по большей части слонялся без дела, проводя время в обществе молодых женщин-ткачих. У них были очень неплохие ткацкие станки, которые работали от солнечных батарей. Я сделал соответствующие эскизы для своей наставницы по Цеху Ткачей Парящей. Женщины были очень добры ко мне и настроены дружески. Терпеливый, правда, предупреждал меня, чтобы я не крутил любовь с жительницами иных стран, пока достаточно хорошо не узнаю их обычаи и представления о таком институте, как брак, и не познакомлюсь с местной контрацепцией, техникой секса и так далее. Так что я просто без конца флиртовал и целовался с девушками. Целовались они широко раскрытыми ртами, что несколько ошеломляет, особенно если не ожидаешь такого; поцелуй, надо сказать, довольно мокрый, но весьма сладострастный, что, при известных обстоятельствах, постоянно вводило меня в искушение.

Однажды Сапсан, вернувшись с одного из островов с изменившимся лицом, заявил:

– Нас провели как последних дураков, Терпеливый!

Терпеливый, как всегда молча, ждал продолжения.

Сапсан объяснил: в одном из городов на одном из самых северных островов он повстречался с моряками с тех кораблей, которые в последний раз привозили хлопок в Сед и отвезли в страну Хлопка наше вино, – это были те самые люди, которые тогда объясняли нам, что они всего-навсего моряки и ничего не знают о народе Хлопка и даже не говорят на их языке. На самом деле этот остров был их родным домом, так что здешний язык они знали точно так же, как и все остальные местные жители. Они действительно были моряками и занимались торговыми перевозками, но просто не хотели тогда попасть в беду, обсуждая с нами качество товаров или условия договора. Они также не сказали никому из местных ни слова, откуда у них такой запас наших сладких вин. Этот факт им казался особенно забавным, и они смеялись как сумасшедшие, по словам Сапсана. Они сказали ему, что тот человек, которого они выдали нам тогда за единственного представителя Хлопкового народа, как раз им-то и не был – это был просто бедный придурок, который явился из пустыни и прибился к ним; он вообще как следует не мог говорить ни на одном языке.

Терпеливый молчал довольно долго, и я уж решил, что он сердится, но потом он начал ужасно смеяться, и все мы тоже засмеялись. А Терпеливый сказал Сапсану:

– Узнай, пожалуйста, не отвезет ли нас та же самая команда назад на север морем!

Но я предложил отправиться домой посуху.

Через несколько дней мы вышли в путь. Нам потребовалось два месяца, чтобы пройти по восточному побережью Внутреннего Моря до Реквита; оттуда мы морем добрались до Татселотса, попав в ужасный шторм, однако наше обратное путешествие – уже совсем другая история, которую я, возможно, еще расскажу, но в другой раз.

После нашей экспедиции на юг больше никаких трудностей с Хлопковым народом не возникало, и они всегда посылали нам только самый лучший длинноволокнистый хлопок. В общем-то они вполне разумные люди, разве что у них дурацкая привычка повсюду прокладывать лабиринты из этих крошечных тропинок; и еще они почему-то стыдятся говорить о том, что с ними приключилась беда.

Неужели я сожгла все библиотеки Вавилона? Неужели именно я, своими руками, сделала это? Если они сгорят, то, значит, мы все и сожгли их. Но сейчас, когда я пишу это, книги не сожжены; они стоят на полках, а электронная память компьютеров полна различных сведений и воспоминаний, упакованных в крошечные биты. Ничто не утрачено, ничто не забыто.

Но, понимаете, даже если мы не сожжем эти книги, мы не сможем взять их с собой! Нас так много, что и без того наберется чересчур большое количество багажа. Чудовищное. Даже если мы будем продолжать производить по десять детей в секунду, чтобы захватить с собой в будущее груз Цивилизации, они все равно не смогут поднять его. Они ведь слабы, они постоянно умирают от голода, тропических заболеваний и просто от отчаяния, эти хилые жалкие ублюдки. Так что я всех их поубивала. Вы, возможно, уже заметили, что настоящая-то разница между нами и жителями Долины – величайшая разница! – на самом деле совсем проста: людей в Долине очень немного.

Неужели это я поубивала тех детей?

Послушайте, я честно пыталась дать им время. Но не могла же я дать им историю. Я не знаю, как это делается. Но время я им дать могла – это естественно. Я только и сделала, что открыла ту шкатулку, которую оставил мне Прометей. Я знала, что из этого выйдет! Я знаю о греках, приносящих дары! Я знаю о войне и чуме, о голоде и о всеобщей гибели, я действительно хорошо это знаю. Разве не дочь я того народа, который поработил и истребил население трех континентов? Разве не сестра я Адольфа Гитлера и Анны Франк? Разве я не гражданка того государства, которое первым развязало ядерную войну? Разве я не питалась отравой, разве не дышала ядовитым воздухом всю свою жизнь, подобно тем червям, что живут и размножаются только в дерьме? Неужели ты считаешь меня такой наивной, брат мой червь, Читатель мой, пребывающий со мною в тайном сговоре? Да, я знала, что там, в этой шкатулке, родственничек мой, оставшийся здесь. Но помни: я замужем за братом Прометея Эпитемеем, чье имя значит «Непредусмотрительность», и у меня имеются собственные идеи насчет того, что оказалось на самом дне шкатулки – под войнами, чумой, голодом, всеобщей гибелью и ядерной зимой. Прометей – Провидец, Даритель Огня, Великий Демиург и Цивилизатор – назвал это Надеждой. И я действительно надеюсь, что он был прав. Но я не стану возражать, если шкатулка окажется пустой – если там будет всего лишь немножко свободного места и немножко свободного времени, чтобы оглянуться, чтобы, конечно же, посмотреть вперед и чтобы осмотреться по сторонам.

Ах, только бы места хватило! Мне нужно много места, чтобы поместились все звери, птицы, рыбы, жуки, деревья, скалы, облака, ветер, гром. Мне нужно место для настоящей жизни.

А теперь – не спешите.

Ну что, где же огонь? Офицер, моя жена рожает на заднем сиденье! Ах, успокойтесь, сейчас не стоит заниматься подобными делами. Никакой спешки. Не торопитесь. Вот, возьмите, пожалуйста: я отдаю время вам. Теперь оно ваше.