– Сэр, ну в этом матче, ну против Сент-Адамс?

– Не Адамс, а Гадамс, – отозвался другой умник. – Нет, правда, сэр, кто выиграл?

– Увы, они, сэр, – гаркнул Джим, – и, если бы вы смотрели игру, сэр, вы бы сейчас не спрашивали, сэр. – Он медленно поводил у них перед носом огромным кулачищем, изображая серию сокрушительных ударов, и аккуратно выпроводил их в медпункт Воспитательницы.

– Спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи, лягушата, – промурлыкал Джим и зашагал в другой конец коридора – в изолятор, из окон которого открывался вид на церковный двор с кладбищем. В изоляторе был погашен свет; вся обстановка и запах его внушали ему отвращение. Двенадцать ребят лежали в темноте и дремали после ужина в ожидании вечерних процедур.

– Кто там? – раздался чей-то сиплый голос, – Это Бегемот, – ответил ему другой. – Эй, Бегемот, кто выиграл, мы или Сент-Гадамс?

Звать Джима кличкой вообще-то было хамством, но в изоляторе мальчишки чувствовали себя освобожденными от условностей дисциплины.

– Бегемот? Какой еще, к черту, Бегемот? Не знаю такого. Меня не так зовут, – фыркнул Джим, протискиваясь между койками. – Убери этот фонарик, не положено. Ясное дело, черт возьми, к т о выиграл. Восемнадцать ноль в пользу Гадамс. – Окно здесь доставало почти до самого пола, а внизу, заслоняя его от мальчишек, стояла старая каминная решетка. – Слишком много суетились в защите, – пробормотал он, вглядываясь в глубину двора.

– Терпеть не могу регби, – сказал мальчик по имени Стивен.

Синий «форд» стоял в тени церкви, вплотную к вязам. С первого этажа машину не было бы видно, но и сказать, что она спрятана, было бы преувеличением. Джим застыл совершенно неподвижно, немного поодаль от окна, изучая «форд» на предмет определенных признаков, известных профессионалу. На улице быстро смеркалось, но у него было хорошее зрение, и он знал, что ему высматривать: аккуратно замаскированную антенну, второе зеркало для связного, обгоревший металл под выхлопной трубой. Почувствовав, как он напряжен, мальчишки начали дурачиться.

– Сэр, там что, кошечка какая-нибудь? Она хоть хорошенькая, а, сэр?

– Сэр, мы еще не горим?

– Сэр, а какие у нее ножки?

– Боже, сэр, только не говорите, что это мисс А а р о н с о н? – После этого все начали гоготать, потому что мисс Ааронсон была некрасивой старухой.

– Заткнитесь, – рявкнул Джим, не на шутку рассердившись. – Свиньи вы неблагодарные, заткнитесь сию минуту!

Где-то внизу Тэрсгуд делал перекличку старших школьников перед приготовлением уроков. Аберкромби? Здесь, сэр. Астор? Здесь, сэр. Блейкни?

Болен, сэр.

Продолжая наблюдать, Джим увидел, как дверца машины открылась и Джордж Смайли, одетый в тяжелое пальто, осторожно вылез наружу.

В коридоре раздались шаги Воспитательницы. Он слышал, как скрипят ее резиновые каблуки и погромыхивают термометры в ванночке.

– Мой славный Бегемот, что вы делаете в моем изоляторе? И закройте занавеску, несносный вы такой, не то целый выводок умрет у нас от воспаления легких. Уильям Мерридью, сядь-ка быстренько.

Смайли запирал дверцу машины на ключ. Он приехал один, и в руках у него ничего не было, даже портфеля.

– Там, в Гренвилле, уже ноют: где наш Бегемот и все такое.

– Иду-иду, уже ушел, – быстро ответил Джими, бросив напоследок отрывистое «Всем спокойной ночи», поплелся, сгорбленный, в спальню Гренвилл, где он обещал сегодня закончить читать рассказ Джона Бьюкена. Читая вслух, он заметил, что некоторые звуки даются ему с трудом, иногда чуть ли не застревают в горле. Он почувствовал, что весь взмок, ему показалось, что из раны снова начал сочиться гной, а к тому времени, когда он закончил, мышцы вокруг рта просто-таки задеревенели, и это вряд ли было только от долгого чтения вслух. Но все эти вещи не шли ни в какое сравнение с той яростью, которая начала закипать в нем, стоило ему только вырваться на свежий морозный воздух ночи. Стоя на заросшей террасе, он какое- то мгновение колебался, вглядываясь в сторону церкви. У него бы заняло минуты три, даже меньше, чтобы отклеить липкую ленту под скамейкой, вытащить оттуда пистолет и засунуть его за пояс с левой стороны, рукояткой внутрь…

Но инстинкт подсказал ему не делать этого, и он направился прямиком к своему фургону, фальшиво распевая «Эй, дили-дили» в полную силу своего грубого голоса.

Стены этого мотеля, очевидно, никогда не знали, что такое спокойная обстановка. Даже когда в движении машин, проезжавших по шоссе рядом, случались редкие перерывы, окна еще долго продолжали дребезжать. Дребезжали и зубные щетки в стакане, что стоят в ванной, а из-за боковых стен и с потолка доносилась музыка, глухой топот, обрывки разговоров и смех. Когда во двор въезжал очередной автомобиль, казалось, что дверца хлопает прямо в комнате и здесь же раздаются звуки шагов. Что касается обстановки, все предметы сочетались между собой по цвету. Желтые стулья сочетались С желтым тоном картин и желтоватым ковром. Махровое покрывало сочеталось с выкрашенными в оранжевый цвет дверьми и по причудливому совпадению с этикеткой на бутылке с водкой. Смайли тщательно все подготовил. Он заранее расставил стулья рядом с низеньким столом, на который водрузил бутылку, и сейчас, пока Джим усаживался, не сводя с него злобного взгляда, преспокойно извлек из крошечного холодильника тарелки с копченой лососиной и ломтиками черного хлеба, уже намазанными маслом. Его настроение, по контрасту с тем, что владело Джимом, было подчеркнуто бодрым, движения проворны и точны.

– Я подумал, что, по крайней мере, мы должны устроиться поудобнее, – сказал он с едва заметной улыбкой, деловито расставляя все на столе, – Когда ты должен появиться в школе? К какому-то определенному часу? – Не получив ответа, он сел. – Тебе нравится преподавать? Мне помнится, ты вроде бы уже работал учителем после войны, правда? Перед тем, как они тебя снова перетащили к себе? Это тоже была приготовительная школа? Я уже как-то подзабыл.

– Посмотри в мое досье, – рявкнул Джим. – Ты что, привел меня сюда в кошки-мышки играть, Джордж Смайли? Если ты все хотел узнать получше, надо было ознакомиться с моим досье.

Перегнувшись через стол, Смайли наполнил рюмки и передал одну из них Джиму.

– Ты имеешь в виду свое личное дело в Цирке?

– Спроси в Административном отделе. Или у Хозяина.

– Пожалуй, мне и в самом деле стоило это сделать, – нерешительно произнес Смайли. – Беда в том, что Хозяин умер, а меня вышвырнули задолго до того, как ты вернулся. Неужели никто не удосужился тебе это сказать, когда они забрали тебя домой?

В ответ на это лицо Джима немного смягчилось, и он медленно проделал один из тех жестов, что так забавляли тэрсгудских ребятишек.

– Боже мой, – пробормотал он, – так Хозяина, значит, больше нет. – И провел левой рукой снизу вверх – сначала по своим клыкообразным усам, а затем по волосам, словно побитым молью. – Бедный старый дьявол, – продолжал он. – От чего он умер, Джордж? Сердце? Сердце его доконало?

– Они что, даже это тебе не сказали, когда ты докладывал им после возвращения с задания?

При упоминании о том докладе Джим снова застыл, его взгляд опять стал злобным.

– Да, – ответил Смайли. – Из-за сердца.

– Кто занял его место?

Смайли рассмеялся:

– Боже праведный, Джим, о чем вы все там говорили в Саррате, если они не сообщили тебе даже этого?