никогда не забывал раз в месяц пригласить к своему столу шпиона, которого весьма высоко ценят в Москве. И даже наградил его за все его старания медалью. Что он на сегодняшний момент имеет? Он еще не получил дворянского титула?
– Орден Британской Империи, – ответил кто-то.
– Бедняга. Ну ничего, у него все еще впереди, я полагаю. Служа верой и правдой, он еще достигнет новых вершин. Как и все мы.
Кстати говоря, Эндерби уже получил дворянский титул, а вот Уилбрахем вместе с многими другими застрял где-то на полпути.
– Считаю аргументы неубедительными, – упрямо повторил Уилбрахем и положил свою волосатую руку на яркую папку перед собой.
За этим последовала общая дискуссия, которая показалась Гиллему этаким intermezzo (Перерывом ( и т.)), когда с молчаливого согласия всех присутствующих второстепенным участникам обсуждения была предоставлена возможность высказаться. Хаммер заявил, что хотел бы, чтобы здесь и сейчас было принято решение, что делать с полумиллионом долларов спецфонда Московского Центра, если каким-то образом эти деньги попадут в руки англичан.
– Не может быть и речи о том, чтобы Цирк использовал эти деньги для своих нужд, – предупредил он. – Ими может распоряжаться только Министерство финансов. Все ли это сознают?
– Да, это ясно, – ответил Смайли.
Гиллем начал различать, где проходит пропасть, разделяющая участников заседания. Одни из них признавали, хотя и без особой радости, что необходимость проведения расследования – это свершившийся факт, а другие продолжали вести арьергардные бои против проведения расследования. Хаммер, к удивлению Питера, казалось, смирился с его необходимостью.
Несколько взаимосвязанных, хотя и утомительных, вопросов о легальных и нелегальных резидентурах помогли страху перед «красной угрозой» пустить корни в умах присутствующих. Член парламента Лафф требовал, чтобы ему ясно и понятно объяснили разницу. Смайли терпеливо вещал:
– "Легальный", или резидент «под крышей», – сказал он, – это сотрудник разведки, живущий в той или иной стране под официальным или полуофициальным прикрытием, учитывая, насколько болезненно Пекин относится ко всему, связанному с Россией, Гонконгское правительство приняло решение ликвидировать все формы советского представительства в колонии – посольство, консульство, отделение ТАСС, коррпункт московского радио, коррпункт Агентства печати «Новости», представительство Аэрофлота, Интуриста и всех других организаций, которые представляли собой удобную «крышу», под которой традиционно работали легальные агенты. В результате любая деятельность советской разведки в Колонии могла проводиться только сетью нелегалов. Именно эти предпосылки определили направление поисков аналитической группы Цирка, пытавшейся установить новый маршрут перевода денег, – сказал он, стараясь не использовать профессиональный жаргон и не называть деньги «золотой жилой».
– Да, но тогда получается, что мы сами подтолкнули русских, – с удовлетворением подытожил Лафф. – Мы должны благодарить за это только самих себя. Мы наносим удар – они огрызаются и наносят ответный. Кого это удивит? Мы пытаемся решить проблему, созданную п р е д ы д у щ и м правительством. Это – не наших рук дело. Хотите заниматься «охотой на русских» – получайте то, что заслужили. Все естественно. Мы
