империю, едва варвар-любовник поманил вас пальцем?

Дара Дашери и его воины ахнули. Западные ласы, в отличие от большинства варварских народов, считали блуд между мужчинами делом весьма гнусным, и бегство двоих юношей мигом представилось воинам рода Дашери в новом свете.

– Ты лжешь, поганая тварь, – закричал Идасси, – и я вобью твою ложь тебе в глотку!

С этими словами Идасси поднял лук и выстрелил, – однако стоявший рядом с Даттамом послушник заслонил того щитом, – стрела вонзилась в щит, одна и вторая. Идасси закричал:

– Вперед! Это всего лишь дебелые монахи, изнеженные, как каплуны! Прорвемся!

Варвары поскакали к мосту, конь Идасси летел первым. «Сейчас я поквитаюсь с тобой, проклятый колдун!» – подумал Идасси.

И тут под копытами варварских коней как бы разверзлась бездна, и в этой бездне Идасси увидел ярусы мира и отблески подземного огня, в котором жарят предателей и ростовщиков. Кони встали на дыбы.

Над Висячим Мостом вырос гигантский желтый клинок, и перерубил мост так же легко, как Идасси перерубил бы глиняное чучело, – балки и цепи полетели вверх, словно комья грязи, из ущелья рванули огненные молнии, и скала справа от варваров покачнулась и рассыпалась, словно это была не скала, а кучка гусиного пуха. А было ли то колдовство Даттама или знания его храма – кто уж тут разберет?

Идасси, вместе с конем, подняло и швырнуло, как пушинку. Мир на мгновение потемнел, – а когда Идасси вскочил на ноги, он увидел, что почти все люди Дара Дашери мертвы или ранены, и только несколько отставших теснятся в ужасе от ущелья. Остатки моста свисали с обеих его концов, как лапша свисает со стенки котелка.

Среди отставших был и государь – он, конечно, вовсе не бросился в атаку, но Идасси на мгновение заметил боль в его глазах, и по тому, как государь прижимал к груди правую руку, Идасси догадался, что его друг ранен. А еще, оглянувшись, Идасси заметил у поворота тропы стройную колонну закованных в кожу и железо всадников и понял, что их наконец настигла погоня, посланная государыней Касией.

Тут что-то блеснуло в воздухе. Идасси отскочил в сторону, – и секира, брошенная Даттамом, вонзилась в скалу в то самое место, возле которого Идасси стоял, отскочила и упала бы на землю, если б Идасси не поймал ее за рукоять. Тут же Идасси кинул секиру обратно. Он целил в Даттама, но промахнулся, – покатое, как край луны, лезвие секиры ударило между глаз коню колдуна. Удар был такой силы, что прорубил железный налобник, конь Даттама всхрапнул и стал падать, но раньше, чем он свалился на землю, Даттам спрыгнул с седла и выхватил из-за спины меч.

Идасси покрепче перехватил в руке подаренный ему государыней меч и шагнул к колдуну.

– Вот мы и встретились с мечами в руках, колдун, – сказал Идасси, – как нам помешали в дворцовом саду, и, клянусь, на этот раз ты не обманешь меня своим раздвоенным языком!

Даттам молча бросился на Идасси, и мечи обоих противников скрестились в воздухе.

Даттам был отменным бойцом, – он дрался в восстаниях и войнах, на равнинах и в горах, на земле ойкумены и за краем мира. И хотя последние несколько лет он жил в основном в столице, меняя любовников обоего пола и колдуя над зельями и уравнениями, он ежедневно упражнялся с мечом и обливался холодной водой, и он не утерял своей страшной силы, доставившей ему победу в стольких поединках.

Идасси, с мечом в правой руке и коротким кинжалом в левой, едва выдерживал его натиск. Он был оглушен взрывом, руки его были исцарапаны острой каменной крошкой, на которую его бросила взрывная волна, и вдобавок на нем не было доспехов, – малейшая оплошность могла стать для него роковой. Спустя короткое время Идасси понял, что ему и думать нечего атаковать Даттама, – все его силы уходили на то, чтобы отражать удары огромного меча, приспособленного как для правой руки, так и для левой.

Он даже не имел мгновения оглянуться и посмотреть, что делает государь – попался ли он погоне или догадался в общей суматохе броситься в ущелье и плыть на тот берег. В одиночку государь, конечно, не выжил бы, спрыгнув с такой высоты в горную реку, но если бы он доверился коню, конь бы мог его спасти. Конь этот был специальный, разбойничий, разумный. Этого коня учили прыгать с высоких скал и не ржать в засадах, когда скрываешься от погони, он бегал быстрее зайца и ловчее гепарда, и он мог преодолеть ущелье даже без Висячего Моста и принести своего нового хозяина к замку рода Дашери, – если бы только хозяин не струсил.

Даттам наконец прижал Идасси к самой скале. Взмах, – и клинок Даттама прочертил огненную полосу на камне, там, где только что была голова Идасси. Еще один взмах, – и меч Даттама сбил ветку куста с застрявшими в ее развилках кусочками глины и камня от взрыва, а Идасси перепрыгнул через куст и вновь остался жив. Даттам нанес рубящий удар сверху вниз, – его чуть утяжеленный на конце клинок был выкован именно для этих ударов, – но Идасси успел отразить его мечом и, коротко размахнувшись левой рукой, ударил Даттама в горло кинжалом. Колдун подставил руку, кинжал лишь неглубоко вонзился в налокотник, и новый рывок руки Даттама едва не выворотил кинжал из пальцев Идасси.

Поединок продолжался уже немало времени, и Идасси, к радости своей, почувствовал, что его грозный противник начинает уставать. Взмахи меча становились все медленней, кольчуга, от которой колдун явно отвык, сковывала его движения, и под теплым войлоком, устилавшим ее изнутри, с Даттама градом катился пот. Юноша-варвар, наоборот, все больше приходил в себя, жара не мешала Идасси так, как закованному в доспехи Даттаму, и теперь уже молодой король теснил своего противника к краю ущелья.

В бешенстве Даттам потерял осторожность и, вскрикнув, поднял меч обеими руками. Первый его удар Идасси отбил; колдун раскрылся, и Идасси увидел, как бы со стороны, сверкающий взмах своего клинка и гнущиеся от удара кольца Даттамовой кольчуги. Однако кольца выдержали. Идасси снова поднял меч.

И тут Идасси почувствовал, как откуда-то сзади его левый бок разрывает острая сталь. В первую секунду растерянность была даже сильнее боли, – Идасси и думать не мог, что в их поединок вмешается кто-то еще. Среди варваров правила поединков блюлись строго, и не один король или барон, знавший, что его войско разбежится от такой подлости, предпочитал погибнуть в поединке и передать своих воинов своему сыну, нежели обесчестить род, дав оруженосцу или товарищу знак зарубить противника.

Но Даттаму не было дела до правил честного поединка. Он хрипло рассмеялся и опустил меч, – и в следующее мгновение, собрав все силы, Идасси нанес последний удар, в тот же левый бок, где только что побывало лезвие. На этот раз ослабевший металл не выдержал. Идасси увидел сыплющиеся вниз кольца Даттамовой кольчуги и свой клинок, скользящий в окрасившемся кровью войлоке.

Даттам упал на колени. Новый удар, опять сзади, швырнул Идасси лицом в каменную крошку. Идасси еще успел приподняться и услышать хриплый шепот Даттама, обращенный к подбежавшему монаху:

– Убей его! Или он погубит весь храм!

А потом тяжелый сапог с узором из листьев аканта, – такие сапоги носили «парчовые куртки», ступил на песок рядом с Идасси, и чьи-то руки грубо выдернули из спины меч, – и тут Идасси потерял сознание.

Идасси очнулся не скоро, а очнувшись, увидел, что лежит на белой постели в небольшой комнатке с железной решеткой на окне. Идасси удивился, что у комнатки тростниковые стены, но потом по мерному покачиванию пола понял, что его везут на лодке. Он попробовал руки, – руки его были скованы, и цепь уходила к большому железному кольцу в стене, а другая цепь обнимала его поперек туловища.

Он лежал на животе, а не на спине, ибо именно в спину были нанесены погубившие его удары, и Идасси подумал, что, когда он в скором времени предстанет перед богами и предками, ему будет трудновато объяснить, с чего это хороший воин был ранен в такое непотребное место, как спина. Идасси вспомнил, что воины с ранами на груди отправляются на небо, где едят и пьют в свое удовольствие и тискают небесных дев, а воины с ранами на спине и старухи отправляются в этакое замерзшее болото, расположенное далеко на севере, и он с беспокойством подумал, что как бы его по неразборчивости не определили в это болото.

Как мы уже сказали, государь Инан в этой стычке почти не пострадал – ему только слегка оцарапало руку. Парчовые куртки набросились на него, скрутили и уволокли. В столицу его привезли через десять дней, и он не мог сказать, чтобы с ним обращались много хуже, чем всегда. Его отвели в один из дворцовых павильонов и приставили к дверям стражу, и не успел государь прийти в себя от путешествия, как дверь комнаты распахнулась, и вошла государыня Касия.

Государыня Касия остановилась перед сыном и заговорила:

– Ну, и кто же вам помог бежать и откуда вы раздобыли подорожные?