Когда корабль улетел, на планете осталось девятьсот четыре человека. Чтобы умереть. Уже умерших это число включало.

Разговоров это событие не вызвало — что тут скажешь? Когда ты смертельно устал, больше хочется поесть, забраться в спальник и уснуть, чем болтать. Казалось, что отбытие корабля станет событием, но нет. Поселенцы все равно не могли увидеть его с поверхности. Задолго до дня отлета с борта по радио и внешсети сыпались проповеди о пути во благодать, летели увещевания — вы, оставшиеся на земле, вы все же ангелы, вернитесь к радости! Потом — лавина личных писем, мольбы, благословения, прощания — и корабль отлетел.

Еще долго с борта «Открытия» в Поселение поступали новости и вести — рождения и смерти, проповеди и молитвы, отчеты о единодушном восторге путников. Обратно, из Поселения на «Открытие», летели личные письма и те же научные отчеты, что регулярно отправлялись на Землю. Попытки диалога редко бывали успешны, и через пару лет это дело бросили.

Следуя статьям Конституции, поселенцы всю собранную ими информацию о планете посылали на Дичу всякий раз, как выдавалась передышка в непрестанных трудах. Организовали даже целый комитет, хранивший анналы Поселения и отправлявший их на родину. Иные добавляли к этим отчетам личные наблюдения, мысли, образы, стихи.

Достигал ли сигнал цели — никому было неведомо. Но что тут нового?

Антенны Поселения ловили и сигнал, предназначенный кораблю — ученые на Дичу еще не знали о преждевременном прибытии, и не узнают еще много лет, а потом еще годы будет лететь обратно их ответ. Передачи оставались все так же невнятны, почти всегда неуместны, и практически невозможны для понимания — так изменились и язык, и образ мысли. Что такое удержанное Э.О., и почему из-за него в Милаке начались бунты? Что такое технологии бытования? Почему так важно, что соотношение панкогенов — четыре к десяти?

В проблеме языковых сдвигов тоже не было ничего нового. Всю свою корабельную жизнь ты учил слова, не имеющие значения. Слова, лишенные смысла в этом мире. Такие, например — облако, ветер, дождь, погода. Выдумки поэта, объясняемые в кратких сносках к тексту, или имеющие краткое визуальное отображение в фильмах, краткое сенсорное отображение — в ВР. Слова из виртуальной реальности.

Но здесь, на планете, единственным бессмысленным словом, понятием без содержания, оказалось слово «виртуальный». Ничего виртуального здесь не было.

Облака накатывали с запада. Запад — вот еще один клочок реальности: направление — элемент реальности, жизненно важный в мире, где возможно заблудиться.

Из облаков определенного рода падал дождь, под дождем можно намокнуть; дул ветер, и становилось холодно; и все это продолжалось безостановочно, потому что это не программа — это погода. Она так и будет. А тебя — не будет, если у тебя не хватит ума убраться под крышу.

Хотя, наверное, на Земле об этом уже знают.

Огромные, высокие растения с толстыми стеблями — деревья — состояли в основном из редчайшего и очень ценного материала, называемого древесиной, из которого были сделаны некоторые инструменты и украшения наборту. (В одно слово: наборту). Деревянные предметы редко отправлялись в переработку, потому что были незаменимы; пластиковые копии имели совершенно иную фактуру. Здесь пластик был драгоценно-редок, а деревом полнились холмы и долины. При помощи архаичных, странных инструментов, выгруженных из трюмов на Склад, упавшие деревья можно было расчленять. (Было заново открыто значение слова «матапила», писавшегося в инструкциях как «мотопила»). Дерево целиком состояло из древесины — прекрасного строительного материала, пригодного одновременно для изготовления массы полезных вещиц. А еще дерево можно было поджигать, и вырабатывать тепло.

Станет ли новостью для землян это эпохальное открытие?

Огонь. Плазма у сопла паяльной лампы. Рабочая зона бунзеновской горелки.

Большинство колонистов видело огонь впервые в жизни. Они тянулись к нему. Не троньте! Но воздух уже становился холоден, полон туманов и ветров — погоды. Жар огня был так приятен. Лунь Дзё, наладивший первый в Поселении электрогенератор, собрал кучу кусочков древесины, навалил посреди своего платка, поджег и пригласил приятелей погреться. Очень скоро все повалили обратно из платка, кашляя и задыхаясь — оно и к лучшему, потому что пламени пластиткань понравилась не меньше древесины, и ало-желтые язычки пережевывали платок, пока от него не осталась только черная дымящаяся груда. Катастрофа. (Очередная). И все равно было смешно — как все выбегали из дымных клубов, роняя слезы и чихая!

Клуб. Дым. Тяжелые слова, до краев и с верхом набитые значением, нет — значениями. Знанием жизни и смерти — означая жизнь, означая смерть. В строках стихов не было, как оказалось, ничего виртуального —

Овес сорта 0–2 пророс, выглянул из почвы зелеными глазками, развесил (весна) на ветру сначала зеленые листочки, потом прекрасные тяжелые колоски, сначала тоже зеленые, потом желтые, потом урожай собрали, и зерно течет между твоих пальцев гладкими бусинами, опадая, оседая (осень) в груды драгоценной пищи.

Из передач с борта «Открытия» как-то разом пропали все личные или попросту осмысленные сообщения. Только повторялись снова и снова три записанных проповеди Кима Терри, проповеди Пателя Воблаге, проповеди различных архангелов и запись мужского хора.