подобно тому, что выше; и то, что выше, подобно тому, что ниже, для того, чтобы свершились чудеса Единой Вещи. И так же, как все вещи произошли от Единого, посредством Единого, так все вещи рожденные произошли от этой Единой Вещи, благодаря приспособлению (adaptatione).

Отец этого — Солнце, матерь этого — Луна; Ветер выносил это (illud, средний род, т. е. это не Единая Вещь, не Una Res, которая женского рода. — Е.Л.) в лоне своем; кормилица его — Земля. Здесь Отец всякого совершенства (telesmi) всего мира. Его сила целостна, если она была обращена в Землю.

Ты отделишь Землю от Огня, тонкое от плотного, — мягко, с великим тщанием. Восходит [Единая Вещь?] от Земли в Небо и вновь нисходит в Землю, и воспринимает силу (vim) высшего и низшего. Так ты обретешь славу всего мира. Потому убежит от тебя всякая тьма (obscuritas).

Это крепкая крепость всяческой крепости, ибо она победит всякую тонкую вещь и проникнет всякую вещь твердую. Так был сотворен мир. Отсюда произойдут приспособления удивительные, мера (modus) которых — здесь.

Поэтому я назван Гермесом Трисмегистом, владеющим тремя родами любомудрия (partes philosophiae) всего мира. Завершено то, что я сказал о действии (de operatione) Солнца».

Не вдаваясь в детали текстологии различных латинских списков «Изумрудной Скрижали» и в их сопоставление с переводами арабских вариантов (они явно представляют собой в основе один и тот же текст), отметим главное: речь и здесь, и в «Тайъи шэншуй» идет прежде всего о двух великих первоначалах бытия, обозначаемых как Верх и Низ, Небо и Земля, тонкое и плотное; в их взаимодействии и взаимодополняемости рождается мир, благодаря посредству всепроникающей божественной сущности, или энергии, или духа. Напрашивается вывод о родстве понятий Великого Единого в даосском тексте и Единой Вещи в «Скрижали»; однако последняя, по-видимому, представляет собой посредствующее звено, не предвечное, а рожденное в процессе миротворения: это скорее алхимическое Царственное Дитя сакрального брака Солнца и Луны. Изначальное же Великое Единое и в «Скрижали» названо Единым.

Примечательно, что еще до открытия Годяньских текстов, работая с известными тогда даосскими первоисточниками, глубочайший знаток восточных и западных эзотерических традиций Е. А. Торчинов, констатируя общность методологических установок китайской и западноевропейской алхимии, уверенно сблизил космогонический процесс развертывания Дао-Сокровенного (выделение в изначально едином хаосе Великого Предела двух форм проявления Инь и Ян, и т. д.) именно с «Изумрудной Скрижалью», где сказано: «И как все вещи вышли из Одного, вследствие размышления Одного, так всё было рождено из этой единственной вещи»^{337}. Теперь, когда выяснилось, что в космогонии первоначального даосизма Великое Единое предшествовало Дао-Пути, сходство космогонических парадигм в учении Лао-цзы и в «Изумрудной Скрижали» стало еще более определенным.

Означает ли это, что арабские алхимики, у которых впервые встречается известный ныне текст «Изумрудной Скрижали», а вслед за ними и европейские герметисты просто восприняли и впоследствии трансформировали даосский текст о «Великом Едином»? Или даосы, александрийские алхимики, харранские философы-сабии и западноевропейские адепты, порой действительно взаимодействуя и что-то заимствуя друг у друга, тем не менее были носителями единого тайноучения, восходящего к общим истокам, к Первоначальному Откровению? Скорее, верно последнее. Применительно к теме данной главы это, похоже, подтверждается анализом одного из самых сложных терминов новооткрытого трактата «Тайъи шэншуй».

Внимательный читатель, наверное, обратил внимание на то, что в «Тайъи шэншуй» один и тот же термин разными переводчиками истолкован внешне очень по-разному: Верх и Низ; боги Верха и Низа; Дух и Свет. Что стоит за этим?

В китайском оригинале здесь вводится в текст исключительно важное понятие — шэнь мин (shen ming). Понятие это многоуровневое; в качестве характеристики духовного состояния адепта оно истолковывается как просветленность духа; как осознание духовной ясности и т. п. В отдельности слово шэнь означает «янский», световой аспект духа, являющегося причиной жизни, а в макрокосме — Небо, воздействующее на Землю. Мин — это просветление, озарение, яркость, свет, светоносность, а также распознавание, восприятие, прозрение. Шэнь мин — это небесная яркость; «простирая лучи вниз, на молчаливое море, из которого оно произошло, Небо распространяет свое влияние на Землю»^{338} . Так что в «Тайъи шэншуй» это действительно можно истолковать и как Верх и Низ, и как Дух и Свет, — в их космогоническом и космологическом взаимодействии.

И еще один аспект присутствует в «Скрижали» Годяньских дощечек, не очевидный в переводах, но исключительный важный для глобальных кросс-культурных сопоставлений (вполне уместных применительно к тексту такого уровня). Это аспект полярного символизма. Он свойствен даосизму в целом (о чем говорилось и на страницах этой книги), но в «Тайъи шэншуй» он характеризует исходный образ. Тайъи — Великое Единое, Высочайшее Единство — один из главных даосских богов, Творец Вселенной, олицетворяющий ее единство, имеет свой престол в символическом Центре Мира, в приполярном созвездии Бэйду, Северный Ковш (Большая Медведица). В результате вращения этого созвездия вокруг Небесного Полюса изначальная животворная энергия ци распространяется по Вселенной, одухотворяя все ее пространственные сферы и поддерживая круговорот времени.

Именно этот полярный Творец, согласно «Тайъи шэншуй», стоит у истоков мироздания; именно он порождает изначальные Воды, без которых не было бы ничего, что стало быть. В «Изумрудной Скрижали» герметизма этот полярный образ отсутствует, если следовать буквально тому ее тексту, который дошел до нас. Однако он находит убедительнейшие аналогии в греко-египетском герметизме в целом — в том своде источников, преимущественно первых веков н. э., подчас фрагментарных и разрозненных, который получил несколько условное и не совсем точное название «Греческие магические папирусы» (Papyri Graecae Magicae). Основная часть этого удивительного Корпуса, включающего в себя и возвышенную гимническую поэзию, и молитвы богам, и описания ритуальных практик, была опубликована Карлом Прайзенданцем еще в 1928–1931 гг., но доныне не исследована и не оценена должным образом.

Так вот, в этом Корпусе есть молитвенные обращения к Аркте, Большой Медведице, но не просто как к одному из множества астральных божеств (и тем более не как к превращенной в медведицу, а затем в созвездие нимфе Каллисто поздней греческой мифологии), а как к Величайшей Богине, к миросозидательнице. «Призываю тебя, величайшую силу, ту, которая в Аркте, Господом Богом предназначенную, чтобы сильной рукою вращать священный Полюс…» Эта «арктическая сила — всесозидающа» (??????? ??????? ????? ???????)^{339}. Вероятно, перед нами — отголоски древнего культа Великой Богини, матриархальный субстрат, сохранившийся в недрах патриархальных религий, господствовавших в Восточном Средиземноморье полтора — два тысячелетия назад. Можно предположить палеоевропейское, либо древнеанатолийское происхождение этого субстрата, его связь с так называемым аркадийским (пеласгийским) герметизмом.

Однако даосские параллели открывают гораздо более широкий простор для исследования этих мотивов. Надо сказать, что серьезные исследователи греко-египетского, арабского и европейского герметизма уже давно высказывали в этом отношении почти провидческие предположения. Юлиус Руска в 1926 г., размышляя об истоках учения, изложенного в «Изумрудной Скрижали», писал, что искать их следует в северо-восточном по отношению к Египту направлении. Причем первоисточник, по его выводам, — не христианский, не мусульманский и не персидский; может быть, харранский, или «халдейский» (месопотамский), или гностический? Возможно, спрашивает Руска, концепция «Изумрудной Скрижали» «развивалась и вне гностических учений о Спасении, — как чисто натурфилософское оформление мистерий истории миротворения? Могло ли такое развитие (…) иметь место в Персии? Или, если мы исключаем Персию в узком смысле слова, нам следует подумать о великих культурных оазисах в области рек Окса и Яксарта — о Мерве и Балхе, или же о Хиве, Бухаре и Самарканде, этих великих городах, где с древности происходил обмен материальными и духовными ценностями между Западом и Востоком и где удивительно долго сохранялись греческие традиции?»^{340}

Комментируя это высказывание полвека спустя, Джозеф Нидэм подчеркивал, что Руска, таким Образом, говорит о Бактрии, Согдиане и сопредельных территориях, то есть о Центральной Азии, где несторианское христианство, манихейство и буддизм встречались с исконными религиями Китая. Дж. Нидэм даже воспроизвел в своем многотомном исследовании китайской цивилизации (где только алхимии